Победа по очкам

Как бы там ни было, но теперь Лубовский, именно он, владел комбинатом. Ему, правда, принадлежали не все акции, да этого и не требовалось, так было естественнее, честнее, чище, в конце концов. Всеми доходами распоряжался он, а иного и желать не надо.

Пафнутьев нашел и всмотрелся в цифры итоговые, годовые цифры комбината – и эту справку подготовил до него дотошный следователь, который почему-то пропал по неизвестной причине. Так вот, оказывается, комбинат давно перекрыл лучшие доперестроечные свои показатели, работал гораздо производительнее, чем раньше.

Хороший комбинат оказался в руках у Лубовского, а если припомнить, что к комбинату относились и каменные карьеры, и щебеночные дробилки, нефтебаза и даже несколько асфальто-бетонных заводов, незаменимых при строительстве дорог, Лубовский был человеком состоятельным. А учитывая, что этот комбинат был далеко не самым крупным предприятием в империи Лубовского, учитывая, что в его руках оказались и машиностроительные заводы, и даже какое-то дальневосточное пароходство, учитывая, что…

На этом месте слегка ошарашенные мысли Пафнутьева прервались резко прозвучавшим телефонным звонком.

Опять звонил Халандовский.

– Паша, ты уже закончил свой рабочий день?

– Нет еще, часик посижу.

– Советую – заканчивай и срочно возвращайся домой. Я уже здесь и жду тебя с нетерпением.

– Что-нибудь случилось?

– Да.

– С тобой?

– Нет. С тобой, Паша.

– А я вроде как бы и не почувствовал.

– У тебя все впереди.

– Хватит уже тянуть, а?

– Твоя квартира вскрыта и разграблена.

– Квартира в нашем городе или ты имеешь в виду мое московское общежитие?

– Здесь, Паша, здесь. Они что-то искали. Я даже догадываюсь, что именно.

– Поделись.

– Чуть попозже, как говорит один мой знакомый. Чуть попозже.

– Еду, – кратко сказал Пафнутьев и положил трубку. – Что-то больно крутоватая жизнь у меня здесь налаживается, – проворчал он и понес тома уголовного дела к сейфу. Тщательно запер его, наклеив бумажку со своей подписью, подергав за металлическую ручку, он вышел и с той же тщательностью запер кабинет, опять подергав для верности на этот раз дверную ручку. Последнее время какая-то повышенная осторожность появилась в нем, везде он видел если и не подвох, то что-то готовящееся против него. Быстрым шагом прошел по коридору, сбежал по лестнице, вышел во двор и, сразу найдя взглядом свою машину, направился к ней.

Андрей был на месте, и это маленькое невинное обстоятельство как бы обдало его теплой волной.

– Ничего, Андрюша, пробьемся, – сказал он, обращаясь не столько к Андрею, сколько к самому себе.

– Проблемы, Павел Николаевич?

– Звонил Халандовский. Он ждет нас в моей квартире.

– У него есть ключи? – удивился Андрей.

– Нет, дело в другом. Взломана дверь.

– Ни фига себе! Там было что взять?

– И да, и нет. Телевизор можно было взять? Можно. Кое-что в холодильнике было. Мой чемодан со шмотками… Но это не то, за чем полезут в комнату следователя по особо важным делам. – Пафнутьев со значением поднял указательный палец, подчеркивая собственную значительность.

– Но дом-то под охраной!

– Именно в этом и таится самый большой вопрос.

– Крутой клиент вам достался.

– Разберемся.

Поднявшись на свою площадку, Пафнутьев поколебался несколько секунд и толкнул дверь, она легко подалась. Снаружи на двери не было никаких повреждений, но если на нее посмотреть из прихожей, то было видно – замок сорван.

Пройдя по коридору, Пафнутьев увидел на кухне Халандовского. Тот сидел за маленьким столиком, перед ним стояла бутылка виски и вскрытая баночка с красной икрой.

– А, Паша, – без удивления произнес он. – Заходи. Давно тебя жду. Понимаешь, я приехал пораньше, подумал – вдруг ты тоже пришел со службы пораньше, чтобы приготовиться к встрече со мной, накрыть стол белой скатертью, приготовить чего-нибудь вкусного… Но нет, не увидел я твоей заботы, не увидел. Зато увидел, что дверь открыта. Толкнул – точно открыта. Замок сорван. Хорошо так сорван, грамотно. Я бы так не сумел, я бы обязательно повредил наружную обивку. А здесь обивка цела, даже более того…

– Так. – Пафнутьев остановился на пороге комнаты.

Здесь явно шел хороший такой, подробный обыск. Причем незваные гости, кажется, умышленно наводили больший беспорядок, чем требовалось. Все можно было сделать аккуратнее, с большим уважением и к своей работе, и к хозяину. Из чемодана все было вытряхнуто на пол, поролоновый матрац задран так, что, кажется, стоял почти вертикально, телевизор остался, но стоял на подоконнике…

– Паша, они тут славно поработали! – раздался за спиной голос Халандовского.

– Даже слишком.

– В каком смысле?

– Вовсе не обязательно устраивать весь этот бардак. Они боялись, что я не замечу обыска.

– Ты знаешь, что они искали?

– Они искали тот самый пакетик, с которым ты ушел утром. Что-то его тревожит в этих обгорелых бумагах, что-то его тревожит.

– Надо бы их изучить повнимательнее, – сказал Андрей.

– И снять копии, – добавил Халандовский. – Мало ли что… В конце концов, они могут добраться до этого портфеля, да и я могу оплошать.

– Можешь, – согласился Пафнутьев, подняв со стола бутылку виски – прикидывая, сколько же выпил Халандовский. – Конечно, можешь, – добавил он, возвращая бутылку на стол. – Но, кажется, мы затеяли опасные игры. Этот человек принимает очень быстрые решения. И у него есть кому их исполнять.

– Почему ты так думаешь?

– Он сам мне сказал. Сегодня. В больнице. И через час доказал делом.

– Шустер, – сказал Халандовский.

– А ты этого не знал?

– Догадывался.

– Чтобы уж все знать твердо и окончательно… – Пафнутьев прошел на кухню. Когда Халандовский, рванувшись вслед за ним, тоже оказался на кухне, то увидел странную картину – Пафнутьев внимательно изучал содержимое холодильника. – Суду все ясно, – сказал он.

Халандовский молча стоял в дверях, ожидая пояснений.

– Суду все ясно, – повторил Пафнутьев. – Виски на месте, икра на месте, баночка с крабами тоже не тронута.

– И что это все означает?

– Ты можешь себе представить квартирных воров, которые оставили бы виски, икру и крабов?

– Не могу, Паша. Я бы не оставил. Я теряюсь в догадках.

– Это не были квартирные воры. Человек, который их послал, дал четкие указания – ничего не трогать, кроме одной вещи.

– Ты имеешь в виду…