Победа по очкам

– Разрешите? – Пафнутьев несмело просунул голову из коридора в кабинет.

Морозова, не отвечая, быстро поднялась, подошла к двери, почти втащила Пафнутьева в кабинет и приникла к его груди, положив руки на плечи. Пафнутьев постоял некоторое время в неподвижности, осторожно погладил женщину по спине, не решаясь отстранить, подвел к директорскому креслу и усадил на мягкое сиденье.

– Простите, – сказала она, приложив белый платок к глазам. – Столько всего за последнее время, что я немного поплыла. Вам не кажется?

– Может быть, самую малость, – предположил Пафнутьев.

– Значит, все-таки есть, – горестно заключила Морозова и, убрав платок от лица, посмотрела на Пафнутьева почти веселыми глазами. Заплаканными, мокрыми, но веселыми.

– Рад вас видеть в добром здравии. – Это все, что смог произнести Пафнутьев в эти минуты.

– Я тоже. И поверьте, Павел Николаевич, наш обмен любезностями – это не пустые слова.

– Догадываюсь.

– Мы с вами в одной лодке.

Пафнутьев озадаченно склонил голову к плечу, пытаясь понять значение этих слов.

– Возможно, – проговорил он неуверенно.

– Не надо! – Морозова досадливо махнула рукой, как бы отметая ненужную любезность гостя. – Мы можем говорить более откровенно. Хотите?

– Хочу.

– Готовы?

– Я вообще-то всегда готов, еще с пионерских времен.

– Не надо! – Морозова опять сделала отбрасывающий жест, но на этот раз она отметала не вежливые пафнутьевские слова, а слова пустые и ненужные. – У меня в Генеральной прокуратуре есть добрые знакомые.

– Это хорошо, – одобрил Пафнутьев.

– Они появились недавно, с год назад. Мы славно сотрудничали. Хотели изобличить Лубовского в убийстве моего мужа. Следователь, который пытался это сделать… Исчез. Вам это известно?

– Теперь, когда отдельные картинки в моем сознании соединились в одно изображение, могу сказать – да, мне это известно.

– Год назад я частенько бывала в прокуратуре… По вызову следователя. Хотя исчез он сам, но знакомства остались. Эти люди сказали мне о характере вашей работы.

– И правильно сделали, – кивнул Пафнутьев.

– В каком смысле? – не поняла Морозова.

– Если бы они не рассказали вам о моей работе, мы бы сейчас не разговаривали.

– Не обижаетесь на меня за то, что я так нагло затащила вас сюда?

– Что вы, что вы! Я вам за это чрезвычайно благодарен.

– Не шутите?

– Есть вещи, которыми не шутят, – веско сказал Пафнутьев.

– Ну, что ж… Тогда продолжим.

Но продолжить не удалось – в кармане Пафнутьева запищал мобильник. Поскольку его номер знали немногие, он приложил палец к губам, давая понять Морозовой, что просит небольшую паузу в разговоре.

– Слушаю, – сказал он.

Звонил Андрей.

– Павел Николаевич, я стою здесь, у двери, в которую вы вошли. У вас все в порядке?

– Вроде как бы…

– Дело в том, что «жигуленок», от которого мы оторвались полчаса назад, стоит рядом со мной.

– И как это понимать?

– Понимать это надо так – они знали, куда мы едем.

– Но этого даже ты не знал!

– А они знали, Павел Николаевич.

– Об этом даже я не знал сорок минут назад!

– А они знали, – спокойно повторил Андрей.

– Они тебя не обижают?

– Нет, улыбаются сквозь стекло. Оказывают знаки внимания.

– Какие?

– Водитель ручкой машет, приветствует.

– Андрей, слушай меня внимательно… Если начнет что-то происходить – звони тут же!

– Понял.

– Их номер видишь?

– Записывайте. – Андрей продиктовал номер машины.

Отключив связь, Пафнутьев некоторое время сидел, уставившись в стол. Казалось, он забыл, где находится и по какому поводу, забыл, кто сидит перед ним. Потом, словно очнувшись, придвинул через стол Морозовой листок с номером серого «жигуленка».

– Вам знакома эта машина?

Морозова всмотрелась в цифры, поиграла в воздухе растопыренными пальцами.

– Нет. Впервые вижу.

– Серый «жигуленок», – подсказал Пафнутьев.

– Да-а-а? Значит, так, Павел Николаевич… Кто-то из моих ребят, из тех, кого расстреляли здесь два дня назад… Что-то говорил мне о сером «жигуленке». Чем-то он привлек их внимание… Слова были примерно такие… «Опять этот серый „жигуленок“. Больше ничего не могу сказать.

– Тогда продолжим, – сказал Пафнутьев.

– Этот «жигуленок» возник и в вашем поле зрения?

– Возник.

– Это плохо.

– Почему?

– Когда ребята заметили его… Их расстреляли через день.

– Намек понял. Кто эти ребята, которых убили в вашем кабинете?

– Мои помощники. Мы давно работаем вместе. Еще с Челябинска. Один из них мой племянник. Второй – его друг. Они работали еще с моим мужем. Примерно два года назад он был убит. Вы знаете кем?

– Догадываюсь.

– Я уверена, что мои ребята – тоже его рук дело. Конечно же, он никогда в этом не признается.

– Уже признался.

– Не поняла.

– Намекнул, дал понять, проболтался… Что-то в этом роде. Признательных показаний он, разумеется, не давал и никогда не даст. Но безнаказанность порождает благодушие, расслабляет, хочется бравады. На браваде они все и летят.

– Кто «они»?

– Взорвали Лубовского ваши ребята? – не отвечая, спросил Пафнутьев.

– С чего вы взяли? – Голос Морозовой неуловимо изменился, какая-то острая заинтересованность прозвучала в ее вопросе. – Почему вы так подумали?

– Вы сами предложили откровенность. Я ее принял. Поделился с вами следственными тайнами – сказал о неосмотрительном признании Лубовского… Вы сами предложили – продолжим. Я согласился.

Морозова помолчала, опять поиграла наманикюренными пальцами в воздухе, некоторое время с полуулыбкой испытующе смотрела на Пафнутьева, с полустоном вздохнула.

– Ну, что ж… Наверно, это уже не имеет для них слишком большого значения, наверно, я своей болтовней уже не смогу ни помешать им, ни помочь… Им уже ничто не поможет. А как вы догадались?