Победа по очкам

– Они в этом уже не нуждаются, – обессиленно проговорил Лубовский и откинулся на подушку, не в силах больше продолжать этот идиотский разговор.

– Как с ним? – спросил охранник.

– Пусть погуляет немного… По-моему, полный кретин. Я таких еще не встречал.

– Но ведь вы такого и хотели, Юрий Яковлевич.

– Ну, не настолько же! – простонал Лубовский, и на этот раз улыбка тронула наконец его губы. – По-моему, перестарались мои ребята из прокуратуры.

– Иногда усердие превозмогает разум, – рассудительно заметил охранник.

– Где ты такое вычитал?

– В календаре, – невозмутимо ответил человек с коротким черным автоматом на животе.

А Пафнутьев, положив трубку, усмехнулся, как человек, который одержал пусть маленькую, но неожиданную и важную победу. И только тогда увидел, что в кабинете стоит еще один человек – его новый знакомый Шумаков, который терпеливо дожидался, пока закончится его затянувшийся разговор с Лубовским.

– Колотится мужик? – спросил он, указывая на телефон.

– Да все о своих бумагах печется.

– Договоры, наверно, соглашения о намерениях, купля-продажа… Отдал бы ты ему в самом деле… На кой они тебе – по делу там наверняка ничего нет.

– Конечно, отдам! – Пафнутьев чуть раздраженно махнул рукой. – Ну не бежать же мне прямо сейчас в больницу!

– Я могу сбегать. – Шумаков подошел к столу и взял из стопки визитных карточек Пафнутьева один квадратик. – Это ты попросил, чтобы они наручники изобразили, или сами догадались?

– Не было у них другого символа нашей деятельности, вот и пришлось на наручниках остановиться.

– Красивая визитка, – продолжал Шумаков. – Подаришь?

– Бери, конечно. – Пафнутьев беззаботно махнул рукой.

– Я вижу, они здесь указали не только твой телефон, но и свой собственный… Видимо, в рекламных целях. – Он показал Пафнутьеву микроскопический текст на оборотной стороне визитки.

– Да, действительно, – согласился Пафнутьев. – А я и не обратил внимания. Но с другой стороны – почему бы и нет? Люди заказывают визитки тысячами, и на каждой маленькая рекламка… Голь на выдумку хитра, – подвел Пафнутьев итог своим словам.

Подойдя к сейфу, он открыл его и некоторое время молча рассматривал содержимое. Пафнутьев сразу понял – кто-то сюда заглядывал. Верхняя папка уголовного дела, продуманно положенная чуть наискосок, была сдвинута. Только он мог это заметить. Сработала его давняя хитрость – укладывать документы особым образом. Человек, не знающий об этом, никогда не догадается, что документы лежат не просто так, а в строгом, выверенном порядке.

– Так что, забросить бумаги Лубовскому? – опять напомнил о себе Шумаков. – Мне все равно в ту сторону сейчас ехать.

– А на фиг они ему в больнице? – спросил Пафнутьев. – Выпишется, я сам и отвезу.

– Ну, как знаешь, – в словах Шумакова прозвучала досада.

А Пафнутьев про себя подумал – уж если квартира вскрыта, если там проведен хороший обыск и об этом уже многие знают, даже в центральном здании Генеральной прокуратуры, то почему Шумаков не спросит, не задаст ни единого вопроса, не поинтересуется – что пропало? А потому, ответил себе Пафнутьев, что он все знает, причем знает не понаслышке, не с чужих слов, ему прекрасно известно, что искали, что нашли и чего не нашли.

Ушел раздосадованный Шумаков.

Пафнутьев вернулся к изучению уголовного дела.

Позвонил Халандовский и сказал коротко – все в порядке. Это означало, что документы, бумаги, или как там еще назвать содержимое обгорелого портфеля, в немчиновском надежном месте. Пафнутьев, по совету киллера Васи, начал продумывать свою командировку в Челябинск, как снова раздался звонок.

– Павел Николаевич? Здравствуйте! Это я, Морозова. Вы меня помните?

– Морозова?

– Вы у меня заказывали визитки. А потом внимательно осматривали трупы моих сотрудников. Неужели подобное можно забыть?

– Подобное не забывается, Ирина Александровна. Я рад, что вы позвонили.

– А я рада, что дозвонилась до вас. Приезжайте, Павел Николаевич! Я вас жду.

– Вот так сразу? – растерялся Пафнутьев.

– Приезжайте, не пожалеете.

– Может быть, чуть попозже, Ирина Александровна?

– Павел Николаевич… Если думаете, что приглашаю вас на свидание, на чашку чая или рюмку водки… Ошибаетесь. Может быть, когда-нибудь, чуть попозже, как вы говорите… Павел Николаевич, я ведь не совсем пустой человек, знаю, чем вы занимаетесь… Я внятно выражаюсь?

– Вполне.

– И потому говорю открытым текстом – бросайте все, прыгайте в машину и неситесь сломя голову на Зубовский бульвар.

– А знаете, Ирина Александровна, я так и сделаю. Что-то мне подсказывает – это будет правильный поступок.

– Вам подсказывает не что-то, а кто-то… Это я вам подсказываю.

– Несусь! – воскликнул Пафнутьев.

– Несутся куры, Павел Николаевич! А вы – мчитесь, – и Морозова первой положила трубку.

– Крутая тетенька, – пробормотал Пафнутьев, усаживаясь в машину. – По Садовому кольцу до Зубовского бульвара, – сказал он Андрею. – А там покажу.

– Что-нибудь случилось?

– Не знаю. Похоже, да. Приедем – разберемся.

– Лубовский не возникал?

– Поговорили.

– За нами «хвост», – сказал Андрей. – Отрываемся?

– Помигай им, дескать, видим вас, дескать, знаем о вас, дескать, любим.

– В ответ мигают, – сказал Андрей через некоторое время. – Открыто работают. Силу чуют.

– Оторваться сможешь?

– Попробую.

– Оторвись. Чтобы знали, насколько велика их сила, насколько мала.

Выждав момент, Андрей вильнул вправо сразу на два ряда, а через сотню метров вообще прижался к правому бордюру и нырнул в переулок. «Жигуленок», который совсем недавно самоуверенно мигал ему, оказался в общем потоке и ничего сделать не смог – пронесся мимо, и только в последний момент Андрей увидел сквозь стекло растерянные лица преследователей.

– Слабоваты ребята, – сказал Андрей. – Не тем бы им заниматься.

– А чем?

– Частным извозом. Для них – в самый раз. И как бы при деле, и в семью доход. Ну кто же едет в крайнем левом при слежке… Ехать надо во втором ряду справа.

Морозову Пафнутьев нашел в ее кабинете. Трупы увезли, кровь смыли, пробитые пулями дыры в мебели кое-как заделали, но сидела Морозова так, будто все это еще было нетронутым, казалось, до сих пор лежали, изрешеченные пулями, ее помощники, до сих пор пол был залит кровью и громыхали в коридоре шаги людей, чужих и равнодушных.