Под девятой сосной в чистом поле

– Надо следить за своими вещами, - маминым голосом посоветовал Алешка. И поскорее отключился.

Но телефон зазвонил снова. Почти сразу.

– Теперь ты, - сказал Алешка, передавая мне мобильник.
– Твоим ушам очередь.

А мне чего бояться? Я только за тылы отвечаю.

– Слушаю, - сказал я.

Ответ последовал не сразу. И начался с вопроса:

– Извините, с кем я говорю?

– Это Дима.

– Как Дима? Разве это не Сергея Александровича телефон?

– Вообще - да. А временно он у нас. Кто это?

– Дима, это я, Леонид Петрович.

– Странно, что я сразу не узнал голос отца Леонида. Он был какой-то совсем на себя не похожий. Взволнованный. Даже, я бы сказал, испуганный.
– Дима, как можно связаться с вашим отцом?

– Что-нибудь случилось?

– Случилось. Большая беда. Вы можете сейчас прийти?

– Конечно, - сказал я.
– Идем.

Лешка все это время вопросительно смотрел на меня.

– У батюшки какие-то проблемы, - объяснил я.
– Зовет к себе.

– Пошли!
– решительно отозвался наш юный Холмс.

Дверь в доме отца Леонида была распахнута настежь. Когда мы вошли, он взволнованно метался по горнице, размахивая полами своей рясы. И заметно нам обрадовался.

– Что случилось, дядь Лень?
– спросил Алешка.

Отец Леонид прижал пальцы к вискам.

– Случилось, отроки… Олечка отлучилась рано утром. И все нет ее и нет.

– Не волнуйтесь, - успокоил его Алешка.
– Она, наверное, с кем-нибудь где-нибудь заболталась. У нас в семье тоже так бывает. Не волнуйтесь, скоро придет.

– Не придет, - отец Леонид взял что-то в руки и показал нам: - Вот она где!

Это была обычная видеокассета. И где там в ней… его Олечка?

– Несколько минут назад, - стал объяснять отец Леонид, - я подобрал ее на крыльце. Смотрите, - и он вставил кассету в видак.

На экране появилась матушка Ольга. И сначала я подумал, что она сейчас скажет: «Дорогой Леня! Не сердись на меня. Я долго думала и решилась. Моя жизнь принадлежит театру. Я не имею права закапывать свой талант в землю в твоем огороде. Я возвращаюсь на сцену. Прости меня и не ищи. Любящая тебя Ольга».

Но все оказалось гораздо страшнее. На руках у матушки были наручники, а за спиной натянута белая материя. То ли для лучшего качества съемки, то ли для того, чтобы нельзя было узнать помещение, где эта съемка велась.

Матушка Ольга прерывисто вздохнула и начала говорить совсем другое:

– Леня, не волнуйся, меня взяли в заложники неизвестные люди. Они требуют за мое освобождение и за мою безопасность, чтобы ты выполнил их условия.
– Она перевела дыхание и продолжила: - Они требуют, чтобы ты вместе с Андреем Сергеичем и следователем завтра же признал икону подлинной и вернул ее в иконостас храма. И чтобы больше никогда этот вопрос не поднимался…

Матушка Ольга опустила голову, потом снова подняла ее и, глядя прямо на нас, спокойно сказала:

– Не делай этого, Леня. Господь нас не оставит.

И сразу же за этими кадрами пошли другие - жуткие - кадры, эпизоды страшных пыток, смонтированные из всяких боевиков.

Отец Леонид выключил видак.

– Вот так, - устало и безнадежно сказал он.

Мы с Алешкой молчали, потрясенные тем, что увидели. Нам было страшно за матушку Ольгу. И за батюшку Леню.

Но недолго.

– Это ерунда, - небрежно сказал Алешка.
– И папе звонить не надо.

– Почему?
– Отец Леонид вскинул голову.
– Это просто глупая шутка?

– Не шутка. А вы поставьте самоварчик, батюшка, - вдруг попросил Алешка.
– Чайку попьем и все обсудим.

Я его понял - он хотел, чтобы отец Леонид немного успокоился за повседневным делом. А уж потом Алешка что-нибудь придумает. Если уже не придумал. Я в этом не сомневался. И у батюшки в потухших было глазах засветилась робкая надежда.

Он засуетился, пошел щипать лучину и раздувать самовар.

– Вот гады!
– высказался Алешка, когда отец Леонид вышел в сени.
– Ну они у меня!…

– Кто, Леха?

– Дим, неужели ты не догадался, где снимали тетю Олю на кассету? Не заметил ничего?

А ведь он прав! Белая материя - это да, это не примета, это в каждом доме найдется. Но ведь что-то знакомое и мне бросилось в глаза. Конечно, было страшно смотреть на экран, и это что-то ускользнуло от моего внимания. Не до того было…

Я, припоминая, зажмурился. Так сильно, что у меня под веками забегали разноцветные пятна.

Стоп! Меня осенило! Пятна! Цветные пятна на полу. От разноцветных стекол!

Алешка усмехнулся, когда я открыл глаза, и похвалил меня:

– Молодец, Дим!

– Звони папе, - сказал я.

– Не буду, - сказал он.

Я только хлопнул глазами.

– Во-первых, Дим, он ничего не успеет сделать. Пока он договорится с ОМОНом, пока они сюда приедут… Пока разберутся… И потом, сам знаешь, как они штурмуют. Всякое может быть, вдруг чего-нибудь не получится.

– А чего делать-то?
– даже растерялся я. Но не Алешка.

– Соглашаться! Немедленно!

– Ты что?
– И я не нашел ничего умнее, чем напомнить ему: - Лех, а как же «оружием должна быть истина»?

– Так и будет, Дим, - серьезно сказал Алешка.
– Я тебе открою тайну. Я этих жуликов держу под колпаком и дергаю за веревочки. Я тебе потом все объясню, - заспешил он, потому что в горницу входил отец Леонид с самоваром.

Я коротко рассказал ему о нашем разговоре, о нашем мнении. А Лешка добавил:

– Дядь Лень, все будет в порядке. Соглашайтесь. У меня все схвачено.

Отец Леонид внимательно посмотрел на него, потом на меня. И сказал задумчиво:

– Какие-то вы странные, отроки. То ли очень современные, то ли совсем наоборот. Но я вам верю.
– Он взял с комода бумажный листок.
– Эта записка была в том же пакете, что и кассета.
– И он протянул ее нам.

В ней было написано печатными буквами: «Если согласен, поповская твоя морда, то ровно в полночь звякни в колокол. А если не согласен, он по твоей попадье будет звонить, заупокойную».