По ту сторону стаи

– С вашего разрешения, мистер Монфор, - говорю я и тоже встаю.

Он пристально смотрит на меня из-за края газетного листа. Но ничего не говорит. Мы с Леной выходим из столовой и поднимаемся в мои комнаты.

– Тебе не кажется, что самое время опробовать твою новую колоду Таро, Близзард?
– неожиданно спрашивает Лена.
– Ты когда-нибудь умела гадать на картах?

Вопрос ставит меня в тупик. Я со скрипом извлекаю из глубин памяти то, что происходило более пятнадцати лет назад.

– Помнишь, ты говорила об Утгарде? О Прорицании?
– Так вот к чему она это сказала!
– Вдруг у тебя есть задатки провидицы?

– Лена подносит руку к свече и начинает быструю игру с язычком пламени, в конце которой сжимает пальцами фитиль и с шипением вдавливает его в воск.

К стеклу липнут крупные хлопья снега. Из столовой не доносится ни звука: Эдвард читает газету, изредка еле слышно шелестя страницами; прислужники с кухни бесшумно убирают со стола.

Так ли уж бесшумно? Я напряжённо прислушиваюсь, стараясь уловить хоть что-то и понять, научились ли наконец безмозглые твари порядку. Но нет, тишина.

Мой взгляд снова падает на окно. Похоже, этот снег никогда не кончится. Должно быть, холодно сейчас в шотландских горах... "Создатель великий, Близзард! Держи себя в руках!" - отгоняю я снова вернувшуюся мысль и решительно достаю из бюро резную деревянную шкатулку с картами Таро.

– А, может быть, у тебя, Легран?
– иронизирую я.
– Будет чем заработать на жизнь.

Она тянется к шкатулке и открывает её. Глянцевые прямоугольники, неведомыми мастерами украшенные причудливыми картинками, такие большие, что еле помещаются в её точёных руках.

– Всего лишь красивые рисунки, - говорю я.
– Способ убить время.

– Пожалуй, так, - соглашается она.
– Сейчас посмотрим.

Прямоугольники карт с шелестом ложатся в круг света на столе.

– Слева - ты, справа - Эдвард, - начинает она.
– Кому-то ведь так понравилось красное платье.

– Почему бы тебе не тренироваться на себе, Легран?
– с сарказмом спрашиваю я.

– Что мы там узнаем нового, Близзард?
– вопросом на вопрос отвечает она.
– Дама Мечей, вдова. Замужество мне не грозит. Бедность вроде бы тоже. А вас хотя бы двое. Всякие нюансы могут быть, знаешь ли, - в её голосе звучит ирония.

Карты на столе образуют какой-то орнамент, смысл которого мне смутно знаком. Трудно вспомнить то, что было бездну времени назад. В юности всегда умеешь массу бесполезных вещей, большая часть которых потом благополучно забывается. Карпатские горы. Такой же вечер. Нетопыри шелестят под крышей башни. Звезда заглядывает в моё окно, потому что комната находится на верхнем этаже усадьбы - мне всегда нравилось жить наверху, несмотря на то, что дедушка называл это уделом прислуги.

Взгляд мой падает на стол.

Четвёрка Мечей.

Башня.

Звезда.

Между картами, которые обозначают меня и Эдварда.

Лена смотрит на меня и начинает хохотать.

– Чего не напридумываешь со скуки, а, Близзард?
– сквозь смех говорит она.

Я всматриваюсь в карту Башни. Пламя свечи трепещет, словно кто-то невидимый ходит по комнате. Или будто сквозняк. Невольно я кидаю взгляд на стрельчатые окна, но они, естественно, по-прежнему закрыты, и на подоконниках наросли пушистые шапки снега, который идёт уже, кажется, целую вечность.

Нарисованная башня на карте начинает плыть, искажаться, и вдруг я чувствую ледяной прибой моря Межзеркалья и вижу башни крепости Утгард...

Встряхиваю головой, и наваждение исчезает. Что я себе напридумывала? Начнём с того, что весь расклад читается отнюдь не только по тем картам, что лежат между нашими.

– Ты вспомнила, что это значит, Близзард?
– интересуется Лена.

– Не знаю, - отрезаю я.
– Я вообще не помню, что есть что.

– Тогда что тебя смутило?
– спрашивает она.

Я медлю с ответом. Мне отчего-то не хочется говорить об этом. А отчего? Чёрт бы подрал этот снег!

– Ну, если смотреть только на то, что посередине, то для меня - опасность тюрьмы, а для Эдварда... что-то вроде предначертанной судьбы, но через борьбу и потери... Но я так сказала только потому, что Звезда лежит рядом с ним, а всё остальное - ближе ко мне.

Лена фыркает.

– Я знаю: большего идиотства ты не слышала. Я тоже, - говорю я и смешиваю колоду.

– Все эти гадания и прочее - дурость, - констатирует она.
– Кассандра Хэрриот со своим Пастухом за всю жизнь изрекла, получается, одно-единственное стоящее Прорицание, да и то содержание его никому дословно не известно.

– Никому из НАС дословно не известно, - подчёркиваю я.

Она молча соглашается.

Во всём поместье гробовая тишина. Не слышно даже шелеста газетных страниц. Сидит ли Эдвард там же или ушёл к себе? Чуть позже надо проверить, не нужно ли ему чего-нибудь. Маленькие мерзавцы так обленились, что скоро и свечи новой не принесут без напоминания. Я выхожу к лестнице и нагибаюсь над перилами. Ни шороха. Ни звука.

– Долорес!
– кричу я. Девчонка бесшумно возникает на пороге кухни. Надо признать, для дочки фермера она неплохо соображает. Быстро поняла, что, если не научится появляться мгновенно и без лишних звуков, то будет наказана.

– Пошевеливайся, - говорю я.
– Горячий грог мне и леди Лене.

Не то чтобы это было необходимо. Говорю, чтобы чем-то её занять. И себя тоже. Создатель великий, когда же прекратится этот снег?

Она появляется с фантастической быстротой и опускает поднос на стол, где всё ещё стоит открытая резная шкатулка и валяется колода Таро, быть может, совсем не в добрый час купленная в маленьком магазинчике диковинок на улице Фонарщиков. Перед моими глазами снова встаёт стена ледяного прибоя и льдистые огоньки звёзд, такие же холодные, как и стены крепости Утгард. "...Мы никогда не станем теми, кем должны были, - вспоминаю я свои же слова, - а значит, мы остаёмся теми, кто мы есть..."

Я подхожу к окну и смотрю на круговерть метели за стеклом. Там, где-то далеко-далеко, в шотландских горах... Обрываю себя на середине мысли. Лена сидит на диване и молчит. Ждёт, когда я созрею.

Я останавливаюсь перед зеркалом и в неверном свете свечей разглядываю своё отражение. Сначала вижу его чётким, а потом всё начинает заволакивать красная пелена, и вот перед моими глазами только кровавый туман и ничего больше. Снова! Эта долбаная зима так действует мне на нервы, что, какое бы зеркало здесь ни было, я всегда вижу в итоге одно и то же. Одно и то же, чёрт возьми! Какого дьявола! Меня наполняет ярость и злость - на саму себя прежде всего; я хватаю подсвечник и со всей силы запускаю им в ненавистное стекло.