Победа. Том 1

Он стремглав кинулся к двери и через несколько минут появился в столовой с бутылкой виски в руках. Приложив ее к плечу и направив горлышко на Вольфа, он радостно крикнул:

– Банг-банг! Гитлер капут!

Болезненная гримаса на мгновение исказила лицо Вольфа. Но он тут же овладел собой и натянуто улыбнулся.

– Стаканы найдутся?
– деловито осведомился Брайт.

Грета достала из шкафа несколько маленьких стопок.

– В России, кажется, пьют так?
– Брайт опрокинул виски в рот, вытаращил глаза, расправил воображаемые усы и крякнул.

Не глядя ни на кого, кроме Воронова, он решительно сказал:

– Поехали, Майкл!

– Куда?

– Разве я не сказал?
– искренне удивился Брайт.
– Черт знает, как это здесь называется. Мы зовем это место просто "Underground". Собираемся там по вечерам. Поехали!

"Underground"?
– мысленно повторил Воронов и подумал: - Что это такое?" По-английски это слово могло означать "подполье", вообще нечто подземное, а в самой Апглии так, кажется, называют метро.

Неожиданное предложение, сделанное Брайтом, и, главное, уверенность, что оно будет безоговорочно принято, окончательно разозлили Воронова.

– Никуда я не поеду!
– резко сказал он.

– Но я же получу сто баков, если предъявлю тебя Стюарту! Помнишь того английского парня в золотых очках, с которым я познакомил тебя утром? Ты хочешь лишить меня сотни баков?

Все это Брайт проговорил жалобно-просительным тоном.

– Я работаю, - решительно сказал Воронов, думая о том, что с Брайтом невозможно разговаривать всерьез.- Пишу кое-что и никуда не поеду.

– А мои сто баков?

Нет, на этого парня нельзя было сердиться!

– Я напишу тебе расписку. Предъявишь своему Стюарту, - добродушно усмехнулся Воронов.

Брайт на мгновение задумался.

– Не пойдет!
– убежденно возразил он.
– Если ты напишешь по-русски, Стюарт ни черта не поймет. А если по-английски, то как я докажу, что писал именно ты?

Воронов пожал плечами.

– Послушай, Майкл, - продолжал Брайт уже серьезно.
– Неужели тебе не интересно поближе познакомиться со своими западными коллегами? Или русским журналистам запрещено общаться с нами? Тогда скажи прямо, и я исчезну.

Слова Брайта задели Воронова за живое. "Мне не только не запрещено, а, наоборот, поручено как можно чаще общаться с вами, - подумал он.
– Вместо того чтобы вымучивать статью, не лучше ли потолкаться среди иностранных журналистов? Тогда и название "Вокруг Конференции" будет оправдано. В конце концов, впереди еще целая ночь. К завтрашнему утру статья может быть готова".

– Ты доставишь меня обратно?
– нерешительно спросил Воронов.

– Конечно!
– с готовностью ответил Брайт.

– Господин Вольф, - спросил Воронов после паузы, - я не очень обеспокою вас, если переночую сегодня здесь?

– Комната в вашем распоряжении в любое время дня и ночи.

– Тогда у меня к вам просьба.
– Встреча с иностранными коллегами уже казалась Воронову чрезвычайно заманчивой и полезной для дела.
– В восемь часов сюда придет моя машина. Я напишу записку и попрошу вас передать ео шоферу.

– Яволь, манн хэрр.

Подняться наверх, написать записку и вручить ее Вольфу было делом нескольких минут.

– Едем!
– сказал Воронов Брайту.
– Мы поехали.
– Он повторил это по-немецки для Вольфа.

– Минутку, хэрр Воронофф, - задержал его Вольф.
– Возьмите, пожалуйста, ключ. Таз; вам будет удобнее.

– Спасибо, - отозвался Воронов, беря ключ, - Думаю, что вернусь не поздно.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

"UNDERGROUND"

Седой город медленно окутывался вечерним сумраком. Улицы были пустынны. Лишь изредка попадались машины с американскими, английскими или советскими солдатами. Все они мчались по Потсдамерштрассе в направлении к Бабельсбергу. Брайт сидел за рулем, откинувшись на спинку сиденья и задрав голову поверх ветрового стекла.

– Твоя хозяйка - боевая баба, - усмехнувшись, сказал он Воронову. Пока ты был наверху, мы с ней сварганили небольшой бизнес.

– Бизнес?
– удивился Воронов.

– Пять пачек кофе, три блока "Лаки страйк" и четыре фунта сахара в обмен на дюжину серебряных ложек.

Доставка за мной.

– Как тебе не стыдно, Чарльз!
– вырвалось у Воронова.

– Стыдно? Но ведь она сама попросила. У Брандеибургских ворот ей дали бы вдвое меньше.

– На кой черт тебе ложки?

– Совершенно ни к чему. Я подарю их Джейн.

– Кому?

– Моей девушке. Ее зовут Джейн. Мы скоро поженимся.

– Где она сейчас? В Индепенденсе?

– В Бабельсберге.

– Где?!

– Она служит в госдепартаменте. Стенографистка. Когда я узнал, что ее берут в Европу, то из кожи вылез, чтобы моя газета послала меня сюда же. Только напрасно.

– Почему?

– Ты же знаешь, что Бабельсберг для меня не ближе, чем Штаты! В течение всех этих дней я видел Джейн только один раз - сегодня!

– Разве она не может приезжать к тебе в Берлин?

– Она завалена работой. С утра до поздней ночи.

Некоторое время Воронов и Брайт ехали молча.

– Послушай, Майкл, - прервал молчание Брайт.
– Хочу предупредить тебя. Ребята очень недовольны. Мы не привыкли, чтобы так обращались с прессой.

Воронов молчал. Сам он был на особом положении.

Правда, оно, в сущности, ограничивалось тем, что ему разрешили находиться в Бабельсберге. Но об этом Воронов не хотел говорить. Кстати, он мог бы сказать Брайту, что прибытие Трумэна и Черчилля снимали все корреспонденты, а приезд Сталина не удалось запечатлеть даже советским.

– Слушай, - неожиданно сказал Брайт, - а я ведь не очень честно выиграл свою сотню. Ты-то имеешь доступ в Бабельсберг, словом, живешь там. Ребята тебя видели.

– Я живу в Потсдаме, - упрямо возразил Воронов.

– Да и я, пожалуй, напрасно жалуюсь, что не могу попасть в этот райский уголок. Джейн находит способы...

Впрочем, все это тонкости. Бизнес есть бизнес. Ты сказал при Стюарте, что живешь в Потсдаме, Шопиигоор восемь, и я нашел тебя именно там. Верно?

– Шопенгауэр, Чарли, Шопенгауэр!