Подвиг

Солнце поднималось изъ морскихъ просторовъ.

Девять судовъ открыли огонь по острову. Гидропланы, ря въ неб, корректировали стрльбу. Маленькая розово-зеленая точка на мор была окутана блыми, сочными облаками шрапнельныхъ разрывовъ и громадными бурыми дымами взрывовъ гранатъ, словно кудрявыя деревья встававщими то тутъ то тамъ. Они были такъ часты, что временами острова не было видно и не было видно флага на мачт. Тогда на мгновснiе прекращали огонь, чтобы дать охладиться разгоряченнымъ стволамъ и ждали, когда разсятся дымы разрывовъ надъ островомъ и въ десятки биноклей смотрли на гору. Въ синемъ неб надъ розовою скалою, рялъ и точно дразнилъ коммунистовъ прекрасный и невредимый, не опускаемый Русскiй флагъ.

Въ полдень стрльбу прекратили. Коммунистическiя ячейки потребовали, чтобы командамъ былъ поданъ обдъ.

Въ часъ дня огонь возобновился съ новою силою и подъ его прикрытiемъ съ совтскихъ и англiйскихъ судовъ пошли шлюпки и катера съ десантомъ.

XXXVI

Какъ ни малъ былъ Россiйскiй островъ онъ былъ все-таки слишкомъ великъ для его гарнизона въ пятьдесятъ пять человкъ. Его защитники, укрывшiеся въ глубокихъ траншеяхъ и убжищахъ, устроенныхъ на звенья и разсянныхъ далеко другъ отъ друга по всему берегу, удачно отсиживались отъ снарядовъ и бомбъ, бросаемыхъ съ аэроплановъ. Гранаты лопались везд. Он измняли самыя очертанiя острова. Тамъ упадала граната у берега и ея воронка наполнялась водою, образуя причудливый заливъ, тамъ разрывомъ снаряда сносило крутыя скалы на краю горы и вмсто ихъ пиковъ являлась покатая чернобурая осыпь. Только одинъ разъ снарядъ попалъ прямо въ пулеметное отдленiе, и восемь человкъ вмст съ машиной взлетли на воздухъ и исчезли. Тамъ, гд билось восемь живыхъ сердецъ осталась только глубокая черная воронка.

Защитники острова притаились въ своихъ земляныхъ норахъ. Сквозь стекла перископовъ наблюдали они изъ подъ земли за тмъ, что длается на мор. Они видли разрушенiе острова. Во мгновенiе ока огневымъ вихремъ смело палатки ихъ лагеря. Разметало сарай съ консервными ящиками и тмъ лишило ихъ продоволь-ствiя. Объ этомъ, впрочемъ въ ту минуту какъ то никто не подумалъ. Громадными осколками разбило кухню Нифонта Ивановича. Все жилое, все, съ чмъ сжились за эти полгода офицеры уничтожалось и островъ обращался въ груду развалинъ. Луга были покрыты темными воронками и надъ всмъ островомъ носилси запахъ удушливой гари.

Когда въ полдень огонь утихъ ошеломленные, оглушечные, потерявшiе способность соображать, люди стали выходить изъ убжишъ и осматриваться. Отвсные лучи солнца казались нестерпимыми. Тутъ, тамъ на лугахъ, на скатахъ горы дымились воронки. Люди отряда капитана Немо снимали противогазы, протирали глаза, вдыхали знойный воздухъ, расправляли затекшiе члены и, казалось, и сами не понимали, какъ могли они выйти живыми изъ этого ада, какъ спасла ихъ судьба. Нифонтъ Ивановичъ хлопоталъ изготовить чайку, и послалъ Фирса посмотрть цла ли мачта. Князь Ардаганскiй совершенно потрясенный, ничего еще не соображающiй пошелъ за Фирсомъ. Ему, проведшему эти часы рядомъ съ Фирсомъ казалось, что съ нимъ ему будетъ не такъ одиноко. Онъ хотлъ заглянуть и къ капитану Немо, отъ котораго все время боя они по громкоговорителю слышали слова ободренiя.

Они побжали вверхъ по тропинк.

— Цлъ! … цлъ, — въ какомъ то животномъ во(…)скому рукою на вершину мачты, гд то разворачивался, то опадалъ ихъ, ставшiй имъ необычайно дорогимъ Русскiй флагъ.

— Пойдемъ назадъ, — сказалъ Ардаганскiй, — чего еще … Вдругъ они начнутъ … Ему страшна была теперь самая тишина острова, хотлось къ людямъ, хотлось въ тсное душное убжище. Просторъ океана, гд были видны суда противника, казался ему ужаснымъ. Но Фирсу хотлось убдиться, что и самое основанiе мачты никакъ не повреждено. Фирсъ бжалъ безоружный. Тяжелый «наганъ» болтался въ кобур на боку у Ардаганскаго и казался ему лишнимъ и ненужнымъ. Онъ стснялъ его.

— Одинъ секундъ, Михако … Гляньте-ка, что это тамъ такое? … Ахъ ты Господи, вотъ еще гадъ!

Впереди ихъ и по тому же направленiю къ мачт, тщательно скрываясь въ кустахъ алоэ и кактусахъ кралась какая то блая фигура. Фирсъ схватилъ князя Ардаганского за руку и повлекъ его за собою.

— Ишь ты какое замыслилъ … Ну погоди-жъ ты! … Вотъ негодяй! … Стерьва паршивая… — бормоталъ Фирсъ.

Онъ тащилъ за собою въ гору совсмъ изнемогавшаго отъ зноя князя. Изъ подъ ихъ пробковыхъ шлемовъ потъ лилъ струями и, заливая глаза, мшалъ видть. Человкъ въ бломъ былъ уже у основанiя мачты. Онъ рзкимъ движенiемъ выхватилъ изъ за пазухи красное полотнище и сталъ махать имъ. Потомъ ползъ

на мачту.

Какъ въ какомъ то кошмарномъ сн князь узналъ въ этомъ человк въ бломъ Мишеля Строгова.

— Гляньте, что они длаютъ … Предатели! … Гадъ паршивый … Слзай, чортовъ сынъ … Слзай теб говорятъ, — кричалъ, задыхаясь въ изступленiи Фирсъ.

Мишель Строговъ, казалось, не слыхалъ его. Онъ видимо былъ пораженъ, что флагъ такъ прочно прибитъ къ мачт. Держась колнями за мачту, сунувъ снова за пазуху красное полотнище, онъ досталъ изъ за сапога кривой ножъ и сталъ отрзать флагъ отъ мачты.

— Михако, стрляйте въ него … Видите какое дло замышляютъ. Такимъ гадамъ глотку своими руками рвать надоть.

Князь Ардаганскiй какъ то нершительно вынулъ изъ кобуры револьверъ, приподнялъ было его, увидалъ на мушк Мишеля Строгова, вспомнилъ все и точно сталъ ему револьверъ не подъ силу тяжелымъ — онь уронилъ его на землю.

— Нюжли-жъ и того не умете, — съ негодованiемъ, глубоко оскорбившимъ князя крикнулъ Фирсъ, — а, голубая кровь! … Правильно прозвали васъ большевики — буржуи! … Что-бъ васъ! …

Онъ схватилъ револьверъ съ земли и выстрлилъ.

Пуля удачно хватила Мишеля по рук. Онъ скатился внизъ съ мачты. По тыловой части ладони струею текла кровь. Князь бросился къ нему, но Мишель ловкимъ и сильнымъ ударомъ кулака свалилъ князя съ ногъ. Этотъ ударъ точно пробудилъ князя, онъ вскочилъ на ноги и снова бросился на Мишеля. Въ тотъ же мигъ Фирсъ всею тяжестью навалился иа Мишеля сзади и, давъ ему подножку, бросилъ его на землю. Онъ скрутилъ ему руки назадъ, приподнялъ его и поставилъ на ноги. Князь ухватилъ Мишеля сзади за лотки и они оба повлекли Мишеля внизъ съ горы. Мишель молчалъ. Онъ тяжело соплъ и пытался зубами достать то руки крпко державшаго его Фирса, то красное полотнище, торчавшее у него изъ за пазухи. Но Фирсъ угадывалъ его маневры и всякiй разъ еще сильне сжимая руки и выкручивая ихъ мшалъ ему въ этомъ и въ тоже время ногою толкалъ его, заставляя бжать по крутому спуску.

У главнаго окопа, гд былъ Ложейниковъ ихъ поджидала группа бойцовъ.

— Что тамъ случилось? — спросилъ полковникъ Ложейниковъ.

Мишель Строговъ былъ противъ него. Онъ былъ багрово красенъ, съ выпученными страшными глазами, сверкающими непередаваемой, нечеловческой злобой. Онь оглядывалъ столпившихся кругомъ Ложейникова людей.

— Вотъ, ваше высокоблагородiе, гляньте какую пакость хотли исдлать намъ, — сказалъ, задыхаясь отъ усилiя держать Мишеля и отъ бготни и драки, Фирсъ. Онъ, освободивъ на мгновенiе одну руку Мишеля, выхватилъ изъ его пазухи красное полотнище съ пришитымй къ нему блыми завязками и бросилъ его къ ногамъ Ложейникова. — Съ ножомъ, дьяволъ карабкался, чтобы срзать, значитъ, нашу святыню и свою красную пакость навязать. Экую подлую сдачу придумалъ!

Мишель озирался, какъ затравленный волкъ. Онъ поднялъ голову, мотнулъ волосами, выпрямилъ грудь, стараясь освободиться отъ зажавшаго его, какъ въ клещахъ Фирса и выкрикнулъ съ отчаянiемъ:

— Товарищи! …

— Здсь вамъ нту товарищей, — грозно заревлъ на него Ложейниковъ и сдлалъ шагъ къ нему.

— Товарищи, — упрямо съ отчаянною смлостью повторилъ Мишель. — Мы нанимались на фильм сниматься … А не чтобы … пушечное мясо … Я говорю, — со страшною силою и нечеловческою злобою крикнулъ Мишель, — никакого права вы не имете! … Я жить хочу! … Я молодъ! … Я! … Жить! … Мн эти: — слава … честь … долгъ … еще вотъ Родина … He существуютъ они для меня! Я новый человкъ! … Мн ваши предразсудки, чтобы жизнь … Единственное, что … Я не желаю умирать …