Подснежник
Шрифт:
Взгляд Алена упал на фортепьяно. Его сверкающая красота была так пленительна! Эх, сесть бы сейчас за него и пробежаться пальцами по его чёрно-белым клавишам! Но и это было ему недоступно.
Мужчина перевёл взгляд на свои ноги.
— Ну почему вы меня больше не слушаетесь? — простонал он, и отчаянье снова нахлынуло на него.
Само собой, ответа не было. Ален напрягся. Мысленно он шевелил пальцами, сгибал колени, бил по постели ногами, а наяву — его ноги были недвижимы. Если бы он не видел их, он мог бы подумать, что их у него вообще нет.
Это его утомило — стараться двинуть хотя бы единым мускулом, но не продвинуться в своих попытках
Оставалось лежать и дожидаться завтрака. А что ещё он мог?
Комментарий к Глава 1
Калибан — персонаж пьесы Шекспира, злобный дикарь
========== Глава 2 ==========
Это, казалось, было самое обычное утро. Ранняя весна, когда ещё всё мертво, но уже томится предчувствием перемен. С таким же странным предчувствием в груди (отрывисто билось сердце), что что-то скоро должно случиться, произойти, непременно новое и важное, проснулся в это утро и Дьюар. Всю ночь он бился в постели в этом предчувствии и не мог уснуть. Когда же наконец он уснул, ему приснился сон. Но, проснувшись на мятой постели, весь в слезах, он никак не мог вспомнить, что же ему приснилось. Он чувствовал, что в том сне был знак, какое-то откровение свыше, и слёзы бессилия катились по его щекам.
Вообще в последние дни Ален чувствовал себя престранно: внутри всё как-то ныло и не давало ему покоя. Это ощущение было странно тем, что оно не причиняло боли, а только холодило внутренности. И какие-то крошечные уколы в сердце сопровождали это чувство. Этим утром оно особенно обострилось и стало прямо-таки невыносимым. Его даже пронзила дрожь, настолько холодно ему было.
«А вдруг это предчувствие смерти? — мелькнула в его мозгу воспалённая мысль, и на лбу его выступили капли пота, такого же холодного. — Неужто я скоро умру? Но я не хочу… Право, это слишком страшно!»
Ален устремил взгляд в окно. Утро старалось, но не могло прорваться в комнату через плотные шторы. Несколько зайчиков всё-таки пробрались на стену и там плясали. Мужчина попробовал обратиться мыслями к Богу, но не успел. Только лишь он произнёс первые слова молитвы, полагая, что это будут последние слова в его жизни, до него донеслись откуда-то снизу приглушённые звуки фортепьяно, божественно прекрасные и дьявольски печальные звуки. Ален напряг слух. Галлюцинация? Запертая дверь мешала ему это определить. Но музыка звучала вот уже несколько минут, так что мужчина был почти уверен, что она существует наяву, а не в его измученной мыслями голове. Фортепьяно (ещё одно) находилось в нижнем зале. Но кто мог играть? Не мадам Кристи же.
Прозвучал заключительный аккорд, и всё смолкло. Ален продолжал вслушиваться, но его ухо более ничего не уловило, кроме звенящей тишины.
— Так этого не было? — с разочарованием пробормотал он, и странное чувство, прежде мучившее его, но со звуками фортепьяно исчезнувшее, вновь нахлынуло на него.
Из глаз Дьюара потекли слёзы, но он поспешно вытер их, услышав, как отворяется дверь.
— Доброе утро, господин Дьюар! — весело сказала мадам Кристи.
Она вообще в последнее время пребывала в приподнятом настроении, причины которого Ален понять не мог. Признаться, его даже немного раздражало, что кто-то веселится, в то время как ему плохо. Тем не менее, Ален вежливо сказал:
— Доброе утро.
Женщина как всегда раздёрнула шторы
и воскликнула:— Ах, какой сегодня чудесный день!
Дьюар посмотрел в окно. Обычная тоска, приходившая после этих взглядов, не появилась, и это одновременно встревожило и обрадовало его. А небо было изумительно синее. Ален вздохнул, но во вздохе его не было безнадёжности.
— Да, чудесный.
Так как он впервые согласился с этим, женщина посмотрела на него с понятным удивлением, но, не выказывая его, обычным своим мурлычущим голосом спросила:
— Вы хорошо спали, господин Дьюар?
Ален с довольно-таки мрачным видом покачал головой:
— Признаться вам, отвратительно я спал. Я вчера долго не мог уснуть, меня мучила бессонница. Знаете, сегодня была удивительно лунная ночь: луна светила так ярко, что в комнате было светло как днём. А вы же знаете, мадам Кристи, что я не сплю днём. И эта луна на меня странно действовала…
— Как же? — Она присела к нему на кровать.
— Как? — Дьюар сделал неопределённый жест. — Странно, и всё. Я словно с ума сошёл. А потом ещё этот сон… — По его глазам побежала поволока.
— Какой сон?
— В том-то и дело, какой! — с горечью воскликнул мужчина. — Если бы я помнил! Я забыл его ещё до того, как проснулся. А меж тем я чувствую, что в нём было что-то важное. Как бы я хотел его вспомнить! Многое стало бы ясно. Но, увы! я всё утро вспоминал — ничего. Это такое мучительное чувство, когда не можешь чего-то вспомнить!
— Действительно, — согласилась женщина, вставая и принимаясь за уборку.
Дьюар никак не мог решиться сказать ей про галлюцинацию.
«Ещё сочтёт, что я окончательно свихнулся, — подумал Ален, — и не без причины. Слышал музыку… Что на очереди? Голоса?»
— Вам не кажется, — сказал Ален как бы невзначай, — что в этом доме происходят странные вещи?
Домоправительница вздрогнула и вперила бегающие глаза в больного:
— О чём вы, господин Дьюар?
Похоже, это её неимоверно взволновало, и Ален этому удивился, но подумал: «И всё-таки это не бред. Ей что-то известно».
— Понимаете, — с усилием сказал Дьюар, поскольку ему трудно было в этом признаться, — только не подумайте, что я окончательно свихнулся, но сегодня утром… во всяком случае, мне показалось, что сегодня утром, но я в этом не уверен… я слышал музыку.
С её лица сбежала тревога. Она вздохнула с явным облегчением и переспросила:
— Музыку?
Ален, ободренный началом, продолжил взволнованно и с горячей категоричностью:
— Да, кто-то… словно кто-то играл на фортепьяно внизу. Такая прекрасная музыка! — И упавшим голосом он добавил: — Вы ничего не слышали, мадам Кристи?
Женщина выглядела смущённой:
— Вам эта музыка помешала спать?
Ален воспрянул и приподнялся, насколько это было возможно.
— Так, значит, это не бред? Была музыка? — Глаза его светились радостью.
Мадам Кристи кивнула.
— Так кто же это играл? Скажите, умоляю вас! — Мужчина протянул к ней руки.
— Простите, господин Дьюар. — Она покраснела. — Я позволила одному музыканту пожить здесь, пока он будет в городе.
— Это ваш родственник? — с любопытством спросил он.
Женщина смутилась ещё больше:
— Нет, всего лишь знакомый. Простите мне эту вольность, господин Дьюар.
— Да о чём вы! Пусть живёт здесь сколько хочет. Представьте его мне, я вас прошу! Мне бы хотелось, чтобы он сыграл мне эту мелодию ещё раз, уже в этой комнате! — взмолился Дьюар.