Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Хор незримых эльф

Отчужденная от рая, Плачет Эльфа молодая О жилище светлых дев. Справедлив владыки гнев! Он сказал: пусть Эльфа стонет, Пусть во сне и наяву Слезы горестные ронит На зеленую траву, На листки пустынной розы, — Зарумянится заря И подымет девы слезы К трону вечного царя.

Эльфа

О! как мой слух лелеет голос милый! Спуститеся, коснуться вас хочу; О! дайте мне божественные крилы, Взовьюсь и полечу!

Хор незримых эльф

Не смертным знать тайны природы, В удел им дана слепота. Пусть смотрят на землю и воды И небо глазами крота. Пусть смотрят на землю: увидят ли в ней Живущее племя бессмертных огней? Нет, гномы незримы для бренных очей. Пусть смотрят на воды: поток-исполин Клубится и скачет по скату долин, И в нем златовласых не видят ондин. Ты ж открыла смертной деве Тайну бытия земли, И судьбы, в правдивом гневе, Приговор произрекли: Эльфа, изгнана из рая, Как гонимый ветром пух, Как проклятый небом дух, Невидимо в край из края За вину свою блуждая, На тоску осуждена. Всюду с нежною любовью Вновь родившихся она Нянчить и любить должна; Но нежный младенец, взлелеянный ею, От ней же погибнуть судьбой осужден — Таков непреложный закон!

^{Лес. Солнце всходит. Эльфа при колыбели.}

Приветствую тебя, горящее светило, Небесных тел краса, желанный гость земли, Ты отягченну сном природу пробудило, Тобою жизнь зажглась в бесчувственной пыли! Приветствую тебя, прекрасное светило. От восхода до заката Полилися, потекли Волны огненного злата, Твердь небесную зажгли; Отразились, запылали На гранитном теме гор, И слились, и разостлали Пышный на землю ковер. Ты спишь, дитя? сладка твоя дремота, Не возмутит ее зловещий сон, Не сокрушит томящая забота; Чем, малютка, винен он? Для чего родимой груди Он лишиться осужден? Закон суровый начертали люди; Бог начертал естественный закон. (Срывает ветку и обмахивает дитя.) Спи, мой малютка, Эльфа с тобой; Эльфа отгонит черную мошку Белой рукой; В полдень заслонит Тихо, тихонько Веткой густой; Спи, мой малютка, Эльфа не дремлет, Эльфа с тобой. Смотрю, бывало, светлыми очами И вижу всё: лечу, несусь Под облака воздушными путями И там с подружками резвлюсь, То на цветке беспечная качаюсь, То с соловьем перекликаюсь, Маня его и притаясь. Теперь нет крил, не вьюсь под облаками, Не тешусь, легче ветерка летя. Спи, малютка, спи, дитя, Я душистыми листами Устелю твою постель, Я поставлю колыбель Между свежими цветами, С васильков сберу росу, С ульев меду принесу, Я росой тебя умою, Сладким медом накормлю И тихонько над тобою Песенку спою. ^{Дитя просыпается.} Невинного как сладко пробужденье! Не так ли первый человек взглянул На солнце в первое мгновенье? Опять заснул! <1829>

273. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Незваный гость на пире света, Я встретил жизни у дверей Холодность гордого привета Меня чуждавшихся людей. Я покраснел, взошед без зова, И вышел, и за мною снова Вином заискрился бокал, И каждый пел и пировал… Но имя гостя убылова Никто в пиру не вспоминал. <1830>

274. ЖИЗНЬ Элегия

Родился я, и грудью нанятою Меня чужая выкормила мать, И, колыбель качая с сиротою, Ленивая, старалась усыплять. Я отроком не знал родных объятий, Наставником наемник мне служил, И жар небесной, чистой благодати При нем мне чужд и непонятен был. Я возмужал: как путник в час полночи, Брел ощупью неведомым путем; Но в мрак ночной вотще вперяя очи, Всё более тонул, терялся в нем. И вот теперь я, старец поседелый, Как истукан, над бездною стою, — Но страха нет в душе оледенелой: Над бездной песнь последнюю пою! <1831>

275. АГРИППИНА

На гладком озере играли Лучи серебряной луны, И весла мерно рассекали Поверхность дремлющей волны. Склонясь на ткани дорогие, Горда, как молодой орел, Когда впервые он взлетел, Взвился под тучи громовые И устремил довольный взор На мрак лесов, на темя гор, Лежала молча мать Нерона. Трирема тихо с ней плыла, И молодая Ацерона К ногам царицы прилегла. Сбылись желанья, Агриппина! Британии встретил свой конец; Ты на чело младого сына Изложила Августов венец, И твой Нерон тебя ласкает, Нечистых уст коснулась ты, — Он так усердно выполняет Твои блестящие мечты! Весь мир есть твой, и без преграды Ты жизнь и смерть с собой несешь, И се — на торжество Паллады, Нероном званая, плывешь. Лежала молча мать Нерона, Трирема медленно плыла, И молодая Ацерона К ногам царицы прилегла. Но кормчий бдительный не дремлет, Во мраке взор его горит. Чему так пристально он внемлет? Кого так чутко сторожит? К богам прибегни, Агриппина! Прострись, молящая, в слезах, Да избежишь объятий сына, Тебе отверстых в сих волнах… Но поздно! подан знак условный — Ты узнаешь ли сына, мать?.. И расступившиеся волны Над судном сдвинулись опять. <1831>

276. ИЗ ГЕТЕВА «ФАУСТА»

Директор театра

В моих заботах и печали Вы мне нередко помогали; Скажите ж мненье ваше мне: Успешно ль в этой стороне Пойдут дела? а мне б желалось Толпу народа приманить, Чтоб множество ко мне сбегалось, И всех путем повеселить. Уже готово возвышенье, В партере зрители сидят, Молчат и пристально глядят, И ждут — чудес на удивленье. Скажу вам правду про себя: Я мастер угождать народу, Сегодня ж в затрудненьи я: Хотя хорошего он сроду Не постигал и не видал, Но бездну книг перечитал. Откуда ж новых впечатлений И свежих мыслей наберем? И как от сильных потрясений Его на радость наведем? Мне, признаюсь, весьма приятно, Когда валит ко мне народ И ждет билета у ворот, Как будто пищи благодатной Пришел просить в голодный год. А всё поэт! он дивной силой Творит такие чудеса! (Поэту) Прошу ж покорно вас, мой милый, Почудесите два часа.

Поэт

Не вспоминай мне о толпе презренной: Она восторг души моей мертвит; Сокрой меня от черни ослепленной: Она певцу насильно петь велит; Но поведи к обители священной, Где луч бессмертья для певца горит, Туда, где дружба и любовь святая Душе его готовят негу рая. Толпа чужда высоких вдохновений, Язык богов непостижим для ней; Для кратких он не сотворен мгновений, Невнятен он и чуден для людей. Сквозь мрак веков проникнуть должен гений, Чтобы облечься красотой своей. Блестящее живет одно мгновенье, Изящное — потомков удивленье.

Комик

К чему потомков вспоминать, А современных презирать? Кто слепо черни угождает, Того и чернь не огорчит; Кто круг деяний расширяет, Тот и успех свой ускорит. Так, с богом! Начинайте смело, На сцену выводите нам Фантазию со свитой целой, С рассудком здравым пополам, С умом, желаньями, страстями, Надеждой, страхом, чудесами, Лишь бы дурачество и блажь Могли вы приютить туда ж.

Директор

И не жалейте происшествий, — От них зависит ваш успех; Побольше перемен и действий, И угодите вы на всех. Толпу чудес толпе народной Представьте кучею огромной — Пусть каждый часть свою возьмет, Пусть выбирает что угодно И удовольствован идет. Разбив на части сочиненье, Писать гораздо легче вам, Притом, хоть целое творенье, А всё растащат по клочкам.

Поэт

Наемника презренные расчеты! Прямой поэт не постигает их. Мне жаль, что выгод мелочных Вы полюбили обороты.

Директор

Упреком я не оскорблен, И слишком твердо в том уверен, Что если кто успеть намерен, Тот будь проворен и умен. Подумайте, зачем так много И для кого трудитесь вы? И кто потом, ценитель строгий, Раздаст хулы иль похвалы? Один к нам тащится без цели, Другой чуть встал из-за стола, Тому наскучили дела, Тому веселья надоели. Без дальних мыслей, наугад К нам все бегут, как в маскарад. И что вам грезится, поэты? Пиеса ваша принята, И все разобраны билеты, И все наполнены места. Но присмотритеся поближе: Кто ваши зрители, певцы? В партере — черствые глупцы, И в ложах — чуть ли не они же. К чему ж терзать Парнасских дев? Поверьте мне, перемените Ваш поэтический напев; Пишите только и пишите, Туманьте зрителей умы,— Рукоплесканья вам награда, И все довольны будем мы. Но что? печаль или досада Волнует вас?