По ту сторону синих гор

Он отчётливо помнил тот момент, когда потерял связь с реальностью. Вклинился в её тело, такое горячее и узкое, и животная сущность внутри вдруг порвала все удерживающие её поводки.

Бьёрн уже не давал отчёта своим действиям.

Это было выше его человеческой природы - нечто на уровне инстинктов зверя, почувствовавшего кровь своей пары и одуревшего от её запаха. Схватить, подмять, пометить собой...

В глазах алые и белые вспышки.

В голове горячая марь.

Она пахла так, что скулы сводило от дикого желания жрать этот запах, вылизывать её кожу и рычать от накатывающей волнами эйфории.

Бьёрн был одержим ею. Совершенно невменяем. Его штормило так, что руки тряслись.

Он и не представлял, что так бывает. Что можно свихнуться и совершенно потерять контроль над собой, провалиться в чувства, как прорубь, а вынырнув, жадно глотать воздух и не надышаться.

Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Полная потеря концентрации!

Пришёл в себя, только когда понял, что сделал что-то ужасное. Смотрел на стоящие в глазах Рейны слёзы и словно пропускал чьи-то тяжёлые и болезненные удары под дых.

Ему с ней было хорошо, так хорошо, как никогда не было ни с одной женщиной, но тогда почему его удовольствие имело горько-солёный вкус её слёз и от их вида хотелось пойти и что-то разгромить?

Его маленькая жена теперь была повсюду: в голове, в сердце, в душе. Въелась своим запахом под кожу и потекла кровью по венам. Он отравился или заболел ею, и совершенно не желал расставаться с этим недугом. Более того, ему это нравилось, потому что рядом с ней у него болело сердце, и Бьёрн снова чувствовал его живым.

Быстро спустившись вниз, он добрался до кухни, радуясь, что на ней сейчас никого нет. Никто не станет отвлекать его своими вопросами. Никто не помешает собрать еду и вернуться к жене.

Он сгрёб на большую тарелку всё, что нашёл съедобного: сыр, хлеб, яйца, кусок ветчины, шмат сладкого пирога с тростянкой. Плеснул в кружку горячего чая, который мать всегда подвешивала в чайнике над тлеющим очагом, и щедро налил туда мёда. Женщины ведь любят сладкое...

Скрип открывшейся двери резанул оэна по натянутым нервам.

Обернувшись, он тяжело вздохнул. Меньше всего сейчас хотелось видеть и слышать брата, который чувствовал Бьерна, как самого себя.

– Я мать спать отправил...

Иден вдруг запнулся на полуслове, шумно потянув носом воздух. На скулах его задвигались желваки, и красивое лицо превратилось в мрачную маску.

– Молодец, матери давно надо было пойти отдохнуть, - буркнул Бьёрн, торопливо составляя посуду на поднос.

– Ты весь пропах своей эль-манной, - неожиданно произнёс Иден, исподлобья разглядывая Бьёрна, - но вместо положенного удовлетворения от тебя за версту несёт растерянностью и виной. Где Рейна и что ты ей сделал?

Бить вопросами брат умел не хуже, чем своей плетью. От гнева у Бьёрна заболели зубы. За каким виххардовым дерьмом брат совал нос не в свои дела? Кто он такой, чтобы перед ним отчитываться?

– Не твоё дело! И не лезь к моей жене, Иден, иначе я за себя не отвечаю!
– огрызнулся Бьёрн, впервые испытывая к брату вместо любви и доверия лютую вымораживающую ревность.

– Что ты ей сделал?
– игнорируя угрозу, вспыхнул тот.
– Отвечай!

– Ничего из того, о чём она меня не просила, - прорычал Бьёрн.

– Она сама захотела! А теперь, молчит и... Я чувствую себя виноватым. Не понимаю, чем её обидел?

Идена перекосило, и он в сердцах смёл рукой с полки берестяные туески.

– Дурак ты, Бьёрн! Женщины не деревяшки, из которых ты строгаешь всё, что взбредёт в твою голову. С ними надо, как с глиной - ласково и нежно. А ты чуть что - хватаешь и рычишь как медведь!

– Я такой, какой есть!
– яростно ударил по столу кулаком Бьёрн.
– Никто из предыдущих жён не жаловался на мою грубость!

– Ни одна из них в подмётки Рейне не годилась! Она другая! Ты разве не видишь? Тебе вообще повезло, что её заставили за тебя выйти, потому что сама она в твою сторону даже не посмотрела бы!

– Завидуешь?

– Завидую!
– зло выкрикнул Иден.
– Мне бы твою силу и дар... Я бы зубами и когтями выдрал Рейну из твоих лап в Ночь Лунных Песен.

Зверь внутри Бьёрна поднял голову и ощерился.

– Это не я её, это она меня выбрала! Десять лет назад!
– Бьёрн яростно ткнул в лицо брата ладонью с сатрой, испытывая злорадное удовлетворение от самого вида потрясённо расширившихся глаз Идена.
– Меня! Не тебя! Понял? У тебя никогда не было ни единого шанса понравиться ей!

Иден побледнел. В его голубых глазах отразилась боль. Развернувшись, он молча вышел, оставив после себя удушающую тишину и пустоту.

Пожалуй, в другой раз Бьёрн бы опомнился, догнал бы брата и попросил у него прощения за проявленную жестокость, но сейчас в голове оэна жила только заглатывающая мысли безжалостная бездна, и она готова была поглотить любого, кто посягнёт на ту, которая отныне принадлежит лишь ему.

И стоило только вспомнить о ней, как сатра обожгла руку болью, и Бьёрн, подхватив поднос с едой, помчался обратно к жене, чувствуя, что она снова плачет.

Удивительно, а ведь он когда-то считал, что она этого делать просто не умеет. Дурак.

Она ведь не из железа и камня сделана. Живая.

От вида её красных опухших глаз, чувство вины захлестнуло с новой силой.

Присев с ней рядом на кровать, Бьёрн протянул Рейне кружку, толком не зная, что сказать.

– На вот, выпей, - он поднёс чай к её губам, вынуждая сделать глоток.
– Я ещё тут еды тебе принёс. Ты ведь голодная? Хочешь сыр? Или, может, тебе пирог дать?

Она посмотрела на него своими влажными и широко открытыми глазами, и Бьерна прошибло до костей от немого укора, сквозящего в её беззащитном взгляде.

– Вихардово проклятие! Женщина, почему с тобой всегда так сложно? Ты же сама захотела! Что я опять сделал не так?

Нерешительно протянув к Рейне ладонь, Бьёрн опустил её жене на голову и неумело погладил, как успокаивал бы маленького ребёнка свалившегося на острые камни и ободравшего коленки.

– Не плачь...

Она отвернулась, пряча несчастное лицо и Бьёрн не выдержал. Резко сгрёб её в охапку, вдруг впервые почувствовав, какая она хрупкая и тонкая в его руках - веточка - согни сильней и переломится.