Подвиг

— Да… Вотъ оно какъ!.. Что же это за новое поколнiе растетъ въ Россiи?…

Леночка встала. Ея красивая грудь часто вздымалась.

— Это растетъ… Да, конечно, новое поколнiе… He смшные ваши Рудины, Онгины и Райскiе, Донъ Кихоты Россiйскiе, на комъ вы хотите воспитывать меня, но поколнiе, не знающее сентиментализма. Настоящiе борцы за право жить.

— Васъ хорошо и крпко учили въ школ второй ступени.

— Учили… Да… Ho, дядя… Когда такъ жить хочется… Ахъ какъ хочется жить!..

Леночка закинула руки вверхъ и назадъ, охватила ладонями затылокъ и, качая бедрами, вышла изъ комнаты. Она спустилась въ маленькiй палисадникъ, въ темноту ночи.

Тамъ она долго стояла, опершись о калитку спиною и смотрла на незавшенное, ярко освщенное окно Мишеля. Но окно было высоко, балкончикъ загромождалъ его, и не было видно, что длаетъ тамъ Мишель Строговъ.

Въ подвал у Агафошкина погасли огни. Въ комнат у полковника спустили штору и зажгли лампу; полковникъ и Ольга Сергевна ушли изъ мамочкиной

комнаты. Тогда Леночка медленно пошла домой.

«Зачмъ я это говорила», — думала она. — «Разв могутъ они понять меня?… Слпорожденные… Какъ я могу понять ихъ «Дворянское гнздо»?… Гнздо… Гнздо… Какъ это смшно звучитъ!..»

Она всходила на лстницу и повторила уже вслухъ:

— Гнздо… Это — гнздо?… И здсь Евгенiй Онгинъ, или Вра изъ «Обрыва»… Bee y нихъ въ прошломъ!.. Все — земное и непонятное… Идеалы… А я тянусь къ будущему… Къ свтлому будущему… Къ звздамъ!!..

XVI

Съ кмъ согршила Топси такъ и осталось невыясненнымъ. Во всякомъ случа врядъ ли съ косматымъ и колючимъ Марсомъ. Щенята родились темненькiе, темне матери и такiе, нжные и пушистые, точно кроты. Съ тоненькою, короткою, бархатистою шерсткою.

Топси ощенилась утромъ въ саду. Въ этотъ день она не принесла полковнику газеты, но по одному перетаскала всхъ шесть щенятъ въ зубахъ и положила ихъ на коврик подл печки.

Вс любовались ими. Даже полковникъ не разсердился на то, что онъ остался безъ газеты. Ольга Сергевна, какъ сла надъ ними, такъ и свой кофе позабыла и чуть не опоздала на службу. Такiе они были забавные, слпые и безпомощные. Такъ славно чмокали они, уткнувшись въ грудь матери. Топси съ благосклонною гордостью показывала ихъ всмъ, и заботливо тыкала мордою тхъ, кто не сразу находилъ, гд сосать.

Въ этотъ день, кажется, первый разъ полковникъ съ Ольгой Сергевной обмнялись двумя словами, когда расходились у вокзала Invalides.

— Что же мы будемъ съ ними длать? — сказалъ полковникъ.

— Они прелестные, — сказала Ольга Сергевна. Ея грудной голосъ звучалъ тою молодою красотой. которою она нкогда покорила Георгiя Димитрiевича.

И супруги разошлись. Въ этотъ день солнце ярко свтило. Сена была въ золотистыхъ искоркахъ и крыша на grand Palais нестерпимо сверкала. Зеленоватые бронзовые кони на ея углу несли колесницу съ голымъ богомъ въ голубыя дали. По небу плыли розовые барашки. Само небо походило на т яркiе плафоны, что украшаютъ Версальскiй дворецъ. Казалось, что вотъ вотъ раздвинутся шире розовыя облака, обратятся въ раковины, въ гирлянды цвтовъ, и изъ за нихъ проглянетъ въ серебряномъ хитон торжественно шествующая Аврора, окруженная трубящими въ золотыя трубы генiями.

Длать что то со щенятами было нужно. Въ тсныхъ комнатахъ они мшали. Хозяинъ сказалъ, чтобы ихъ не было. Онъ и Топси не разршалъ держать, но только терплъ ее.

— II faut debarrasser, — сердито, тономъ, не допускающимъ возраженiя сказалъ онъ. — II faut!

Нордековы знали цну французскаго «il faut»…

«II faut payer»… «II faut vivге»… «Quand meme»… «Mais — alors…»

— Что же, топить ихъ разв придется, — сказалъ раздумчиво Нифонтъ Ивановичъ.

— Зачмъ топить?… Ну, сказали тоже?… По людямъ раздадимъ, — вмшался Фирсъ.

Ho раздать no людямъ оказалось не такъ то просто. Напрасно предлагала ихъ Ольга Сергевна въ церкви пвчимъ и отцу дiакону и самому батюшк. Вс сочувствовали ей. Нкоторые даже приходили полюбоваться на нихъ, находили ихъ удивительными. Одна хористка, и тоже полковница, безъ конца цловала ихъ, прижимала къ груди, тискала, выбирала, кого возьметъ, разглядывала, кто мальчики, кто двочки, а взять такъ никто и не ршился.

— Знаете, у насъ хозяинъ, ни за что не позволитъ.

— Мы отъ жильцовъ комнату имемъ… Намъ никакъ нельзя.

— Рада бы, милая, взять, да консьержка у насъ чистая вдьма…

И топить ихъ тоже не смогли.

Сказали Нифонту Ивановичу. Тотъ руками замахалъ.

— Ну что вы, ваше высокоблагородiе… Никакъ это невозможно. Божiя тварь вдь… Это все одно, какъ дите потопить.

Отказался и Фирсъ.

Мишель Строговъ посмотрлъ своимъ неломающимся взглядомъ узко поставленныхъ глазъ и проворчалъ:

— Мараться то не охота.

Такъ и жили они, приговоренные къ смерти, жили потому, что оказалось приговорить то ихъ къ смерти приговорили, а привести приговоръ въ исполненiе никто не ршался: не было палача.

A y собачекъ между тмъ уже прорзались глазки. Черными блестящими изюминами смотрли на свтъ Божiй, и такая была въ нихъ радость бытiя, что у всхъ обитателей виллы «Les Coccinelles» нестерпимо болли сердца и тяготила тяжкая дума, какъ бытiе это отъ нихъ отнять.

XVII

Весною у полковника было такъ много воспоминанiй и поминальныхъ дней. И тяжелыхъ, печальныхъ и героическихъ. Ледяной походъ… Атака Екатеринодада… Смерть Корнилова… Все это заставило полковника соприкоснуться съ былыми боевыми друзьями соратниками. Къ огорченiю Ольги Сергевны было много выпито и еще боле произнесено хорошихъ, бодрыхъ рчей о побдахъ прошлыхъ и о побдахъ будущихъ…

«Борьба продолжается»…

Размякшiй полковникъ наприглашалъ на ближайшее воскресенье гостей.

Вс позванные имъ были люди твердые, врующiе въ окончательную побду, не «свернувшiе знаменъ», честные, славные и бодрые люди и потому, — полковникъ это отлично понималъ — особенно ненавистные Ольг Сергевн.

Но, назвался груздемъ — ползай въ кузовъ. Ольга Сергевна была нкогда полковой дамой хоть куда и обычаи гостепрiимства знала. Сцена была только домашняя — до прiема — акъ самому прiему гроза и буря миновали. «Мамочка» и Леночка были мобилизованы. На кругломъ обденномъ стол тонко катали тсто и рюмкою отбивали кружки для разсыпчатаго печенья «совсмъ, какъ въ Россiи». Нифонтъ Ивановичъ съ Фирсомъ — не ударить же въ грязь лицомъ вилл «Les Coccinelles» — носили бутылки блднаго благо «ординера» и толстыя пузатыя бутылки краснаго вина съ этикеткой, гд былъ изображенъ румяный красный почтальонъ въ сромъ цилиндр…

По словамъ полковника готовился еще и сюрпризъ, и Ольг Сергевн было сказано, что особенно думать о закуск не приходится: — гости сами принесутъ закуску.

Погода выдалась замчательная. Сирень въ палисадник цвла. Въ клумбахъ хозяинъ натыкалъ какихъ то цвтовъ. И, если что смущало — такъ это категорическое приказанiе хозяина, чтобы завтра никакихъ щенятъ ни подъ какимъ видомъ не было. А они, какъ на зло, такъ уморительно, весело и безпечно кувыркались и рзвились подл своей мамаши…

Вечеръ общалъ быть теплымъ. Ршено было прiемъ устроить въ палисадник. Co всего дома вынесли столы и стулья, приспособили скамьи. Посуда была разнокалиберная: — ее занимали черезъ дачу у знакомыхъ Русскихъ. Столы были безъ скатертей. He всмъ было на что ссть, — но всякiй же долженъ понимать, что это не мирный прiемъ у царскаго полковника Нордекова, a прiемъ на поход («война продолжается») — и потому: — a la guerre comme a la guerre — эта старая избитая поговорка, какъ нельзя боле подходила къ обстановк прiема у Нордековыхъ.