По следам мистера Волка

— И даже дело тебя не интересует? Хоть есть предположение, кто убийца?

— Оуэн, — зевает страж. — Никто в этом городе больше на такое не способен.

Ричард поднимается, решая оставить племянника и дальше разлагаться на диване.

— Или нет, — добавляет Людарик. — Но это точно связано с ним.

***

Ричард Даймон привлекает внимание Герберта больше всех прочих. Ещё при первой их встрече Герберт ощутил некую неприязнь, отличимую от той, которую испытывают к нему остальные жители их города. И теперь он убедился в этом.

Сложно объяснить, почему, но даже сидя за столом граф ощущает не то, что напряжение, окутавшее их с градоначальником, а сдержанную его, вежливую, можно даже сказать, враждебность по отношение к Герберту.

Да и проходя мимо он краем уха услышал, как тот роняет сидящему рядом Бернарду нечто колкое и, судя по выражению его лица, остроумное про «бывшего графа».

И Герберту стоило многих усилий, чтобы не показать вида, что до волчьего уха слова эти долетели. Надо ведь быть человеком, всё, что сверх нормы для людей, сейчас должно быть опущено. И граф старается изо всех сил, даже умудряется поддержать милую беседу с одной из знатных дам, которая осмелилась откликнуться на его приглашение и надушилась чем-то напоминающим розмарин, который не все волки переносят хорошо наряду с некоторыми другими травами. Впрочем, возможно, поэтому она и надушилась этим…

Также он сумел сдержать раздражение, когда Кроули принялся описывать свою любовь к его замку и начал нести чушь, забывшись, размахивая вилкой с наколотым на неё куском мяса:

— … волки ведь, что фейри! Только фейри, они, как отдельный вид жизни, а оборотни, они не как волки, которые звери, а как люди, которые волки. Есть разница, не находите, господа? — и смотрит, почему-то, на Бернарда, который не сразу даже замечает этого и понимает, что обращаются к нему.

— Простите? — прерывает он свою негромкую беседу с градоначальником.

Но Герберт вовремя встревает, не давая Кроули повторить:

— Не думаю, что кому-то хочется сейчас обсуждать эти не совсем приятные вещи, — улыбается он. — Лучше давайте поговорим, — и делает ошибку не хуже той, которую совершил Кроули, привлекая всеобщее внимание к его волчьей сути: — поговорим, — задумывается он, — о Бонсбёрне! Меня не было здесь так давно, город так изменился.

Он замолкает слишком резко, пусть и старается не терять лицо, но в мыслях укоряет сам себя за то, что едва не попросил, чтобы с ним поделились новостями. О да! Ведь в городе столько перемен, столько всего происходит интересного, убийства, например, одно за другим, не соскучишься! А он буквально только что вышел из тюрьмы, столько всего упустил за эти десять лет!

Знатная дама, бывшая когда-то графиней, хорошо общающейся с отцом Герберта, смиряет его внимательным взглядом и легко отвечает, что после того, как Элмара открыла новый торговый путь, в Бонсбёрне, наконец-то, можно славно принарядиться. А про специи и говорить нечего! Ещё семь лет назад и о половине того, что используют сейчас кухарки в блюдах, даже не знали.

— С городом всё нормально, — улыбается она, касаясь бриллиантового колье на морщинистой шее, — даже такие интересные юноши приезжают… Для чего вы, говорите, приехали? Ищете невесту на родине? Это похвально.

Она как бы невзначай поправляет пепельные волосы.

Герберт заметно расслабляется — а, впрочем, чего это он вообще, надо бы быть проще… — и улыбается.

А Кроули, выпячивает грудь колесом, отвечая ей, поймав её взгляд:

— Я невесту ищу, да. Но непростое это дело. Двум уже пришлось отказать, — горестно вздыхает, да так правдоподобно, что и граф начинает верить ему. — Имён назвать, простите, не могу, — добавляет осторожно и при этом доверительно, — я человек чести. Но девушки были легкомысленны, пусть и из хороших семей. Увы, такого я не могу принять.

— А если девушка, скажем… вдова… Это вам не подходит? — приподнимает бровь миссис Хэт, Хризантема Хэт, если Герберт правильно помнит.

— Отчего же? — будто бы даже красуется он, и поднимает бокал с вином. — Если время траура прошло, и девушка приличная, это меня не пугает!

Теперь Герберт наблюдает за ними с искренним интересом и весельем во взгляде.

Миссис Хэт гораздо больше интересует бедняга Кроули, чем жуткие слухи о Герберте Оуэне, которого она видела ещё совсем… щенком.

Но большинство гостей ведут себя настороженно. Некоторые из приглашённых и вовсе не пришли, не желая накликать на себя беду. Другие наоборот, находятся в замке по той же причине. Вдруг оборотень обидется и порешит их дочерей?..

Конечно, не все полностью уверены в его виновности. Всё-таки, если бы были весомые доказательства, никакого приёма бы не было.

Но всё же… Никто из оборотней в Бонсбёрне никак не был связан с преступным миром, поэтому здесь к ним традиционно относились лояльнее, чем в других городах Элмары.

Герберт же уже второй раз порочит репутацию волков. Пусть он и не убивал жену — её убил оборотень. Прямо в этом холодном, жутком замке. А теперь убийства похожих на миссис Оуэн девушек начались ровно с того вечера, как оборотень вышел на перрон.

Иногда людям не столь важно — убийца человек или только невиновный, которого преследует тёмный рок.

Он в любом случае опасен для общества.

Конечно, всем очень и очень жаль, но своя шкура дороже.

— Значит, — решается спросить уже наклюкавшийся врач, размышлявший всё это время о положении оборотня, — вы не имеете никакого отношения к убийствам?

Все взгляды тут же с новой силой впиваются в Герберта.

И он на удивление не теряется, твёрдым и ровным голосом отвечая неожиданное:

— Возможно, имею.

Одна из дам начинает кашлять, кто-то помогает ей хлопками по спине, но от волнения бьёт слишком сильно.

Официанты подают главные блюда, над которыми Элис корпела несколько часов. Жареная свинина с яблочным соусом, тушёный заяц, камбала со сметаной, фрикасе… Кухня Элмары не славится изысками, но запах по залу распространяется поистине дивный.

Бернард напрягается.

И напряжение в воздухе душит не хуже того странного привкуса, который до сих пор ощущает Герберт после, кажется, супа… Но думать об этом нет времени, тем более остальные гости, похоже, вполне довольны. Едой. Если не обществом Герберта, то хотя бы едой… Ещё бы обратили внимание на поставленные на стол блюда! Но все ожидают продолжение его откровений. И у Герберта в груди сворачивается нечто нехорошее, колкое и едкое, подогревающее кровь злобой и раздражением.

— Да, — дрожат его губы, растянутые в неискренней улыбке, — конечно, я имею отношение к убийствам, ведь именно меня из-за них таскали по участку с того самого дня, как я ступил на родную землю! Клевета и несправедливость, видимо, стали моим проклятием. Не знаю, чем я так разгневал высшие силы…