Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

207. А. Н. С<ЕМЕНО>ВОЙ

Покой души, забавы, ожиданья, Счастливые привычки юных лет, Все радости, чем нам прекрасен свет При шепоте игривого мечтанья, От нас судьба берет без состраданья, И время их свевает легкий след, Как хладный ветр уносит поздний цвет, Когда пора настанет увяданья. Одно душа заботливо хранит, Как тайный дар любви первоначальной: От ранних лет до старости печальной Друг первый с ней. Его улыбка, вид, Движенья, взор — всё с нею говорит, Всё к ней летит, как звук музыки дальной. <1824>

208. ИЗМЕНА

Улетает, улетает Легкокрылая мечта; Изменяет, изменяет И весна и красота. Что спешите? Поиграйте! Оживите сердце вновь! Улыбнитесь и отдайте Первых лет моих любовь! Всё напрасно: ни желанья, Ни надежды не сбылись! Не услышали призванья: Полетели, унеслись. Так осеннею порою С увядающих полей Поднимается грядою Стадо вольных журавлей. <1824>

209. К ВЕСЕЛОЙ КРАСАВИЦЕ

Когда с беспечностью игривой Ты веселишь своих подруг, Поешь, кружишься, или вдруг В своей невинности счастливой С улыбкой взглянешь на меня И с тайным чувством встречу я, Как две звезды средь ясной ночи, Твои сияющие очи, — Не наслажденье, не любовь Тогда в лице моем волнует Внезапно вспыхнувшую кровь: Мое предчувствие рисует Близь каждой радости печаль; Душа моя полна участья, Меня тревожит жизни даль; Я твоего боюся счастья: Чем лучше утро настает, Тем реже солнце днем сияет, И цвет скорее отцветает, Чем он прекраснее цветет. <1825>

210. ВОСПОМИНАНИЕ

Как ветер полевой опавшими листами Играет на лугах по прихоти своей, Так водит нас судьба вдоль жизненных путей. В невольном странствии не ведаем мы сами — Куда лежит наш путь и что вдали нас ждет! Минутные друзья под кровом безмятежным, Мы всё нашли, что жизнь прекрасного дает, И круг разрознен наш, где счастьем ненадежным На миг повеселить судьба хотела нас! В дорогу новую и с новым ожиданьем Какой от прошлого нам взять с собой запас? Пускай, беседуя с немым воспоминаньем, Мы тайно сохраним хоть призрак прошлых дней, И наши радости, чуть слышимо провея, Мелькнут нам в воздухе опять толпой своей — Так путник часто пьет на бархате полей Воздушный аромат, где отцвела лилея. 1825?

211. СТАНСЫ К Д<ЕЛЬВНГУ>

Дельвиг! как бы с нашей ленью Хорошо в деревне жить; Под наследственною сенью Липец прадедовский пить; Беззаботно в полдень знойный Отдыхать в саду густом; Выйти под вечер спокойный Перед сладким долгим сном; Ждать поутру на постеле, Не зайдет ли муза к нам; Позабыть все дни в неделе Называть по именам; И с любовью не ревнивой, Без чинов и без хлопот, Как в Сатурнов век счастливый, Провожать за годом год! <1826>

212. НОЧЬ

Задумчивая ночь, сменив мятежный день, На всё набросила таинственную тень. Как опустелая, забвенная громада, Весь город предо мной. С высот над ним лампада, Без блеска, без лучей, унылая висит И только для небес недремлющих горит. Их беспредельные, лазурные равнины Во тме освещены. Люблю твои картины, Мерцанье звезд твоих, поэзии страна, Когда в полночный час меж них стоит луна! С какою жаждою, насытив ими очи, Впиваю в душу я покой священной ночи! Весь мир души моей, создание мечты, Исполнен в этот миг небесной красоты: Туда в забвении несусь, покинув землю, И здесь я не живу, не вижу и не внемлю. <1827>

213. МОРЕ

Воспоминание, один друг верный мне, Разнообразит дни в печальной стороне. Бесцветной пеленой покрылись неба своды И мертвы красоты окованной природы, А взор мой в этот миг, пленяясь и горя, Объемлет с жадностью привольные моря, А слух мой ловит гул и плеск волны мятежной — Музыку вечную обители прибрежной. <1827>

214. РЫБОЛОВ

Прибрежный рыболов на родине моей, Оставя влажный груз развернутых сетей, По склону волжских струй, бездеятелен, весел, Плывет на челноке без паруса и весел. Усталый от трудов, качаясь над водой, Протяжной песнью он забавит отдых свой. Далеких замыслов и суетности чуждый, Не знает он похвал, не чувствует в них нужды. Любуясь на небо, на волны, на скалы, На позднюю зарю и дым вечерней мглы, В пустынных берегах невнемлемый, незримый, Выводит для себя напев страны родимой. В привычный лени час, между трудов и сна, К созвучию стихов душа моя жадна. Они за мыслию то важной, то игривой Переливаются то медленно, то живо. Согласный лепет их пленяет строгий ум И освежает в нем забытых много дум. Но в праздности ночей, питая вдохновенье, Храню его дары в моем уединенье, Без разделения и хладного суда Забавой пользуюсь любимого труда, Как улетающим, но сладостным мечтаньем, Как сном несбыточным, но сходным с ожиданьем. <1827>

215. БЕЗВЕСТНОСТЬ

За днем сбывая день в неведомом углу, Люблю моей судьбы хранительную мглу. Заброшенная жизнь, по воле провиденья, Оплотом стала мне от бурного волненья. Не праздно погубя беспечность и досуг, Я вымерял уму законный действий круг: Он тесен и закрыт; но в нем без искушенья Кладу любимые мои напечатленья. Лампада темная в безмолвии ночей Так изливает свет чуть видимых лучей, Но в недре тишины спокойно догорает И темный свой предел до утра освещает. <1827>

Н. М. КОНШИН

Николай Михайлович Коншин (1793–1859) — потомок обедневшего дворянского рода. Учился в гимназии (по-видимому, в Воронеже), затем был отправлен в Петербург для определения в корпус. Из-за отсутствия необходимых документов мальчик, после долгих мытарств, попадает лишь в роту для разночинцев; в 1811 году он получает чин подпрапорщика и выпускается в армию (в полевую артиллерию), несмотря на блестяще выдержанный экзамен, дававший ему право на службу в гвардии. В 1814 году он участвует в походе к Варшаве и к Кракову; в Шклове он знакомится с учителем французского языка А. Старынкевичем, по-видимому стимулировавшим его интерес к литературе. Коншин следит за современной поэзией, усиленно читает Жуковского; в остальном ведет обычную жизнь армейского офицера, деля свое время между товарищескими кутежами, походами и любовными увлечениями. В 1819 году он вступает в Нейшлотский полк в Финляндии, где служит в чине штабс-капитана (с 1821 года — капитана). Здесь зимой 1820 года начинается его знакомство и затем дружба с Е. А. Баратынским, переведенным сюда унтер-офицером; здесь он находит интеллектуальную среду, «уголок европейской образованности и поэзии», с налетом и политического вольномыслия [163] .

163

См.: А. А. Амбус, Е. А. Баратынский в Финляндии. Историко-биографический комментарий. — «Русская филология. I. Сб. студенческих научных работ», Тарту, 1963, с. 112.

Первый известный нам поэтический опыт Коншина — его послание к Баратынскому (1820). В последующие годы жанр дружеского послания, отмеченный сильным влиянием Баратынского, утверждается в поэзии Коншина; от Баратынского же идет и «финляндская тема», с характерной ориентацией на скандинавскую мифологию; тема эта сохраняется в стихах Коншина до конца 1820-х годов. Через Баратынского Коншин устанавливает связь с Вольным обществом любителей российской словесности, куда он и был принят в 1821 году; в 1821–1822 годах, будучи в Петербурге, он сближается (также через посредство Баратынского) и с кругом Дельвига; с последним он общается во время своих последующих наездов в Петербург и при посещении в 1822 году Дельвигом, В. Эртелем и Н. И. Павлищевым Роченсальма. Петербургскому кружку посвящен ряд стихотворений Коншина («К нашим», 1821; «Поход», 1822; «Ропот», 1822, и др.). Элегическая и анакреонтическая лирика Коншина 1820-х годов несамостоятельна и создает ему репутацию поэтического «спутника» — подражателя Баратынского. Для Коншина характерна ироническая «прозаизация», сочетание поэтизмов со сферой разговорно-бытового просторечия («Отрывки из послания к доктору о привычке к чаю», 1820; «Поход», 1822, и др.). В середине 1820-х годов Коншин активно печатается в журналах и альманахах («Полярная звезда», «Мнемозина», «Невский альманах», «Новости литературы» и др.).