По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Ну, ты!..— заорал Шукаев.

— Кто он? — спросила Зулета.

— Как твоя рана? Зачем ты пришла?

— Я ничего. Я пришла помочь.

— Парамон Будулаев,— сказал Жунид.— Правая рука бывшего цыганского вайды Феофана третьего. Отменный бан­дит и вор. Сидел по делу карабаира.

— Не лайся, начальник. Обзываться будешь, ничего нескажу. Развяжи руки-то. Чай, не убегу.

— Хорош будешь и так.

Послышался гул мотора «газика», выехавшего из-за угла, и улицу пронзили яркие фары.

— Сюда,— замахал Жунид руками.

«Газик» затормозил возле них. Вышел Арсен.

— Что случилось, Жунид Халидович? — Сугуров бросил встревоженный взгляд на Шукаева.— Вы не ранены? Прости­те... Здравствуйте, Зулета Хасановна!

— Здравствуй, Арсен.

— Это Будулаев,— сказал Жунид.— Забирай его в сан­часть. Пусть его перевяжут и положат в изолятор. Как сле­дует охранять. Допрос — утром...— он посмотрел,на часы.— Собственно, это уже будет часа через три.

— Он стрелял в вас? — подойдя ближе к цыгану, кото­рый теперь полулежал, опираясь плечом о забор.— Мне поз­вонил какой-то человек...

— Если бы он умел делать это лучше, Зулеты Хасановны не было бы сегодня с нами,— с ненавистью глядя на Парамона, ответил Шукаев и осторожно достал из кармана обернутый носовым платком пистолет.— На, возьми. Пере­дай в экспертизу немедленно. Действуй.

Будулаева они втроем посадили в машину, помогал ус­певший вернуться железнодорожник.

— Я тебя провожу еще раз,— просительно сказал Жу­нид, когда увезли Будулаева.— И вообще... Я до утра побу­ду возле твоей квартиры. Может быть, он был не один. Я не могу допустить, чтобы...

— Ничего подобного,— беря его под руку, очень тихо сказала она.— Ты пойдешь со мной и выпьешь свой чай..

Жунид молчал. Он прижимал к себе ее теплую руку, а мысли его беспорядочно прыгали, и он даже не знал, огор­чаться ему или радоваться, что так случилось.

Они шли медленно, он чувствовал ее дыхание, з.нал, что она тоже взволнована, но не знал точно, чему приписать это — неожиданному покушению, или тому, что он так от­чаянно, повинуясь неодолимому искушению, поцеловал ее. Он вспомнил сейчас, что она не сделала ни рассерженных глаз, ни протестующего жеста, она (или ему показалось?) облег­ченно и благодарно вздохнула и услала его.

До самых дверей ее квартиры они больше не сказали друг Другу ни слова. Зулета открыла дверь. Он вошел следом.

— Садись... я сейчас разогрею чай.

Он повиновался, увидел свою фуражку, лежавшую на тумбочке под зеркалом, и подумал, что у него есть путь к отступлению: еще не поздно сказать, что он вернулся толь­ко за фуражкой и сейчас уйдет, потому что уже больше двух часов ночи, и он лучше побудет в подъезде на всякий слу­чай, если все-таки стреляли в нее и Будулаев был не один.

Но он остался.

Разливая чай, Зулета снова стала хозяйкой положения, во всяком случае, ему показалось, что она совершенно спо­койна.

— Попробуй моего варенья,— сказала она, пододвигая к нему розетку.— Заурчик его очень любит...

Если бы он получше знал женщин и был немного более самонадеян, он сразу понял бы, что Заур, спящий в своей кроватке, для нее сейчас — якорь спасения от себя самой, от него, ее бывшего мужа, близость которого лишала ее ду­шевного равновесия и уверенности в себе, потому что она больше всего на свете хотела вернуть его, но не на день, не на два, а на всю жизнь. И скажи ей кто-нибудь сейчас, что их отношения могут вылиться в обычную банальную cbhjl, она бы с гневом отвергла такую возможность, как бы ни был он ей дорог.

Но Жунид не был ни сердцеедом, ни самовлюбленным павлином, уверенным в собственной неотразимости. Он ни­чего не понял и хмуро прихлебывал чай.

Пока он его выпил, он сто раз призывал себя встать, попрощаться и уйти, но не уходил и все больше мрачнел.

Они оба не вспоминали и не заговаривали о том, что ~олько что произошло, потому что не это было главным и важным. Обменивались ничего не значащими фразами и снова замолкали.

Не допив, Зулета порывисто встала и ушла на кухню. Выждав некоторое время, он надел фуражку и поплелся за ней. Теперь он твердо знал, что уходит. Проходя мимо кух­ни, хотел сказать: «до свиданья», но, увидев ее, замер в две­рях.

Зулета сидела на табуретке, уронив голову на кухонный столик и беззвучно плакала.

— Зули! — он бросился к ней.

Она не удивилась, не стала прятать залитого слезами лица.

— Скажи... только правду: зачем ты поцеловал меня? Просто так?

— Да нет же, черт подери! — по привычке ругнулся он, притягивая ее к себе.— Я люблю тебя, понимаешь? Я не могу без тебя! Я давно хочу просить тебя вернуться, но боюсь! Если и теперь я тебя потеряю...

Он не договорил. Зулета прильнула к нему, дрожа и плача, и он услыхал ее прерывающийся счастливый шепот:

— Я ждала... я ждала этого все годы... все время...

Он осторожно взял ее голову и повернул лицом к свету.

— Поцелуй меня еще...— скорее догадался по движению ее губ, чем услышал он.

— Я снова нашел тебя, Зулета,— сказал он, медля.

— Целуй же...

20. ЧТО МОЖНО УСПЕТЬ ЗА ПЯТЬ ЧАСОВ БЕССОННОЙ НОЧИ

Розовое утро майора Шукаева. Как полезно иногда за­глядывать в энциклопедию. Парамон Будулаев понимает свое положение. Воровская субординация. Где Буеверов? Вадим Акимович тоже не терял времени даром. Кое-ка­кие уточнения. Абдул Маремкулов гордится собой.

От Зулеты Шукаев вышел в шестом часу утра.

Рассвело. Горный ветерок разогнал тучи над городом — дождь так и не собрался. Было еще свежо, но солнце, под­нимавшееся из-за хребта, опять обещало ясный и жаркий день.

Жунид вообще любил утро в летнее время года. Начало нового дня. Как бы день ни сложился потом, утром все, ка­залось, сулило удачу и радость — первые солнечные блики на окнах, ранние шаги прохожих, спешивших на работу, ве­селая зелень отдохнувших от вчерашнего зноя деревьев, до­бродушная перебранка дворников, подметавших еще пустын­ные улицы.

А сегодня, хоть он и не ложился всю эту ночь, напол­ненную событиями, важными уже не для него одного, но и для Зулеты, потому что они решили отныне быть вместе,— сегодня чувство утренней бодрости и радостного ожидания, буквально распирало его, вызывая беспричинную для непос­вященных улыбку.

Он шел и улыбался. Все было теперь просто и легко достижимо. И его не пугало, что до одиннадцати (до отхода поезда, который повезет его и Сугурова в Дербент) — все­го-навсего пять часов. Он успеет сделать все необходимое.