Победный ветер, ясный день (Том 2)

– Н-да, - только и смог вымолвить Гурий, когда Лена закончила рассказ.
– Будем сажать.

– Кого?
– В горле у Лены мгновенно пересохло.

– Как кого? Печенкина.
– Царапины на лице у Гурия вспыхнули, а едва пробивающаяся щетина встала дыбом.
– Сукин сын, простите за грубость... Мародер. Подлец, еще раз извините...

– А...

– А вам - спасибо за содействие.

– И все?

– Ну...
– засопел лейтенант.
– А что же вы еще хотели?

– Ну... Не знаю...

– А улики...
– Гурий скосил глаз на бумажки, которые все еще держал в руках.
– Улики я передам по назначению. Думаю, кое-кто очень сильно ими заинтересуется.

– Кое-кто - это кто?
– Лена вдруг почувствовала, как у нее неприятно засосало под ложечкой.

Из-за спины многозначительного лейтенантского "кое-кто" явно просматривалась фигура майора Сиверса, которую Лена боялась до обморока. Пожалуй, только Николай Петрович Поклонский, преподаватель по теории вождения из автошколы №4, вызывал в ней столь мистический ужас.

– Человек, который занимается этим делом, - снова неприятно раздулся Гурий.

– Майор?
– Она все-таки пропихнула это сквозь намертво сцепленные зубы.
– Сивере?

– Он. Кто же еще.

– Ясно... А...

– Я понимаю... Время сейчас не самое подходящее, но... Надо будет проехать в отделение. Если вы не возражаете... э-э... Лена.

– Зачем?

– Оформим улики. Напишете, как дело было... Ну то, что мне рассказали...

Лучше бы Гурию было не произносить этих слов, хотя ничего другого звездочки на погонах и мышастый китель нашептать не могли.

– Все, что рассказала, - повторила Лена слабым голосом.
– Все?

– Ну да...

– И как вы себе это представляете?

Последующие несколько минут Лена с интересом наблюдала за очередными метаморфозами, происходящими с лицом Гурия. Для начала оно вновь ненадолго сделалось круглоглазым и глупо-милицейским (как раз для составления протоколов), затем в нем появилось что-то мальчишеское (как раз для стрельбы из рогатки по воронам), и, наконец, - о, счастье!
– опять оказалось заваленным терракотой и мрамором (как раз для выделки полубогов).

Гурий решал.

– И как вы себе это представляете?
– повторила Лена.

– Никак, - честно признался он.
– Боюсь, что это никому не понравится... Целищеву - в первую очередь...

Целищев, Целищев... Ну, конечно, Лена помнила это имя - вполне вегетарианское и далеко не такое кровожадное, как "майор Сивере". Целищев тот самый милицейский капитан, дядька с галерки, насмерть запуганный импровизациями Гавриила Леонтьевича Маслобойщикова на благодатной сцене ломоносовского морга!..

– Целищев - это?..

– Неважно, кто это...
– нахмурился Гурий.
– Есть здесь один деятель...

– И что?

– Ничего... Как насчет того, чтобы прокатиться в Питер?..

* * *

...Во всем была виновата бумажка с адресом.

Она и сейчас лежала в заднем кармане Пашкиных джинсов - аккуратно сложенная вдвое. Если бы не она, с Пашкой не случилось бы того, что случилось. И он бы не сидел сейчас в кромешной тьме. И на голову ему не давил бы низкий потолок, а в бок не упиралось бы нечто, похожее на рукоять бейсбольной биты. Впрочем, бейсбольной биты Пашка никогда и в глаза не видел, разве что - по телику, в качестве любимой игрушки маньяков всех мастей, да и не увидел бы при любом раскладе: уж слишком здесь было темно.

И - неизвестно.

Не то чтобы неизвестность пугала Пашку (в этом он не признался бы и самому себе), скорее, вызывала странное чувство веселой злости пополам с любопытством. Иногда злость брала верх над любопытством, обставляла его у самого финиша, и тогда Пашка начинал самозабвенно злиться на:

1. Лену, которая уехала в тот самый момент, когда больше всего была нужна ему.

2. Пистолет, который остался у нее в рюкзаке, хотя должен был перекочевать в его руки, просто потому, что женщина, какой бы красивой она ни была, и оружие - две вещи несовместимые.

3. Би-Пи, который не оставил никаких указаний о том, что же делать одиннадцатилетнему мальчику на борту яхты.

4. Низкий потолок.

5. Бейсбольную-биту-или-что-то-вроде-того.

6. Тошноту, периодически подкатывающую к горлу. Пока ему удавалось справляться со столь унизительными позывами собственного организма, но дальше будет только хуже, тут и к гадалке ходить не надо.

Справедливости ради, тошнота иногда отступала, прихватив с собой злость, и тогда Пашку начинало обуревать любопытство. Во-первых, на яхте он оказался впервые. Окопавшаяся в эллинге "Такарабунэ" - не в счет, ее душа, так рвавшаяся к морю, была навсегда прикована к земле.

А это...

Это была совсем другая яхта, землю она презирала и хорошо чувствовала себя, только когда ей в бока и днище били волны.

Сейчас волны были совсем рядом, за перегородкой, Пашка ощущал их сонное дыхание. И думал о странной последовательности событий, которая привела его сюда и заставила спрятаться в маленьком, похожем на чулан отсеке на носу.

Нет, он не был похож на мертвую красавицу "Такарабунэ" - этот живой мосластый "Посейдон". Сходство заключалось лишь в наличии двух мачт и вымпела на главной из них - того самого брата-близнеца вымпела, найденного в руках у Нео.

Не шарф, не платок - вымпел, флаг, осеняющий путь корабля, теперь Пашка знал это точно. Но от подобного знания радости не было никакой.

Этой яхте нельзя было доверять.

Ей нельзя было доверять так же, как и ее хозяину, гнуснейшему обветренному типу в штормовке и дурацких шортах с дурацкой телкой и дурацкой надписью "Hollywood".

Ничего против Голливуда Пашка не имел, вот только шортоноситель не нравился ему абсолютно.

Он не понравился Пашке сразу, еще тогда, когда они столкнулись с ним в предбаннике эллинга с "Такарабунэ". От такого типа можно было ожидать всего, чего угодно. И как ловко он заманил Лену к себе в дом посредством стакана с водой! И как он пялился на Лену такими же обветренными лживыми глазами, только что не облизывался, гад!.. И все эти его морские штучки, и книжки, и лоции - все это было насквозь не правдой.

Насквозь.

То есть, столкнись Пашка с яхтсменом по имени Сергей при других обстоятельствах, совсем не исключено, что он напрочь забыл бы и про Би-Пи, и про оскорбительно-сухопутное Мартышкино, и про назойливую, как муха цеце, бабку, и про весь остальной мир. И только спал бы и видел, как бы взглянуть на этот остальной мир через какой-нибудь из диковинных приборов...

Или - с разрешения хозяина - похлопать парус по жесткой холке, но... Между ними сидел прислонившийся к мачте мертвый Нео.