По ту сторону смерти

Он вяло улыбнулся:

— Эй!

— Мой юный друг, признайся, ты умираешь? — спросила Харпер Олбрайт.

Она чувствовала, что цепенеет, словно огромная тяжесть внезапно прижала ее к земле, лишив возможности дышать. Руки Шторма теперь безжизненно лежали на столе.

— Да, спутница моя, — сказал он. — Похоже на то.

Харпер оставила свою трость в углу у камина, поэтому теперь машинально вцепилась в спинку соседнего стула. Снова эта разрывающая душу жалость. Сколько раз она испытывала нечто подобное!

— Ошибка, надо полагать, исключена? — угрюмо спросила она.

— Да. — Шторм устало потер глаза. — Это все мозг, будь он неладен. Судя по всему, какая-то зараза постепенно разрушает его… Ну да ладно. В конце концов, в моем деле это не помеха.

— И врачи не в состоянии ничего сделать…

Склонившись над стаканом. Шторм презрительно фыркнул. Затем щелкнул пальцем по циферблату наручных часов, допил колу и с грохотом поставил стакан на стол.

— В том-то, понимаешь, все и дело. В том-то и дело. Они не могли мне помочь — но даже это их не остановило. Сначала, когда они только обнаружили эту штуку, они по глупости все мне выболтали. Сказали, что опухоль проникла слишком глубоко в мозг — что поражены жизненно важные функции. А потом — на их физиономиях это было просто написано — у них буквально руки стали чесаться — так им захотелось меня разрезать. «Надо сделать диагностическую операцию… у нас есть новейшая техника… мы просто вставим вам в череп трубочку и накачаем туда радиоактивные изотопы». Понимаешь, я бы все равно умер, но они хотели сделать так, чтобы процесс умирания протекал как можно более мучительно.

Харпер не хотела, чтобы он видел ее слезы. Но эта улыбка в уголках его губ, ироничный взгляд, его мужество, наконец… Она отвернулась и снова посмотрела в окно. Странное дело, стоявший на углу человек со шрамом уже не внушал ей прежней тревоги.

— Поэтому я просто сбежал, — продолжал Шторм свой рассказ. — Их бы ни что не остановило, понимаешь. Они словно взбесились. Постоянно искушали меня, внушали мысль, что имеется небольшой шанс ремиссии, что исследования в Балтиморе дали обнадеживающие результаты. Я боялся, что у меня не выдержат нервы, — боялся, что сдамся, что начну хвататься за соломинку. И тогда они поимели бы меня на полную катушку, превратили бы в живой труп и оставили медленно умирать. Поэтому я сбежал. Приехал сюда. Подумал: пропади все пропадом. Я бы вообще ни о чем таком и не подозревал, если бы случайно не разбил себе голову. Они сняли компьютерную томограмму и сразу заподозрили неладное. Потом сделали магнитоэнцефалограмму или как там ее… Если бы не это, я бы до сих пор оставался в неведении. Врачи сказали, что я проживу еще полгода, даже год, без всяких симптомов…

Он внезапно умолк и снова потер левую руку. У Харпер сжалось сердце — она поняла, что симптомы не заставили себя долго ждать. Но не успела она открыть рот, как Шторм решительно отодвинул стул и встал.

— Короче говоря, теперь тебе все понятно. Я имею в виду Софию… и все такое.

Харпер нахмурилась и взглянула на него исподлобья:

— Нет, непонятно. Предположим, что я права, и она действительно нуждается в помощи… предположим, она действительно — пусть даже бессознательно — тянется к тебе. Хочет довериться тебе, как никому прежде не доверялась… тогда я тебя не понимаю. Мужчина и женщина часто помогают друг другу — при этом их отношения не обязательно должны перерастать во что-то серьезное.

Шторм, снимая со спинки стула свое пальто, рассмеялся:

— Конечно, не должны, милая моя. Кто бы спорил? Только обычно так не получается. В любом случае, я бы так не смог — только не с Софией. Когда я стою рядом с ней, мне кажется, я вот-вот воспламенюсь. И дело не только в ее красоте. Я не знаю, что со мной происходит, не могу объяснить. Когда я вижу ее, мне хочется убить носорога или построить прекрасный замок — чтобы потом предаваться с ней любви до тех пор, пока вселенная не обратится в прах. — Шторм покачал головой и принялся натягивать пальто. В его глазах застыло насмешливо-ироническое выражение. Харпер было мучительно смотреть на него — высокий, подтянутый, небрежный.

Шторм подмигнул:

— Подходящее я выбрал время, верно?

С этими словами он направился к выходу, но через несколько шагов в нерешительности остановился.

— Эй, не надо так на меня смотреть, — сказал он, обернувшись. — Что я могу тут поделать?

— Ты меня спрашиваешь? — растягивая слова, проговорила Харпер. — Я знаю одно: у этой женщины большие неприятности. По тому, с каким пылом она отрицает это, можно предположить, что «Волхвы» играют здесь весьма зловещую роль. Возможно, предстоящий аукцион станет некой кульминацией…

— Довольно, хватит. — Шторм поднял руку, словно защищаясь. — Допустим, ты права — ее действительно влечет ко мне и она нуждается в моей помощи. Но если она — как ты сама выражаешься — эмоционально слишком уязвима, то будет еще хуже, Харпер. Я разобью ее сердце. Поэтому, прошу тебя. Договорились? Знаешь, я вовсе не святой, но мне хотелось бы уйти с чистой совестью.

И он действительно ушел — вернее, сбежал от нее в зимнюю ночь. Харпер провожала его взглядом, полным печали и тревоги.

Ей предстояло пережить еще несколько неприятных минут. Как только Шторм вышел на середину узенькой улочки, стоявший на углу громила отшвырнул в сторону окурок и расправил плечи. В следующий момент из лежащей у стен домов тьмы соткались две рослые фигуры, которые начали приближаться к Шторму. Харпер похолодела. Шторм понуро побрел за угол. Человек со шрамом молча кивнул своим напарникам.

Те послушно ретировались и снова отступили в тень. Шторм прошел мимо, даже не заметив их.

Харпер испустила вздох облегчения. События развивались так, как она и предполагала. Своим чередом. Какую бы мистическую роль ни сыграло появление на сцене Шторма — и какую бы роль ни предстояло в дальнейшем сыграть ему самому, — это была не его битва. Ее.

И охота велась за ней.

3

Осада продолжалась.

Громила со шрамом на время оставил свой пост, но его сменил другой — настоящий монстр с квадратной челюстью и руками гориллы. Харпер позвоночником чувствовала, что где-то неподалеку несут свою вахту его приятели. Похоже, ей все же придется вызвать подкрепление.

Дважды она пробовала дозвониться из автомата в глубине бара Бернарду, но оба раза безуспешно. Разыскать его в такое время было практически невозможно. Бернард жил напротив офиса, в ее доме, но, как правило, появлялся там уже засветло. Ночи, судя по всему, он проводил, переходя из одного злачного заведения в другое, в бесконечных пьяных оргиях, представить которые Харпер, к счастью, было не под силу. На всякий случай — вдруг он решит позвонить — Харпер оставила сообщение на его автоответчике. Однако это была машина, а Харпер всегда оставалась самой собой, поэтому у нее не было полной уверенности, что Бернард услышит ее призыв.

Она вернулась к камину. Села за столик, обхватив ладонями пинту теплого «Гиннесса». Нервно раскурила остывшую трубку и положила ее на скатерть рядом с широкополой шляпой. В душе она все еще надеялась, что помощь — какая-нибудь — не заставит себя ждать.

Ближе к одиннадцати два пожилых джентльмена у стойки суетливо засобирались и двинулись к выходу. Теперь, кроме нее, в пабе остался только бармен. Роберт. Приятный малый — худощавый, в пестрой рубашке, стриженные ежиком волосы цвета спелой пшеницы, в одном ухе сверкает серьга с нефритом. Но она не могла подвергнуть его такому риску. Выбора не было, оставалось одно — звонить в полицию.

— Телефон не работает, — сказал Роберт, заметив движение посетительницы. Телефонная трубка не подавала признаков жизни, и Харпер почувствовала во рту кислый привкус страха. — Минут двадцать как отключили.

— У тебя есть служебный?

— Тоже не работает. Чудно, верно? — Бармен пожал плечами, рассеянно перелистывая страницы какого-то журнала. — На ближайшем углу есть еще один таксофон, можете позвонить оттуда.

— Ничего, — сказала Харпер, — все в порядке.

— Кстати, — заметил Роберт. — Мы через десять минут закрываемся.