Поцелуй чернокнижника

Адалин пошевелила бедрами, побуждая его войти глубже. Без колебаний Меррик отвел бедра назад, почти полностью выходя из нее, и снова подался вперед, проникая глубоко. Она задохнулась от внезапной полноты.

Биение его сердца отдавалось в ней — ровный, сильный звук, дополнявший более неистовый гул магии, который сам по себе был достаточно силен, чтобы заставить ее поджать пальцы на ногах. Она чувствовала, как он постоянно излучает это, омывая ее, задевая в ней струны, которые ничто другое не могло затронуть. Теперь его песня звучала внутри нее, но она также чувствовала мелодию, которую он добавил к ней. Ее песня.

Меррик напрягся. Пребывание внутри Адалин было самой ошеломляющей, невозможной смесью агонии и экстаза, которую он когда-либо мог себе представить — даже когда он был неподвижен, одного ощущения ее плоти вокруг члена было почти достаточно, чтобы довести его до предела, усилив давление намного выше того, что должно было быть его пределом. Она была образцом рая, ставшего еще слаще от звучания, поющего внутри него. Магия свободно струилась по телу, перетекала в нее и возвращалась обратно, усиливая каждое ощущение.

Их песни маны звучали в унисон. Меррик и Адалин находились в изысканной гармонии — телом и душой, ближе друг к другу в тот момент, чем он, возможно, когда-либо мог представить.

Он отодвинул бедра назад. Скольжение влагалища по члену почти уничтожило его, но Меррик застонал и удержался — не хотел, чтобы это закончилось, не сейчас, не так скоро. Она обхватила его ногами, скрестив лодыжки на ягодицах, и снова притянула его таз к себе с еще большей силой. Меррик прервал поцелуй и стиснул зубы, когда его сотрясла дрожь. Интенсивность наслаждения была слишком велика, чтобы он мог дольше оставаться неподвижным, ему нужно было двигаться, ему нужна была она.

Тени плотнее обвились вокруг ее ног, притягивая ее к нему, и их легкие движения создавали призрачные ощущения вдоль спины. Он почти чувствовал ее вкус сквозь них. Меррик никогда никому не открывал эту грань своей магии — никогда не использовал их, чтобы прикасаться к кому-либо. Это ощущение было совершенно новым и невероятно волнующим. С дрожью вдохнув, он вновь заставил бедра двигаться.

Они вошли в ритм, который неуклонно ускорялся — каждое его движение идеально дополняло ее, каждое ее — его. Их сердца стучали в унисон с одинаковой бешеной частотой, дыхание срывалось такими же короткими, тяжелыми вздохами, а звуки, которые они издавали, сплелись воедино, пока он уже не мог различить, где он, а где она — остались только они, только их всепоглощающее, безмерное наслаждение.

Напряжение в нем нарастало с каждым толчком, магия разносила это ощущение по всему телу, но даже этого было недостаточно, чтобы усмирить его, облегчить, сделать терпимым. Ему нужно было освобождение, нужна была эта «маленькая смерть», но она не наступала.

И почему это должно быть так просто? Он ждал этого — ждал ее — больше тысячи лет.

Ногти Адалин впились в его плечи, а хриплые стоны наполнили его уши. Ее лоно сжало член, и он почувствовал первые трепетные движения ее приближающегося оргазма. Ее движения стали более настойчивыми, когда их слившиеся песни достигли крещендо. Связанный с ней своей магией, Меррик ускорил темп, и дыхание перехватило, когда экстаз охватил его мышцы.

Он посмотрел на нее сверху вниз. Глаза Адалин были полуприкрыты от желания и светились ярким синим светом, в точности повторяя оттенок его магии.

Это было последнее, что он увидел, прежде чем закрыл глаза от ошеломляющей силы оргазма, который только усилился, когда она вскрикнула от собственного освобождения, ее лоно сжалось вокруг него, а из сердцевины потек жидкий жар.

На мгновение у Меррика возникло ощущение, что он парит в воздухе вне тела — как будто он был песней маны, переплетенной с ее, более тесно связанной, чем любые два человека когда-либо были за все существование. Наслаждение наполнило его существо.

Так же быстро он снова вернулся в свое тело. Он навалился на Адалин, опершись локтем о край кровати, и тяжело дышал, пытаясь отдышаться. Их тела были горячими и влажными от пота, а ее лоно трепетало вокруг пульсирующего члена в момент оргазма.

Воздух наполнился новым ароматом — их ароматом, результатом переплетения их индивидуальных запахов, создающих нечто опьяняющее.

Адалин, до этого цеплявшаяся за него, отпустила и без сил опустилась на кровать, тяжело дыша. Она отвернула лицо и закрыла глаза. Ее губ коснулась легкая, умиротворенная улыбка.

— Ммм. Мне не следовало ждать так долго.

— А я не должен был позволять тебе, — ответил он с улыбкой.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Он наблюдал, как голубое сияние глаз исчезает, оставляя только ее прекрасный естественный карий цвет. Она дерзко ухмыльнулась и легко провела пальцами от его бицепса к плечу.

— Мы можем повторить? И, кажется, у меня теперь… слабость к щупальцам.

Смех вырвался из горла Меррика, он не ожидал от нее ничего подобного.

— Ты можешь получить столько щупалец, сколько захочешь.

— Ты же не всерьез думал, что можно так вот взять, вытащить их и не получить никакой реакции?

— О, я ожидал реакции. Только не этой.

Он прикоснулся к ее лицу, отводя влажные пряди от щеки. Совершенство, черт, подчеркнутое румянцем, снова поразило его, заставив застыть в немом восхищении. Сердце пропустило удар.

— Ты прекрасна, Адалин. Прекраснее, чем можно описать словами.

Ее улыбка смягчилась, и она подняла лицо, прикасаясь губами к его губам в нежном, долгом поцелуе. Этот поцелуй привел к следующему, потом еще одному, и вскоре он перевернул ее на живот и пустил в ход щупальца.

Глава одиннадцатая

Меррик резко сел, глаза распахнулись — он проснулся мгновенно, будто по щелчку. Адалин шевельнулась рядом, ее согретое сном тело прижалось к его под одеялом.

Что-то прорвало охранные чары вокруг его владений. Нет, не что-то, а некоторые — пятеро, двигались очень быстро. Хотя он не мог определить их сущность только по чарам, он догадывался: это не люди.

Спальня освещалась лишь бледным, с желтоватым оттенком лунным светом, проникавшим сквозь задернутые шторы. Ночное небо было мутно-синим, скрытым за серой дымкой, поглотившей звезды.

— Что случилось? — пробормотала Адалин.

— Вставай, — ответил Меррик, скидывая одеяло и торопливо вылезая из постели.

Сонное выражение на ее лице быстро сменилось тревогой и недоумением. Она приподнялась, села. Одеяло сползло, обнажив ее упругую грудь и розовые соски. При других обстоятельствах Меррик вернулся бы в постель и сосредоточился на том, чтобы доставить ей удовольствие. Но сейчас в нем проснулись совсем другие инстинкты — он должен был защитить ее от таинственной, внезапной угрозы. Все остальное потеряло значение.