Под жарким солнцем

Перевержин посмотрел на часы и велел своему шоферу, который следовал за машиной Мегудина, ехать домой.

— Заедешь за мной в восемь часов.

Мегудин и Перевержин прошлись по хозяйству, осмотрели недавно построенный гараж, зашли ненадолго на ферму и пошли к Мегудину.

Лиза, с нетерпением ожидавшая мужа, увидев его и Перевержина, с милой улыбкой сказала:

— Очень приятно, Илюша, что ты привел такого дорогого гостя.

Лиза знала Перевержина с первых послевоенных лет, когда Илья был председателем райисполкома. Перевержин был тогда директором молочного завода. В свободные вечера и в праздники он с женой бывал у них в гостях. Лизе нравился этот жизнерадостный человек, его остроумные шутки. Разговоры часто затягивались до полуночи.

— Почему вы, Петр Семенович, так долго не показывались? — спросила Лиза.

Перевержин развел руками:

— Спросите у Ильи Абрамовича, он вам скажет, может ли председатель колхоза вырвать часок, чтобы поехать к близкому другу.

Лиза с недоумением посмотрела на него, спросила:

— Вы тоже председатель колхоза?

— Здравствуйте, тетя Лиза… Вы разве не знаете?

— Впервые слышу. В каком колхозе?

— В самом молодом и в самом трудном, в том, который недавно объединился.

— Ну, Петр Семенович, постеснялся бы называть свой колхоз самым трудным, — укорил Мегудин. — Ты хоть и молодой председатель, но работал заместителем председателя райисполкома и бывал в колхозах. Выходит ты мало горя хлебнул, если так рассуждаешь. Я твои колхозы знаю как свои пять пальцев. В Новых Всходах я, можно сказать, вырос и работал, а остальные колхозы находились в зоне Курманской МТС, где, как тебе известно, я был директором.

— Но от этих колхозов остались ведь одни пепелища да могилы, — возразил Перевержин.

— Да, это так, но люди, которые спаслись, чего стоят? — продолжал Мегудин. — Они опытные виноградари, садоводы, животноводы… А какие урожаи зерновых они выращивали! Два колхоза были представлены на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Это не Петровский колхоз, где пришлось начинать все заново.

— А разве мне легче, что у тебя были трудности… Трудностей хватает и тебе, и мне. Право, не знаю, у кого их больше, — с иронической улыбкой сказал Перевержин. — Мне, конечно, легче, что есть с кем посоветоваться и позаимствовать ваш опыт. Надеюсь, дело у нас пойдет быстрее. Техника, которая сейчас появилась, сделает свое дело. Мне уже не придется собирать гайки и винтики, как вам, когда вы бурили первую скважину.

— Да, у вас дело пойдет полным ходом, — заметил Мегудин. — Теперь и мне намного легче. А как вы назвали свой колхоз?

— «Россия», — ответил Перевержин.

— Хорошее название. Пусть слава о нем прозвучит по всей России, — пожелал Мегудин.

— Как это вам удалось стать председателем? — спросила Лиза. — Ведь тип этот, как его… метил на ваше место…

— О ком вы говорите? О… Забыл, как его зовут. Да, да, у него было большое желание возглавить колхоз, да бывшая жена помешала, — рассказал Перевержин. — Я как раз присутствовал на этом собрании, когда он представился людям. Ну прямо артист… Размахивал руками, выкрикивал трескучие фразы! «Мы такие, сякие, мы покажем, на что способны… Мы создадим такой колхоз, что наши враги лопнут от зависти…» Люди аплодировали, а он раскланивался, как артист. Вдруг словно гром среди ясного дня прозвучал голос женщины, говорят, зоотехника колхоза, который входит в наше объединенное хозяйство. Она говорила тихо, но остро, обнажая его лицемерие: «Не верьте ему, ни единому слову не верьте! Он ничего не создаст. Он ищет телегу, чтобы сесть на нее и понукать: «Мы едем, мы едем, мы мчимся вперед…»

— Молодец Минна, молодец! Молодец, что сорвала маску с этого мошенника! — воскликнула Лиза.

— Да, на слова он мастер, большой мастер, — продолжал Перевержин. — После выступления его жены со всех сторон понеслись выкрики: «Хватит! Хватит! Мы уже видели таких болтунов!» Возмущенных людей трудно было остановить. Секретарь райкома сказал мне тогда: «Думается, Петр Семенович, что тебе придется взять на себя руководство этим колхозом. Другой подходящей кандидатуры я не вижу». Знаете, мне показалось странным это предложение. Я занимал разные должности районного масштаба — и вдруг председателем колхоза… Но, признаться, меня всю жизнь влекли простор, село, я скучаю по земле. Возможно, дало себя знать, что я родился и вырос в деревне. Где-то я читал, кажется у Чехова: если бы каждый человек на клочке своей земли сделал все, что он может, то какой бы прекрасной была вся наша земля.

— Золотые слова, — сказал Мегудин. — Необязательно даже, чтобы каждый человек обрабатывал свой клочок земли. Пусть каждый занимается тем, к чему его влечет. Если мы, землеробы, будем работать как положено, можно обеспечить страну всем необходимым.

— Да, хоть я и любил земледелие, — продолжал Перевержин, — но никакой сельскохозяйственной профессии не приобрел. Учиться на агронома в молодые годы не мог, надо было работать, не стал ни зоотехником, ни механизатором, а председателю колхоза ох как нужны такие знания. Все же пришлось согласиться с предложением райкома и взяться за гуж, учиться на практике… Дел по горло, шутка ли — организовать большое хозяйство и урывать еще время, чтобы изучать агрономические науки, знакомиться с агротехникой, зоотехникой, механизацией и даже заглядывать в педагогику Макаренко. Председателю колхоза все это надо знать, надо уметь подбирать ключи к сердцу каждого человека. У меня в колхозе как-никак три тысячи человек…

— Семья большая, — вмешалась Елизавета Михайловна. — Хлопот полон рот…

Мегудин с гостем пили чай и обсуждали разные хозяйственные проблемы. А нерешенных вопросов было у обоих председателей немало. Они часто засиживались до поздней ночи, советовались, как улучшить дела в своих хозяйствах, а при надобности выручали друг друга.

Сегодня, делясь своими впечатлениями о положении дел в колхозе имени Ленина, Мегудин вспомнил об оплошности, которую допустили, ликвидируя отары овец.

— Сейчас бы можно было пустить пять-шесть тысяч овец на обширные поля колхоза имени Ленина, — досадуя на промах, сказал Мегудин. — Овцы неприхотливые, они подчищали бы кукурузные поля, на стерне колосок подобрали, паслись бы, поедая курай, буркун и другие дикие травы, которых корова и в рот не берет. У нас было бы почти даровое мясо, а сколько шерсти! Шутка ли, упустили такой доход!

— Но вы же, наверно, хорошо обдумали, обсудили на правлении, прежде чем решили вывести овец, — как бы сочувствуя Мегудину, отозвался Перевержин. — Мало ли какие просчеты мы иногда делаем… Вы же не могли предвидеть, что к вам присоединят колхоз с такими пастбищами.

— Мы поддались на удочку ложного понимания специализации…

Мегудин понял, что не зря сегодня Перевержин приехал к нему. Наверно, есть какое-то дело или он хочет чем-то поделиться.

Перевержин, как обычно, шутил, рассказывал разные занятные истории и как бы невзначай спросил:

— Сколько бычков принесли в этом году ваши стада?

— А что?.. Нам в этом году повезло: телок больше на целых пятьсот девять штук. Как видишь, мы сможем намного увеличить стадо.

— А у меня наоборот: бычков больше на двести три штуки.

— Ну и не беда. Больше мяса получите. С зерном мы справляемся, с овощами у нас тоже неплохо, самый слабый участок теперь мясо… Но при наличии кормовой базы и с этим делом можно справиться. Возьмем, например, свиноводство. У нас оно неплохо развивалось. Свиньи растут быстро, корми их как следует, и ты обеспечен и мясом, и салом. А мы поступили с ними по-свински, почти забросили их…

— От свиней отказываться нельзя, — заметил Перевержин. — Это один из надежных способов быстрого разрешения мясной проблемы, но…

Перевержин оборвал разговор на полуслове и подумал, как преподнести свою мысль. Наконец он спросил:

— Якова Хазанова знаешь?

— Знаю. А что? Хазанов дельный мужик. Разве его колхоз тоже присоединили к вам?

— Да. Он сейчас стал моим заместителем. Недавно он внес ценное предложение…

— У Хазанова голова работает… А что он нового придумал?