Побеждаю и сдаюсь

— А если не убью? — тупо поинтересовался бандит, шарясь в грязи и отыскивая вожделенный металл.

Нашёл, попробовал на гибкость гнилыми зубами. Сглотнул.

Ульвар смахнул с рукава воображаемую пыль. Пыли на одежде не было — была лишь грязь.

— То завтра получишь ровно такую же прелесть. В условленном месте и в условленное время.

— Врёшь!

Принц приподнял бровь и надменно взглянул на него.

— Простите, ваша милость, — мужик скрючился в том, что считал поклоном. — Я провожу. Ни одна тварь не посмеет вас коснуться.

«Замечательно», — хмыкнул Ульвар. Тело ломило. Он был готов поразить лекаря многочисленными следами побоев. Завтра.

Голова трещала. Принц редко позволял себе пить до состояния невменяемости или потери контроля. Да, собственно, никогда. Это был первый случай. Ульвар плохо помнил, что с ним происходило последние несколько часов. Какие-то женщины, какие-то собутыльники, драки… Поножовщина… Потом они пили по кругу… Потом снова женщины… Кажется, Ульвар грязно приставал к жене вот этого типа… Впрочем, в её статусе принц не был уверен.

Он молча пошёл по топкой грязи, которую местные жители называли улицей. «Как много мы готовы отдать за наших женщин, — думал Ульвар, — как много мы ради них готовы сделать… И как недорого мы их продаём».

Принц перепрыгнул через лужу, в которой отражалось синее, вечернее небо, и упал бы в неё, если бы оскорблённый им муж его не поддержал.

«В общем, не такая уж сильная разница, — продолжал размышлять Ульвар, — за золотой продать или за королевство». И он почти любил этого товарища по скотству. Наследнику захотелось обнять почтительную синюшную рожу подлеца и объяснить ему, что женщина — это душа, а душа так недорого, в сущности, стоит… Но остаток мозгов подсказывал принцу, что тот безмерно пьян, а потому объятья и признания лучше отложить до завтра.

— Ваша милость, дальше вы можете идти сами, — угодливо дохнул перегаром в лицо принца подлец, — дальше кварталы богатых, а они того, не любят видеть такую рвань, как я… Да и дальше вас никто не посмеет тронуть…

— Как твоё имя, любезнейший?

Пьяница хитро прищурился. Видно было, что сейчас соврёт.

— Бэг, Ваша милость…

— Завтра утром, Бэг, подойди к воротам королевской резиденции. Не тем, что главные. К восточным. Назови своё имя и скажи, что пришёл получить долг.

Мужик испуганно посмотрел на странного, грязного, пьяного парня в простой одежде, но в котором неожиданно появилась королевская надменность.

— Не бойся, — хмыкнул Уль, правильно истолковав его страх. — Тебя будет ждать золотой, а не плеть или тюрьма.

Перетрусивший обидчик ещё раз поклонился и предпочёл исчезнуть с глаз должника.

«Ну и плеть, конечно, тоже, — хмыкнул про себя наследник. — Всё же ты должен мне за побои. Но и золотой». Ему не надо было записывать имя, его память не нуждалась в костылях.

Ульвар пошёл дальше, вокруг него поднимались крепкие, добротные дома зажиточных горожан. Но сейчас они казались ему выжженными дотла, полными смердящих трупов и плача насилуемых женщин. Принц шёл и вспоминал хроники о том, как почти тридцать лет назад кровавые всадники вошли в Шуг.

— Огонь пылает, город гибнет, и туманы закрыли путь спасенья… — пробормотал он.

Перед глазами действительно стоял туман.

Элэйсдэйру не нужна война. А если будет нужна, то не на своей земле.

Внезапно острая боль обожгла его спину. Принц отшатнулся и услышал: «С дороги, шваль». Мимо него промчалась богато убранная карета.

Ульвар запомнил герб на её дверце. Он был мстителен.

Конечно, седок не виноват в действиях своего кучера, а кучер не мог бы узнать принца в грязном парне, чья простая одежда была порвана в нескольких местах, но кто говорит, что наказывают лишь виновных? «В конце концов грязные, оборванные пьяницы — такие же мои подданные, как и знатные лорды», — хмыкнул Ульвар, понимая, что занимается казуистикой.

Наследник погрузился в философские раздумья. Его состояние достигло того предела, в котором перестаёшь ощущать душевную боль. Он шёл и шёл, и нарядно одетые дамы шарахались от него.

Внезапно перед ним открылся вид на горелые руины проклятого замка. Запретный остров. Место, где отец принял неверное решение…

Ульвар облокотился о периллу и принялся наблюдать, как знаменитый замок погружается во тьму.

«Надо возвращаться во дворец, — думал он устало. — Принять ванную и ложиться спать. А завтра написать Тивадару поздравительное письмо. Одновременно и обиженное, негодующее, холодное, чтобы вынудить князя извиняться и брать обязательства, и в тоже время не переборщить с этим, чтобы вместо провинившегося союзника не обрести врага».

Но пешком добираться до королевской резиденции — не вариант. Ульвар вздохнул и направился в Берлогу — особняк медвежьих герцогов, в котором сейчас обитал его отец.

«Королева вряд ли успела вернуться, — думал, подходя к простой и мрачной решётке — металлические копья, связанные полосами, — отец слеп, а слуги превосходно вышколены. Хоть это радует. Никому ничего не надо объяснять».

Он открыл калитку и прошёл в сад. И замер.

Меж сумрачных высоких елей стояла Джайри. Маленькая, хрупкая, с волной пепельно-русых мягких волос. Она стояла в пол оборота и держала что-то неуклюжее в руках, что-то, завёрнутое в голубое одеяло.

Ульвар шагнул к ней, чувствуя, как подкашиваются ноги.

«Ребёнок? Причём тут ребёнок?»

— Джайри?

Да что с его голосом? Почему вдруг он так осип?

Девушка вздрогнула и обернулась. Наваждение развеялось ещё до того, как она испуганно пролепетала:

— Ваша милость ошиблись…

«Безусловно», — хмыкнул про себя Уль, всматриваясь в черты девушки… девочки. Да почти ребёнка. Ей вряд ли исполнилось больше пятнадцати лет.

Тонкий носик, пушистые ресницы, чуть вытянутое миловидное личико… Действительно внешне похожа на Джайри, но всё не то. От робкого взгляда до неуклюжей позы. Да и в целом перепутать их мог лишь тот, кто видел Серебряную герцогиню лишь мельком. Либо тот, кто ещё не до конца протрезвел после серьёзной пьянки.

— Что ты тут делаешь? — поинтересовался Ульвар.

Серые испуганные глаза захлопали ресницами.

— Его милость подобрал нас с ребёнком и…

Эйдэрд решил поиграть в милосердие? Уже интересно.

— Как тебя зовут?

— Отама…

— Отама, не бойся меня. Я не причиню тебе зла, — мягко и вкрадчиво заметил Ульвар. — Герцог Эйдэрд всегда славился своим милосердием, и раз уж ты здесь, то всё будет хорошо.

— Г-герцог? — перепугалась девочка.

— Да-да. Целый герцог. Тебе с твоим ребёнком ничего не угрожает. Твой благодетель только кажется суровым, но в глубине души у него нежное и милосердное сердце.