По прозвищу Святой. Книга первая
Шрифт:
— Угощайся, — предложил.
— Не откажусь.
Максим присел к столу, откусил, пожевал. Свежий пахучий сладкий мёд был настолько вкусен, что, казалось, ничего вкуснее в жизни и быть не может.
— Молочка? — осведомился дядька Аким, улыбаясь. — Свеженького, а? Утром доил.
— Угу, — кивнул Максим.
Аким налил молока из стоявшего здесь же на столе кувшина, присел напротив.
— М-мм… волшебно, — сообщил Максим, запивая мёд холодным молоком. — Вы волшебник, дядя Аким.
— Волшебник у нас ты, — сказал пасечник. — А я
— Да какой же я волшебник. Так, учусь.
— Где учился, хотелось бы мне знать? Ты подошёл — я не услышал. А у меня слух, как у собаки, хоть я и старый уже. Да и рассказывают о тебе всякое разное, во что и поверить-то трудно. Мол, двигаться так умеешь, что куда там зверю. Тут исчез — там появился. Видишь в темноте, словно кот. Ну и прочее в том же духе.
— Брешут люди, — сказал Максим. — Кое-что умею, это правда, но ничего сверх того, что смог бы каждый человек.
— Каждый да не каждый, — покачал головой пасечник. — Я в молодости, до революции ещё, женьшень собирал в Приамурье. Золотишко мыл по ручьям… Но то так, понемногу, на табачок, выпивку да бабам на булавки. В Китай ходил, как к себе домой. Так вот, знавал одного китайца, вместе промышляли. Он тоже умел, как ты. Птицу мухоловку знаешь?
— Ну.
— Маленькая, быстрая. Однажды при мне на лету её поймал. Рука так быстро двигалась, что, казалось, исчезала в воздухе. Р-раз, и птица в кулаке.
— И что он с ней сделал?
— Ничего. Поднёс к уху, шепнул что-то по-китайски и отпустил. Это я к чему? Он рассказывал, что учился много лет в каком-то китайском монастыре. Специальные упражнения делал, постился, дзен постигал. Слыхал, что такое дзен?
— Слыхал, — кивнул Максим.
— Вот то-то и удивительно, — сказал пасечник. — Никто не слыхал, а ты слыхал.
— Ты же слыхал, дядька Аким, — улыбнулся Максим.
— Так то я. Я много чего слыхал и видал. Жизнь длинная… Ладно. Ты чего пришёл-то?
— Дело есть, дядя Аким. По моим сведениям к тебе не сегодня завтра заявится Тарас Гайдук со своими хлопцами. Знаешь такого?
— Кто ж не знает… Тот ещё гад. Ублюдок мельниковский.
— Явится и потребует показать, где партизаны.
— О как, — глубокомысленно произнёс пасечник. — Ну да, верно, к кому же ещё ему идти… Интересно, какая курва проболталась? Хотя, тут и болтать не надо. Кто больше всех по лесам местным шляется? Знамо кто, пасечник вуйко Аким. Был раньше ещё лесник Трофим, несколько охотников, да все на фронте сейчас.
— Всё так. Догадываешься, что нужно сделать или рассказать?
— Тут и гадать нечего, Коля. Скажи, куда их отвести, я отведу. Шаг в шаг.
— Прямо к нам и отведи. Как нас вёл, помнишь? Сразу за болотом и через овраг. В овраге мы их и встретим. Только вот что, дядя Аким. Не геройствуй, ладно? Как услышишь первый выстрел, так сразу ложись. В ту же секунду, понял меня?
— Да понял, понял, чай не дурак. Когда, говоришь, Тараска должен заявиться?
— Может быть, уже сегодня. В самом крайнем случае —
завтра.— А ты как узнаешь, что я их повёл?
— То моя забота, не думай об этом.
— Как скажешь.
Николай оказался прав. Не прошло и двух часов после его визита, как раздался шум моторов, и к пасеке подъехали три разномастных грузовика. Из открытых кузовов на землю посыпались вооружённые советскими трехлинейками хлопцы с вещмешками за плечами. Сотня, не меньше. Кое у кого висели на груди автоматы, а у двоих хозяин пасеки, наблюдая за незваными гостями со двора, заметил даже ручные пулемёты. Он не особо разбирался в современном стрелковом оружии, но понял, что и пулемёты советские. Николай об этом тоже предупреждал — мол, немцы вооружат мельниковцев советским трофейным оружием.
Выше среднего роста, чуть сутулый широкоплечий мельниковец с густым русым чубом выбивающимся из-под козырька плотно надвинутой кепки, поправил ремень, которым был перетянут поверх телогрейки (ишь, и не жарко ему, подумал Аким), перебросил на грудь автомат, отдал короткую команду и в сопровождении, похожего на бабу толстобёдрого и румяного мельниковца, направился к дому.
Пасечник ждал. Сидел за чистым пустым столом, курил самокрутку.
Незваные гости вошли.
— Ты вуйко Аким? — спросил сутуловатый, подойдя к Акиму.
— Ну я. А ты кто?
— Здорово.
— И тебе не хворать.
— Я — Тарас Гайдук. Слыхал о таком?
— Слыхал, как не слыхать. А это кто с тобой?
— Помощник мой, Богдан. Дiло до тебе е, вуйко Акiм. Допоможешь? [1]
— Дивлячись, яке дiло. Мiст треба пiдiрвати? [2]
— Якiй мiст? Жартуешь, вуйко? [3]
— Жартую, хлопче, жартую. Так шо за дiло? [4]
— Партiзани менi потрiбни. Говорят, ти знаешь, де вони. [5]
— Хм… — Аким глубокомысленно пыхнул табачным дымом, поднял глаза к небу.
— Може, i знаю, — уронил.
— Вiдведешь? [6]
— Хм… То грошi коштуе.[7]
— Скiльки?
— Двадцать пьять тысяч рублiв.
— Пьятнадцать.
— Двадцать.
— Домовились. Коли вiдведешь? [8]
— Да хоть зараз. Тiльки половину грошей поперед. [9]
— Добре.
Тарас вытащил из внутреннего кармана пачку денег, отсчитал десять тысяч, положил на стол:
— Тримай. Решта, коли дiло зробим.[10]
Вышли через двадцать минут. Пасечник Аким только переоделся, переобулся, взял дорожный мешок и крепкую палку.
Хлопцы Тараса вытянулись за ним в змею-колонну, но не растягивались, держались довольно плотно.
Шли ходко. Заметно было, что все хлопцы в лесу не впервые. Опять же, молодость и сила — это молодость и сила. Что такое для крепкого молодого человека двадцать километров по лесу? Ерунда. Даже с оружием.
Когда дошли до охотничьей заимки, Аким устроил привал.
Подошёл Тарас.
— Ну шо?
Аким объяснил, что до лагеря партизан остаётся около десяти километров.
— Години двi ходу? [11] — спросил мальниковец.