Победа по очкам

– Так и сказать? – осклабился Лубовский.

– Так и скажите. Пафнутьев, дескать, всегда о вас помнит.

– Обязательно передам. До скорой встречи, Павел Николаевич.

– Выздоравливайте, Юрий Яковлевич.

И Пафнутьев вышел, уже не останавливаясь.

***

Едва за Пафнутьевым закрылась дверь, Лубовский потянулся к мобильному телефону. Его рука как бы сама по себе нащупала маленькую коробочку, но до вызова дело не дошло. Похоже, Лубовский сам ждал звонка. Охранник подошел к окну, долго всматривался сквозь двойные стекла во двор, потом успокоенный вернулся на свое место в углу палаты.

– Ушел, – сказал он.

– Это хорошо, – ответил Лубовский. – Надеюсь, мы не скоро с ним увидимся. – Он помолчал. – Если увидимся.

– Мешает? – спросил охранник.

– Пока нет.

– А то в случае чего…

– Я помню.

– Мужик мне показался того… Чреватым.

– А он такой и есть.

– Может, намекнуть ему?

– Уже.

– Он понял?

– Не дурак. Он далеко не дурак.

– К нему бы человечка приставить.

– Уже.

– Тогда ладно, – успокоенно проговорил охранник. – Тогда ладно. Авось.

Разговор шел какой-то странный, новый человек ничего бы не понял, но Лубовский и охранник, похоже, прекрасно понимали друг друга с полуслова. Были у них в прошлом события, дела, испытания, которые позволяли им сейчас говорить вот так немногословно.

– Что-то не звонят ребята, – проговорил Лубовский.

– Позвонят. Люди надежные.

– Время уходит.

– Наверстают.

– Хорошее время… Удобное.

– Авось, – повторил охранник.

– Ты все проверил?

– Все.

– Порядок?

– Юрий Яковлевич, – укоризненно протянул охранник.

– Ладно-ладно. Я спросил – ты ответил.

В этот момент раздался телефонный звонок. Поскольку лежал он на кровати, звук был ослабленный, смягченный.

Лубовский молча поднес трубку к уху, некоторое время слушал, не произнося ни слова, и только в конце разговора негромко произнес:

– Пусть так.

И почти обессиленно откинулся на подушку.

– Все в порядке? – спросил охранник.

– Да, – ответил Лубовский кратко, и тот понял, что больше вопросов задавать не следует.

– Авось, – негромко произнес охранник.

– Я не люблю этого слова, – откликнулся Лубовский.

– Виноват, Юрий Яковлевич.

– Совершенно дурацкое слово. Надеяться можно только на себя. И ни на кого больше. На бога надеяться нельзя. Он слишком капризен и своенравен. У него, видите ли, свое понимание происходящего. Он думает, что ему все ведомо, что умнее всех. Они позвонят?

– Сразу, как только.

– Ну что ж… С богом, – добавил Лубовский в полном противоречии с тем, что сам только что произнес.

У Лубовского было хорошо развито чувство опасности, у него было воображение, обостренное все тем же пониманием опасности. И в эти самые минуты он ясно представлял себе события, которые происходили на другом конце Москвы. Пытаясь предусмотреть, предвидеть, предугадать любую, самую малую оплошность, он снова и снова прокручивал происходящее и убеждался, что вроде бы ничего не упущено, вроде бы все сделано грамотно, надежно, неуязвимо.

– Только бы не дрогнули ребята, только бы не дрогнули.

– Не дрогнут, – твердо произнес охранник. – Потому – проверенные.

– Есть понятие, которое не подчиняется расчету…

– Это что еще за понятие?

– Человеческий фактор. А все остальное можно просчитать и предусмотреть… Но у меня не было другого выхода, видит бог, у меня не было другого выхода, – и Лубовский, откинувшись на подушку, замолчал. Он закрыл глаза, но беспокойство не покидало его, зрачки под веками судорожно двигались, будто он и в самом деле видел в эти мгновения картины, события, которые сам же и запустил.

Двое ребят в светлых рубашках и кремовых брюках, загорелые и простодушные, вышли из машины недалеко от Зубовского бульвара, прошли несколько десятков метров и, убедившись, что вокруг не происходит ничего такого, что привлекло бы их внимание, спустились по нескольким ступенькам в полиграфический салон. Посетителей в это время не было, только за столом сидела невзрачная девчушка, вписывая что-то в амбарную книгу.

– Извините, у нас обед, – сказала она, не поднимая головы.

– Это прекрасно, – сказал один из парней и повернул ключ во входной двери, чтобы уже наверняка никто не зашел и не нарушил тишину обеденного часа.

– Ребята, я же вам сказала, – начала было девушка, но один из парней, взяв ее под локоть, провел в коридор, втолкнул в туалетную комнату и подпер ручку спинкой стула, успев напоследок приложить палец к губам, давая понять – веди себя тихо.

После этого оба, вынув из сумок пистолеты с удлиненными стволами, прошли по коридору. Заглянув в дверь с табличкой «директор», они и в самом деле увидели обеденную картину. Морозова Ирина Александровна в компании с двумя парнями в клетчатых пиджаках пили растворимый кофе. Перед ними стояла круглая коробка с початым тортом. Не произнося ни слова, вошедшие подняли пистолеты и в каждого парня выстрелили по нескольку раз. Те не успели ничего предпринять и даже падали, не выпуская чайных ложечек из мертвых уже пальцев. Выстрелы были негромкие, вряд ли они были слышны на улице даже под директорским окном.

– Прошу прощения, – сказал один из гостей и, уходя, прикрыл за собой дверь.

Морозова, не произнося ни слова, продолжала сидеть бледная и окаменевшая. У ее ног лежали два истекающих кровью трупа, но она не могла даже опустить голову, чтобы посмотреть на них, не могла встать, закричать, позвать на помощь, поскольку знала – звать некого.

Оба парня вышли из салона, сощурившись на ярком солнце, высмотрели оставленную машину, не торопясь, сели в нее, подождали, пока мимо проедет троллейбус, и спокойно тронулись с места. Прошло совсем немного времени, и машина их затерялась в общем потоке на Крымском мосту, а через несколько минут она уже подъезжала к Павелецкому вокзалу. Свернув в неприметный переулок, машина и вовсе пропала из глаз, даже если бы кто-то сверхпроницательный и вздумал за ней проследить.

– Вроде обошлось? – спросил один из парней, когда машина остановилась в тени блочной башни.

– Вроде, – ответил второй, глядя в заднее стекло. Ни одной машины, увязавшейся за ними, он не увидел. – Чисто.

– Будем докладывать? Колотится мужик…

– А чего ему колотиться? Работал не он.

– Ладно, не ворчи. Он тоже завязан. В случае чего он больше потеряет.

– Почему больше? Столько же… Жизнь.

– Звони…

Парень, не торопясь, все еще поглядывая в заднее стекло машины, набрал номер, подождал, пока установится связь.