По следам исчезнувших
Шрифт:
Она стояла к нему спиной, но почувствовала, как он шагнул к ней, и резко шагнула в сторону, одновременно оборачиваясь и выставляя перед собой нож.
– Эй-эй! – Стас испуганно вскинул руки, как будто пытаясь удержать ее на расстоянии. – Ты что творишь?
– Не подходи ко мне, – процедила Маша. – Отойди!
– Ладно-ладно, – Стас послушно отступил на пару шагов.
Она снова шагнула вбок, потом еще несколько раз, стараясь обойти его по кругу, поменять их положения в пространстве и оказаться ближе к выходу.
– Мне кажется, ты сейчас подумала что-то не то, – убежденно заявил Стас, глядя ей в глаза.
– Неужели?
– Ты все не так поняла, – он сокрушенно покачал головой, – я никого не убивал! Я не тот, кем ты меня считаешь…
Выражение его лица вдруг изменилось, став по-настоящему встревоженным. Его взгляд сфокусировался на чем-то позади нее, Стас шагнул Маше навстречу, но она тут же осадила его, махнув ножом:
– Стой, где стоишь!
– Маша, сзади!
Она лишь сделала еще один шаг, пятясь к двери. Сто раз видела в кино эту уловку: сейчас она обернется, потеряв бдительность, а он кинется на нее и заберет нож.
Эта мысль – последнее, что успело промелькнуть в ее голове прежде, чем на затылок опустилось что-то твердое и тяжелое, выбивая из-под ног землю и гася сознание.
Прежде чем отключиться, Маша услышала, как Стас выкрикнул ее имя, а следом чуть ли не у самого ее уха громыхнул выстрел.
Глава 21
Время от времени Маша выплывала из бездны беспамятства и осознавала, что ее куда-то тащат. Чувствовала, как сильные руки держат ее под мышками, как волочатся по полу ноги. Там, где ее тащили, даже было скудное освещение, но взгляд не успевал ни на чем сфокусироваться, прежде чем она снова проваливалась в забытье. Это походило на сон во время тяжелой болезни, когда ты силишься проснуться, но все равно не можешь.
В один момент она как будто даже смогла рассмотреть лицо тащившего ее человека. Но увиденное до того не вязалось с реальностью, что Маша приняла это за галлюцинацию.
Когда же она полностью пришла в себя, по крайней мере, достаточно уверенно ощутила собственное тело, вокруг оказалось так темно, что почудилось, будто ее похоронили заживо. Ощущение усиливали спертый воздух и едва ощутимый запах земли. Но стоило Маше испугаться и вскочить на ноги, как она поняла, что не может лежать в гробу, раз вокруг так много пространства: выставленные в стороны руки так и не коснулись ни стен, ни потолка.
– Эй? – неуверенно позвала она, боясь сделать шаг. – Здесь есть кто-нибудь? Эй!
– Очнулась? – донесся до нее глухой голос.
Женский, смутно знакомый, он словно бы шел из-за стены. Или из-за плотно закрытой двери. Маша все же рискнула и двинулась в ту сторону, откуда он звучал, и вскоре ее руки нащупали стену. Та была гладкой, твердой и холодной.
– Кто это? – спросила Маша. – Где вы?
Из-за стены послышался тоненький смех, который она сразу узнала. Примерно такой же они все слышали на записи Милы. Он звучал так, словно смеялся ребенок, девочка, но прежде точно говорила взрослая женщина. Их здесь двое?
– Лучше бы спросила, где
находишься ты, – ответил тонкий девичий голосок. И следом снова продолжил взрослый женский: – Впрочем, до этого мы еще дойдем. Неужели ты не узнаешь меня, Маша? Впрочем, я не удивлена. Ты со своей высокомерной заносчивостью никогда не обращала внимания на людей вроде меня. Мы так… бегали вокруг, суетились, работали за не слишком большие деньги и строчку в титрах, которые никто не читает. Даже не смотрит.Чем больше женщина говорила, тем более знакомо звучал ее голос. В памяти всплыло лицо, которое Маша успела увидеть, на мгновение придя в себя, пока ее тащили в неизвестном направлении. Соединившись с голосом, расплывчатый образ обрел имя.
– Кира? Кира Мельник? Ты жива?!
За стеной ненадолго воцарилось молчание, после чего растерявший нарочитую веселость голос мрачно подтвердил:
– Жива. В отличие от остальных.
Сердце забилось быстрее, и Маша в волнении спросила:
– Но… Где ты была все это время? Почему не вернулась? Почему не рассказала, что здесь произошло? Ты…
Она осеклась, снова услышав тонкий детский смех. А заговорил женский голос:
– Ты все-таки такая тупая, Мария Лапина! Все это время я жила здесь, в лагере. Где еще я могла быть? Мне больше некуда возвращаться. Сначала я думала, что это временно, но потом… Мне здесь понравилось, знаешь? И оказалось, что я не зря здесь задержалась. Оказалось, все это время я ждала вас. Тебя.
– Что?
То ли Маша действительно оказалась слишком тупой, то ли от удара, временно отправившего ее в нокаут, у нее случилось сотрясение мозга и теперь тот отказывался работать, но она действительно ничего не понимала. Почему Кире пришлось поселиться здесь? Да и где – здесь? В той запертой комнате? Это она там жила? Но почему? И почему она говорит, что ждала ее?
– Я не хотела убивать остальных. Та бестолковая девчонка вполне могла стать единственной… Просто она увидела меня, и я уже не могла оставить ее в живых. А потом я сразу пошла к тебе. Я собиралась убить только тебя. Думаю, после этого остальные просто уехали бы… Ты уже спала и не могла доставить мне проблем.
Машу обдало холодом. Она вспомнила, как в первую ночь она услышала возвращение Милы и притворилась спящей, чтобы та не заметила ее слез. Но, получается, Мила к тому моменту уже была мертва, значит…
– Это ты приходила тогда в нашу комнату? – срывающимся голосом уточнила Маша. – Чтобы убить меня? Но почему?
– Да, это была я. Я стояла над тобой и держала нож, а ты так мирно сопела… Я подумала: какая несправедливость! Ты ведь просто сдохнешь и даже не поймешь этого! И тогда я решила сделать так, чтобы ты не просто прочувствовала весь ужас приближающегося конца, но еще и поняла, что все остальные погибли из-за тебя. И, конечно, ты должна была узнать, за что умрешь.
– И за что же? – с трудом выдавила из себя Маша, проглотив вставший посреди горла ком. – За что?!
Кира помолчала, тяжко вздохнула.
– Ты всегда была его недостойна. Как он вообще женился на такой, как ты? У него была масса вариантов, а он почему-то выбрал мужика в юбке! Впрочем, я тебя и в юбке-то никогда не видела. Я, конечно, тоже ему не подходила, но он был так добр ко мне. Кажется, я ему все-таки нравилась… Но он держал дистанцию. Понимал, что я не Смолина, я с ним по углам обжиматься не стану, а тебя он бросить не мог. Он слишком чтил святость брака…