По следам мистера Волка
Шрифт:
— Крыша, это последнее, что меня волнует сейчас. Пусть твоё беспокойство о таких вещах и… — задумывается он, — умиляет. Но никаких денег за посещение замка я брать не стану! — меняется его тон.
Всё же упрямство даёт о себе знать.
Герберт останавливается резко и… тяжело вздохнув, вновь садится в кресло.
— Крышу починим с денег Кроули, — неожиданно для самого себя сдаётся граф. — Где он там, кстати? Я посоветовал ему скрыться от тебя, и с тех пор не видел его. А хорошо бы знать, через пару часов, как бы так сказать, — трёт он глаза, — лучше вам со мной не сталкиваться, в общем.
—
Она садится на подлокотник кресла. Тоненькая, маленькая, грязная и потная от возни с дровами, пахнущая кровью, с синяками под слезшим слоем крема…
Садится и даже не задумывается об этом.
Просто так удобнее.
И Герберт, поглядывая на неё, улыбается.
— Ага, — тянет он, а в глазах пляшут то ли злые, то ли весёлые искры, — серебряная. Вот будешь своё жалование откладывать, глядишь и купишь для меня такую. Ну, или, — бросает он острый взгляд на дыру в потолке, — братец твой у волковеда украдёт. Как вам идея?
— Пёс, — огрызается Курт.
— Тише ты, хочешь, чтобы твой поклонник услышал? — шипит Элис, без удивления запрокидывая голову.
— Он твой поклонник, не бреши… И этому… стражу ты понравилась! Ох он отчебучил! Мне… меня развлекло.
Герберт на их разговор не обращает внимания. Мысли заняты предстоящим полнолунием.
По закону все оборотни обязаны в этот вечер собраться на специальном участке загородом, где поблизости не должно быть ни одного человека и жилого дома.
Оставаться в городе в такую ночь — преступление.
Однако ехать туда, провоцируя своим присутствием и в человеческом облике скалящих на него зубы волков, Герберт не намерен!
Если возникнут вопросы, скажет, что припозднился немного и они все обернулись прежде, чем смогли заметить его и запомнить… Другого выхода Герберт не видел.
— Если без цепи… Значит, вы поедите с остальными? Собрать вам еды в дорогу?
Голос Элис выводит его из раздумий и граф качает головой.
— Нет, я не еду. Но в случае чего ты подтвердишь, что к полнолунию я покинул замок, сказав, что буду с остальными.
***Подвал оказался сырым и холодным настолько, что даже в эту ночь у Герберта до боли леденеют руки. Он сидит в старом, потёртом кресле посреди помещения, запрокинув голову на спинку и скрестив вытянутые ноги.
Вокруг настоящий склад старых вещей, которых по тем или иным причинам всё ещё не выбросили. Подвал этот раньше был вполне себе пригоден для жилья. Вроде как дед Герберта однажды даже поселил сюда кого-то из прислуги. Теперь же это место напоминало погреб, в который медленно проваливается часть замка (правда, Герберт надеется, что это не так).
Элис долго сомневалась, безопасным будет ли просто запереть графа там на навесной замок. Граф же долго сомневался, не сдаст ли она его сразу же властям, как только замок этот защёлкнется на двери. Ведь пришлось признаться, что этой ночью перекинется он вряд ли. А значит, Герберт действительно бродил где-то в облике волка, когда произошло убийство.
Насчёт Курта же он не тревожился — тот сам в бегах, вряд ли будет рисковать и высовываться.
А Кроули так и не показался из своей комнаты, видимо, обдумывая неосторожные слова о… Ну, да, практически о женитьбе.
От
этой мысли на губах графа появляется недобрая ухмылка. Нет уж, Элис отдавать он не намерен! Тем более такому, как этот чокнутый Кроули, и плевать на его состояние!Возможно, Герберт и правда не хочет, чтобы она выходила замуж… Принимать в замке ещё кого-то, для него невыносимо.
Если дело, конечно, только в этом…
Он цокает языком и крепко зажмуривается, раздражаясь, что думает о таких вещах в такой неподходящий для этого момент.
Кости ломит, мысли превращаются в вязкий кисель. Граф поднимается и начинает ходить по подвалу, каждым шагом своим поднимая с пола клубы пыли, что мерцают в отблесках свечей, расставленных по углам и на полках.
— Надеюсь, я и правда не перекинусь, — шепчет он сам себе, чувствуя, как опасно начинают мерцать глаза.
Больше всего ему не хочется и правда кому-нибудь навредить.
***
— Прислуживаешь тут убийце, значит… — шипит Курт.
Он вместе с Элис сидит на втором этаже и пьёт ароматный горячий чай. Она отказывается топить все комнаты, кроме той, где спит Оуэн и Кроули, так что приходится кутаться в тряпье и спасаться если не горячительным, то горячим.
— Не знаю… — шепчет Элис, — похоже на то. Он обращался в ту ночь. Это наверняка было не специально. Он сходит с ума?
— Все здесь чокнутые!
Она кивает, вспоминая про причуды Кроули.
— Когда его поймают, если я пройду испытательный срок, то откажусь от жалованья… Придётся экономить и найти подработку, чтобы держать замок в порядке.
Курт передёргивается.
— Заладила! Это не наш дом, Элис!
— Теперь наш, и ты ничего с этим не сделаешь! Разве тебя не тянет… оберегать? Ухаживать? Избавляться от плесени!
Курту не даёт ответить стук в дверь и голос Бернарда Хизара.
— Сдашь его? — ухмыляется он. — Быстрее дело будет, не дойдёт до того, что у него отберут замок. А что будет с тобой, когда он станет каким-нибудь зданием совета или жалоб?
— Не знаю, — пугается Элис и срывается вниз, чтобы открыть помощнику главы стражей дверь. Он оказывается на пороге один, на этот раз без напарника. Угрюмый и сосредоточенный, с оружием в руках, что в эту ночь является вполне нормальным.
— Доброго времени, — здоровается он, поглядывая за плечо Элис, будто ожидая обязательно там кого-нибудь заметить. — Я с проверкой, как и положено. Гра… Эм, мистер Оуэн уже уехал? — Да, конечно… — отвечает Элис. — А вы хорошо сделали, что зашли! Надо уволить того парня, который заходил сюда. Он оскорбил меня! Я, конечно, не леди, но приличная девушка! Бернард хмурится ещё сильнее и достаёт из кармана блокнот.
— Кто, как оскорбил, когда? Я разберусь.
***Пока Элис в подробностях пересказывает Бернанду недавнее происшествие с искренним возмущением, забалтывая его, Курт лежит на полу и подслушивает.
На нём женская пижама (штаны — очень смело!), усыпанная розовыми цветочками и дырками. Собственная одежда не в лучшем состоянии сушится на чердаке. Из-за холода и сырости сохнет всё медленно.
Скоро Курту понадобятся плащ и кожаные сапоги. Но не сейчас.
Он тихо-тихо, чтобы успокоить желание крикнуть, какой страж болван, напевает старый, детский стишок: