По прозвищу Святой. Книга первая

— Разрешите доложить, господин штандартенфюрер, — осмелел Йегер, почуяв, что начальство остывает, — кое-что нам ужеизвестно.

— А именно?

— Если верить словам унтершарфюрера Клауса Ланге, во всём виноват какой-то молодой еврей, бывший среди ликвидируемых. Это он выхватил пистолет, который оказался у него сзади под пиджаком, и открыл огонь. Шесть выстрелов — шесть трупов. Причём, как рассказывает Ланге, всё произошло так быстро, что он даже не успел вытащить свой пистолет. Буквально за какую-то секунду. Он говорит, что человек так не может. Но этот еврей смог.

— У страха глаза большие, так, кажется, говорят русские?

— Не слышал, господин штандартенфюрер.

— Так, так. Ваш Ланге просто обосрался от страха, и ему померещилось невесть что. Шесть трупов за секунду… Вы уверены, что он вам нужен, Ланге этот? Я бы отправил его на фронт, в штрафбат. Там ему самое место. Как вообще еврей с оружием смог оказаться в группе ликвидируемых? Откуда он его взял, этот пистолет?

— Полностью с вами согласен, господин штандартенфюрер. Однако Ланге единственный, кто может с уверенностью узнать этого еврея в лицо.

— Хм. Это верная мысль. Что ж, Йегер, действуйте. Найдите мне этого еврея. Мне не жалко свиней-украинцев, они слишком много о себе мнят. Ничего, скоро мы объясним, где их настоящее место… — он задумался, вскинул голову. — Так о чём я? Да. Еврея найдите. Живого или мёртвого. Но лучше живого. Если он обладает хотя бы долей той ловкости, о которой вы рассказываете, то может нам пригодиться. Всё, свободны.

Георг Дитер Йегер вышел от начальства, сделал один звонок, уселся в служебный «опель».

— В Лугины, — скомандовал шофёру.

Машина тронулась. Йегер закурил, размышляя. Этот непонятный еврей, сам того не подозревая, бросил ему вызов. Двадцативосьмилетний Йегер никогда не отступал. Любую цель в своей жизни, будь-то очередная ступень в карьере, сложное задание или даже красивую желанную женщину он воспринимал так, как хороший охотник воспринимает свою жертву. Это было в его характере, и даже фамилия, которая, собственно, и означала «охотник» говорила о том же самом.

Самолюбие Йегера было уязвлено. Требовалось восстановить статус-кво.

Итак, еврей. Наглый, молодой, сильный. Даже, пожалуй, слишком сильный для еврея. Хотя, почему бы еврею не быть сильным?

Йегер вспомнил венгерского борца Кароя Карпати (он же Карой Кёльнер), двукратного чемпиона Европы и чемпиона Олимпийских игр тридцать шестого года в Берлине. Одно время Георг и сам увлекался вольной борьбой и восхищался этим евреем и его «взрывной» манерой борьбы. Карпати умел обмануть соперника, заставить его поверить, что победа близка, а затем одним мощным рывком припечатать к ковру.

Но Карпати — олимпийский чемпион, а этот еврей, кто таков? Что ж выясним.

Сто с небольшим километров, разделяющие Житомир и Лугины «опель» начальника полиции 62-й пехотной дивизии преодолел меньше, чем за два часа. Дорога была рокадной, фронт лежал восточней (там иногда погромыхивало, словно ворочалась гроза, но Йегер знал, что это не гроза), а потому на дороге было относительно свободно.

Конечно, русские дороги не шли ни в какое сравнение с германскими автобанами — ровными, как стрела, широкими, гладкими. В Германии он покрыл бы это расстояние за час. Здесь пришлось трястись почти два.

Стрелковая рота сто восемьдесят третьего пехотного полка, шестьдесят второй стрелковой дивизии под командованием капитана Оскара Хубера располагалась примерно в двух километрах от Лугин, на территории бывшей советской воинской части. Это было весьма удобно. Здесь имелись кирпичные казармы, электричество, телефонная связь и пресная вода — в колодцах и трёх небольших прудах, идущих цепочкой один за другим.

Шофёр остановил машину возле штаба — двухэтажного здания из тёмного кирпича.

— Можешь размять ноги и покурить, — разрешил Йегер и вышел из машины.

Часовой на посту у входа в штаб при виде целого штурмбанфюрера, вытянулся по стойке «смирно» и вскинул правую руку:

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер, — ответил Йегер, вошёл в здание и взбежал по ступеням на второй этаж.

Командир роты Оскар Хубер, которого Йегер предупредил о своём прибытии по телефону ещё из Житомира, был на месте.

Они обменялись приветствиями, сели друг напротив друга за столом, на котором, как отметил про себя Йегер, царил образцовый порядок.

— Слушаю вас, господин штурмбанфюрер, — сказал капитан. Тон его был вежлив, но без подобострастия. Это понравилось Йегеру.

— Без чинов, капитан. Просто Георг.

— Тогда я — просто Оскар, — улыбнулсякапитан. На вид они были ровесниками. Правда, капитан был выше ростом, и, в отличие от Йегера, мог похвастаться отчётливым шрамом, рассекающим верхнюю губу. Шрам придавал ещё больше мужественности его и без того мужественному лицу.

— Тогда, может быть, по рюмке коньяка, Георг? Время почти обеденное. У меня и салями имеется.

— А давай, — махнул рукой Георг. — Он по опыту знал, что нет лучшего способа вызвать доверие, чем выпить с человеком по рюмке хорошего коньяка. Или даже по две.

Из древнего советского обшарпанно сейфа капитан извлёк бутылку французского коньяка, тарелку, небольшую разделочную доску, салями и две рюмки. Быстро нарезал салями, разлил коньяк.

— Прозит.

— Прозит.

Выпили, закусили салями. Закурили.

— Так что привело тебя в эту дыру, Георг? — осведомился капитан.

— Ищу одного человека, — ответил Йегер. — Твои люди могли его видеть…

Через пять минут в кабинет явились двое солдат — стрелок и ефрейтор, доложились по форме.

— Вольно, — скомандовал капитан. — Винц и Ганс. Помнится, вы докладывали мне о еврее, которого встретили во время патрулирования восемнадцатого августа?

— Так точно, господин капитан, — щёлкнул каблуками ефрейтор.

— Вольно, Винц, расслабься. Расскажите об этом господину штурмбанфюреру.

— Что именно рассказать?

— Всё, что сможете вспомнить, — сказал Йегер. — Где вы его встретили, когда, как выглядит, во что был одет. Любые подробности.

Ефрейтор пару секунд подумал, хмуря брови.