Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

244. ЗАМЕРЗШИЙ ВИНОГРАД

Что сохнешь ты и листья опустил, Мой виноград, унизанный кистями? Знать, и тебя на гибель застудил Холодный ветр, промчавшийся полями. Друзья твои глядят с немой тоской На твой приют: уж стены запустели, Где ты вился зеленою лозой, Где в пурпуре твои плоды созрели. Жизнь пылкая угаснула в стеблях, Свернулся лист, безвременно иссохший; Взойдет заря — и пропадет твой прах, Как след людской среди пустынь заглохших, Ах, как и ты, умрет младой певец! В цепях тоски его душа хладеет, И недалек безрадостный конец: Как в зной роса, в нем жизнь уже скудеет. <1823>

245. БЛИЗОСТЬ МИЛОЙ

Катится ль над озером радостный день; Светлеет ли месяц в потоке, Прорезав лучами вечернюю тень, Иль ночь разлилась на востоке,— Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. Шумит ли волна под наклоном берез, Вставая на берег песчаный; Шелохнется ль роща с рассветом небес, Стрясая ночные туманы, — Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. Белеет ли вихрем встревоженный прах, Столбом пронесясь над равниной; Торопится ль путник на темных полях Завидеть шалаш свой пустынный, — Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. <1823>

246. ЧУВСТВА ПЛЕНЕННОГО ПЕВЦА (Подражание 136 псалму)

Тоскуя, сидел я на бреге потока. Позор вавилонян рассвет озарял: Сатрап, попирая царицу Востока [174] , Веками сплетенный венец обрывал! И в рубищах девы бежали толпою, В слезах озираясь на отческий кров, Где жили они безмятежной душою, Где юности светлой вкусили любовь. Средь пышных развалин бродил я мечтами, Смотря на извивы свободной струи. И песней хотели. Мне славить струнами Победы сатрапа и узы священной земли? Нет! лучше иссохни под цепью десная И пылкое сердце в неволе истлей, Чем арфу порочить, душе изменяя, И песнию слух твой лелеять, злодей! Повесил я арфу на ветви оливы. О Салем, да будет свободен в ней звук! Когда твоей славы замолкли отзывы, Я спас ее с жизнью от вражеских рук. И в рабстве Евфрат небеса отражает И гордо по нивам плененным бежит. Так сердце певца гнев судьбы презирает И песнию робкой врага не дарит! <1823>

174

Страна Иерусалимская.

247. К НОЧИ

Приди скорей, подруга снов! Напой меня тоски забвеньем И обмани мою любовь Веселым, долгим сновиденьем! Когда же звуки милых слов Проникнут душу умиленьем, — Не вдруг снимай с меня покров, Помедли тяжким пробужденьем… <1824>

248. К НЕВЕРНОЙ

Не отравляй моей тоски Улыбкой, ласкою притворной И сердца снова не влеки К мучениям любви упорной! Невинный жар твоих ланит, Очей веселое сиянье,— Всё помню я, — но не слетит Ко мне любви очарованье. Нет, не слетит оно назад К моей душе полузабытой: Так оставляет аромат Сосуд, небережно разбитый!.. <1824>

249. ГРЕЧАНКА

Зачем в руке твоей кинжал, Дочь вдохновенного Востока? Младые перси панцирь сжал И кудри девы черноокой Шелом безжалостно измял? Тебе ли свой воздушный стан Обременять таким нарядом? Тебе удел природой дан — Влечь юношей волшебным взглядом, Их жизни прояснять туман. Скажи: не родственная ль месть Тебе кинжал вложила в длани? Или твоя страдает честь, Или ты мыслишь в бурях брани Любви измену перенесть? «Не изменяла мне любовь; Ах, тяжелы судьбы удары! Чем я жила — не придет вновь: Там, над обломками Ипсары, Дымится греческая кровь!.. Не спрашивай, где мой отец, Где в муках мать моя изныла, Где сердца верный первенец,— Там, там надежд моих могила, Ипсара — терновый венец! Но среди бед не пал мой дух: Мне внятен стон моей отчизны. Он в полночь мой тревожит слух Сквозь краткий сон печальной жизни, Как при последнем часе друг! Хлад северный не леденит Утес срывающие воды — Так цепи звук не заглушит Не спящий в сердце глас свободы: Месть варварам — мой твердый щит! Прости!» — Зачем слеза в очах? Тяжка кровавая обида? Не унывай: на небесах Не гаснет солнце Леонида, И не остыл Эллады прах! Пусть нежатся среди пиров Похвал изысканных кумиры! Лесть ляжет с ними в мрак гробов; Но ты… ты достоянье лиры, Живой посредницы веков! 1824

250. НАШЕСТВИЕ МАМАЯ (Песнь Баяна)

Не туча над Русью всходила востоком, Не буря готовила гибель земли, Не воды с Кавказа срывались потоком, — Под знамя Мамая ордынцы текли. Стеклися и хлынули в Русское царство! Но дремлет ли в праздном бессильи орел, Когда расстилает сетями коварство, Готовя великому тесный удел? Воскресло, воскресло ты, чувство свободы, В сердцах, изнуренных татарским ярмом! Так глыбой не держатся горные воды И тощею тучею мещется гром. Я зрел: на распутьях дружины теснились; Из мирного плуга ковался булат; И плакали жены, и старцы молились, И мщением искрился юношей взгляд. Как листья дубравы под вешним дыханьем, За Доном взвевались знамена татар; Осыпаны вечера ярким сияньем, Доспехи ордынцев горели, как жар; Как листья дубравы под холод осенний, С рассветом ложились без жизни ряды; Тускнели доспехи под кровью сражений, И долу клонилося знамя Орды. Почто ж не любуешься с выси кургана Воинственным полем, надменный Мамай? Не зиждешь, как прежде, победного стана? Бежишь, как безумный, в отеческий край? Сын варварства! в нем ли найдется утрата? Тебя оглушат там проклятия вдов; Сестра там заплачет за лучшего брата, Отец за надежду, последних сынов. Не знал ты, что чувство свободы сильнее, Чем алчность корысти, душ купленных жар; Не знал ты, что сердцу звук цепи слышнее, Чем звонкого злата о злато удар. Днесь поздо клянешь ты улусов кумиры, На русское небо боишься взглянуть. Беги! не сорвать тебе с князя порфиры: Цепь рабства не давит уж русскую грудь! <1825>

251. ВЕЧЕР НА КАВКАЗЕ

Сын Севера, с каким благоговеньем Я жадный взор питал полуденной страной, Где мысль объемлется невольным вдохновеньем И падает во прах пред дивной красотой! Преодолев кипящие стремнины, Где жаркая струя сквозь камни пронялась, Мечук [175] , с твоей крутой вершины Я обнимал душой утесистый Кавказ! Светило дня на запад упадало И, заревом подернув цепи гор, Громам Ермолова в укор, Кавказской вольности вертепы освещало: Громады снежные, как ряд седых веков, В немом величии сияли И два шатра из яркой ризы льдов На раменах своих держали [176] . Как темное орлиное крыло, На север туча налегала И Бешты [177] пасмурной чело Венцом туманным обвивала; На яркой зелени лугов Бродили тени облаков; Река то лентой извивалась В благоуханных берегах, То за курганами терялась И с шумом падала в овраг. Почуя близость непогоды, Орлы летели к небесам Навстречу молнии, громам, Как званные на пир природы! Еще светлел упорный день Над озаренными скалами, А за восточными холмами Росла ночная тень. По туче гром за громом рвался, Летала молнии стрела, И мрак за нею озарялся Вкруг белоглавого орла. Вот солнца лик утесом заслонился; Последний свет струей извился И, на Эльбрусе отразясь, В туманном воздухе погас… О вольность дикая племен неукротимых, Не твой ли вечер вижу я? Померкнет скоро жизнь твоя В ущельях гор непроходимых! Невзгода брани уж висит: Ермолов двинется громами, И твой орел, Россия, осенит Кавказ широкими крылами! Май 1825

175

Мечуком называется гора, у подошвы которой находятся горячие минеральные воды.

176

Эльбрус — двуглавый.

177

Гора близь минеральных вод.

252. ЗИМНЯЯ НОЧЬ В СТЕПИ

Холодный вихрь крутит снегами; И степь, как жертва непогод, Своими тощими боками Поддерживает неба свод, Блестящий яркими звездами. Мороз невидимо трещит, И полумесяц раскаленный На пламенном столбе стоит. Светя над миром утомленным, И степь бескровна, мнится мне. Как тяжело в пустынной доле! Туда, мечты, ко звездной вышине! Покиньте жизни нашей поле! На нем, как степью, вихорь бед Следы веселья завевает; И, как назло, надежды свет Путь бесприютный озаряет; Как звезды, радости блестят Над странником — он к ним стремится, А на душу земного хлад Тяжелой цепию ложится! <1826>

253. БЕШТАУ

Ровесница векам первовременным, Твое чело дерзал я попирать. Как весело питомцам жизни бренным Из-под небес отважный взгляд бросать! Внизу, как ад, во мгле овраг зияет, В венце лучей стоит над ним скала… След вечности! здесь время отдыхает, Его коса здесь жертвы не нашла. О жизнь певцов, святое вдохновенье, Я вижу твой незыблемый алтарь! Как змей без сил, под ним шипит забвенье, Земных страстей неодолимый царь. О, сколь блажен, кто с пламенной душою На сей алтарь свой звучный дар принес: Он цепь земли отбросил за собою И чувствовал присутствие небес… <1826>

254. СЕТОВАНИЕ (Израильская песнь)

Восплачь о том, кто плачет в Вавилоне! Его земли померкнул светлый лик; И вместо арф в разрушенном Сионе Предателей встает безумный крик. Израиля питомец вдохновенный, Без песень ты! тебе в ручье родном Не прохлаждать стопы окровавленной: Изноешь ты на береге чужом! «Я суд небес в день скорби призову, Не мне земля, — душа твоя твердила. — Орлу дано гнездо, пещера льву, Приют рабам… Иакову могила!» <1827>

255. ГРУЗИНКА

Она мила невинной красотою: Ее душа, как снег на теме гор, Блистающий полуденной порою, Еще чиста; в ней тих и ясен взор, Он страстию не возмущен земною. Смотрите, вот она в кругу подруг, Под звуки бубн лезгинку пляшет с ними; И стар и млад, толпой теснясь вокруг, В ладоши бьют с припевами живыми. Свежей весны и тополя стройней, Она, всплеснув лилейными руками, Помчалася — и всё быстрей, быстрей,— И вдруг стоит — и черными очами Поводит… Но пленять недолго ей! Ее краса мелькнет как сновиденье: Заметили вы юношу в толпе? Как он глядел, с безумным упоеньем, На обреченную его судьбе! Едва узрев зарю прекрасных лет, Едва вздохнув в своей свободной доле, Она, как лань, с ним под венец пойдет, А от венца к томительной неволе. <1828> Тифлис