По следам легенды

Смотрят печально на переселенцев Олекса и Юлиус, видят, как плачут дети, сутулятся старики. Здесь же стоит слепой музыкант со своей внучкой Маричкой. Гомон привокзальной площади перекрывают печальные звуки скрипки, и звучит песня:

Верховние, свiте милий,

Рiдна моя мати,

Чому твоi дiти ходять

По свiту блукати?

Чому ходять, блукаючи,

Доленьки шукають?

А пройдисвiти, злодюги

Тебе обкрадають...

– Тысячи людей покидают наш край, - сказал Олекса Фучику, - уезжают в неизвестность. Бегут отсюда от голодной смерти, чтоб встретиться с нею за океаном...

– Мне переселенцы напоминают израненных, измотанных журавлей, которые отбились от своего ключа, - задумчиво проговорил Юлиус.

– Как в "Фата моргана" у Коцюбинского: словно калеки-журавли... И такие же несчастные... Здесь, наверное, и мои земляки есть.
– Олекса всматривался в привокзальную площадь, выхватывая из этого человеческого муравейника лица людей, сцены разлуки.

– Вуйко!
– окликнул он пожилого гуцула у ближайшей подводы - тот слезно и тяжело прощался с лошадью.
– Где люди из Ясиней?

– Та-ам, - гуцул указал на край площади.

Переселенцев было много. Вербовщики специально собирали большие партии, чтобы расходы на дальнюю дорогу были меньшими.

– Эгей, Ясиня!
– выкрикнул Олекса во всю свою молодую силу.

– Здесь!
– откликнулись издали.

Олекса и Фучик шли в толпе, и обступали их со всех сторон нищета, отчаяние, безысходность. Наконец нашли переселенцев из Ясиней, и Олекса обнялся с односельчанами. Здесь были и совсем молодые люди, его сверстники. Они обступили земляка.

– Это мой друг, журналист из Праги, - представил Олекса Юлиуса Фучика.

– Что, пан журналист любопытствует, как люди нищету на беду меняют? спросил молодой переселенец в кептаре*, перетянутом широким кожаным поясом - чересом.

_______________

* К е п т а р ь - гуцульская, верхняя одежда.

– Товарищ Фучик пишет по правде, - строго сказал Олекса.

– Раз тебе он товарищ, то и нам не чужой человек.
– Взгляды у переселенцев стали более доброжелательными.

Все собрались в круг, ждали, что еще скажет Олекса, который был, как и они, с гор.

– Зачем уезжаете, люди добрые? На кого горы наши покидаете?
– спросил Олекса.

Площадь и все, кто был на ней, слушали печальную песню:

Верховине, свiте милий,

Рiдна моя мати,

Чому твоi дiти ходять

По свiту блукати...

– Горы наши, - продолжал Олекса, - хоть и из камня, но живые, им силы нужны, чтобы стоять вечно! Без людей они поседеют, рухнут, осядут в землю...

– Правильно говоришь, Олексо, - ответили ему, - только что делать?

– У меня убогий шмат земли за долги забрали...

– У меня хату в казну отписали..

– Мои детки у порога хаты голодную смерть встретили...

– Да знаю я, что не от сытости за моря-океаны бежите... Только что найдете вы на чужбине? В Америке хорошо тем, у кого капитал имеется, доллары. Там этому богу молятся. А вы своих богов везете, - указал Олекса на иконы.
– Тяжко будет богам нашим древним, русинским, из чужих углов на вашу беду смотреть!

– То правда, Олексо!
– зашептались переселенцы.
– Только что делать? Здесь конец известный. А там - вдруг повезет...

– сказал пожилой лесоруб.

Олекса и Юлиус попрощались с переселенцами, пошли к вокзалу. За ними, словно тень, брел сквозь толпу человек, одетый в одежду явно с чужого плеча.

– Кажется, нас провожают?
– заметил его Юлиус.

– Бис с ним, - засмеялся Олекса.
– А вот их, - он указал на табор переселенцев, - жалко, ох как жалко!

– Придет время, - твердо сказал Юлиус, - и иной станет этот край, эта земля. Для того живем!

– Для того живем...
– повторил Олекса.

По перрону вокзала быстро шла, почти бежала девушка с цветами.

– Еле успела!
– перевела она дыхание.
– Это вам, товарищ Фучик, протянула она цветы Юлиусу.

– Познакомься, Юлек, - представил ее Олекса.
– Сирена тоже журналистка, работает в нашей партийной газете.

– Значит, Сирена...
– весело заулыбался Фучик.
– А мою жену зовут Густой!
– Юлиус вскочил на ступеньки вагона.

Поезд тронулся, и Юлиус взмахнул рукой на прощание:

– Скоро снова приеду!

"Наши враги знают, что наша нынешняя борьба - это

начало их гибели..."

Начальник полиции просматривал донесения агентов в пухлой папке. Взял одно из них, отчеркнул красным карандашом... "Юлиус Фучик"... Нажал на кнопку звонка.

– Позови Будяка, - приказал вошедшему офицеру.

Будяк, бравый хлопец, тот, что "провожал" на вокзале Олексу и Фучика, появился немедленно.

– Твое сочинение?
– показал ему бумагу начальник полиции.

– Так точно, господин полковник, - подтвердил Будяк.

– Где сейчас Фучик?

– Отбыл в Прагу вечерним поездом, - доложил Будяк.

– Кто провожал?

– Этот новый редактор "Трудящейся молодежи" и дивчина из "Карпатской правды". Ну и мы, как положено... в стороне постояли, - ухмыльнулся Будяк.
– Провели пана коммунистического публициста с почетом...

– Чего он к нам приезжал?

– Не установили.

– Остолопы!
– Полковник быстро выходил из себя.
– Навели справки о новом редакторе комсомольской газеты?

– Так точно, - тянул Будяк.
– Партийная кличка - товарищ Олекса. Родом из Ясиней. Старший брат коммунист. Олекса закончил горожанскую школу в своем селе, потом торговую в Мукачеве. Выезжал года на три в Европу, чтобы, значит, коммерцией заниматься.

– Чем-чем?
– удивился полковник.
– Да ты еще глупее, чем я думал! Уехал в Европу, торговал неизвестно чем и с кем, а вернулся красным журналистом и редактором газеты...

– Про то не подумали, - растерялся Будяк.

– Так думайте, для того вас кормим и выпить даем. Теперь вот что: взять этого "товарища" Олексу под постоянный надзор, пусть наши люди по пятам за ним ходят, в спину ему дышат. И прятаться им особенно не надо, мы - власть здесь, имеем право. Ясно?

– Куда ж яснее, - ощерился в улыбке Будяк.
– Чтоб испугался, значит...