Поэты 1840–1850-х годов

78–81. <ИЗ ПОЭМЫ «БОГДАН. СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ МАЛОРОССИЙСКОГО ГЕТМАНА ЗИНОВИЯ ХМЕЛЬНИЦКОГО»>

1. <ПЕСНЯ КАЗАКОВ>

В поднебесьи мчатся тучи, Выше туч орел парит, Днепр кипит волной зыбучей, Ураган в степи шумит. Но как наш отряд летучий Понесется на врагов — Вихрь в степи и в небе тучи Отстают от казаков! Что Днепра седого волны С их ребяческой грозой, Как курень, отваги полный, Заколышется войной! Не орел полетом быстрым Разостлался над землей — Перед нами, в поле чистом, Загорелся кошевой. Он прекрасен, как отвага, Быстр, как молнии полет; С ним наездников ватага И под бурею поет: «Гей, неситесь шибче, тучи! Ураган, шуми сильней! Разыграйся, Днепр могучий, В непогоду веселей!» <1837>

2. «Тихо утро загорелось над землей…»

Тихо утро загорелось над землей; Засверкали степи, вспрыснуты росой; Красно солнышко приветливо взошло; Всё запело, зашумело, зацвело. На раздолье, по широким по степям Днепр-кормилец дал разгул своим водам; И направо, и налево мурава; Меж волнами зеленеют острова; А на тех-то на зеленых островах Молодой Хмельницкий с войском в тростниках. То не стая лебединая плывет — По Днепру то рать казацкая идет; То идет войной на брата кровный брат: Хоть не рад он, да идет, когда велят. С казаками наказной их гетман сам. Вот приплыли лодки близко к островам; Вмиг раздвинулись густые тростники — И зевнули пушки поперек реки. Пламя брызнуло, отгрянул сильный гром, Над водою дым расстлался полотном, И казаки, видя смерть со всех сторон, Видя гибель неизбежную кругом, Ну от острова скорей бежать назад; Только весла, словно крылышки, шумят. Вот с воды поднялся дым под облака, Засверкала снова светлая река — А на острове, играя с ветерком, Развилося знамя белое с крестом. Став на береге, бегущим казакам Громким голосом сказал Хмельницкий сам: «Христианству мир и воинам Христа [58] Под защитой чудотворного креста! Разбегутся так поляки перед ним, Как от ветру разбежался этот дым. Нам господь поднять оружие велит: Дело правое небесный защитит!» Чудо! — к острову казаки вновь плывут, Пред Хмельницким сабли острые кладут. «Будь начальник наш, второй наш будь отец! Пропадем мы с нашим гетманом вконец: Перед польскими панами он дрожит; Кровь собратов проливать он нам велит; Здесь погибнет он от нашея руки». И гетмана окружили казаки; Стали ружья на гетмана наводить; На коленях он пощады стал просить… Выстрел — гетмана как не была душа: Днепр понес на море труп Барабаша! [59] Вот пришел священник в ризе парчевой И поставил на земле святой налой: Благодарственный молебен стал служить, За победу бога сил благодарить. Церковь им была — лазурный небосвод, А лампада — солнце по небу идет; От кадила вьется кверху легкий дым; Всё полно благоговением святым… С верой в сердце и с молитвой на устах Пред невидимым упали все во прах. Каждый воин всемогущего молил, Чтобы нового он гетмана хранил. Все Хмельницкому присягу дали тут, И к обозу на руках его несут… Здесь сыскали чарку пенного вина; С приговоркой по рукам пошла она, И поднялся у казаков пир горой. Во весь день звенели песни над рекой, Ввечеру зажгли по острову огни, И до света веселилися они!.. <1843>

58

«История руссов».

59

«История Малороссии» Бантыш-Каменского, с. 238.

3. ПЕСНЯ («Зеленая трава моя…»)

Зеленая трава моя Под косою гнется. Головушка казацкая Знай себе смеется. Щебетун соловей, Слушай песни моей! [60] В калиновом саду моем Соловей щебечет; Мне, молодцу, в дому моем Всё жена перечит. Щебетун соловей, Слушай песни моей! До города до Киева Женушка ходила; Головушка казацкая Осемь дней кутила. Щебетун соловей, Слушай песни моей! Сказал гетман: миритеся — Вот и помирились; Луга были не кошены — Вот и покосились. Щебетун соловей, Слушай песни моей! Кошу, кошу — не косится… Дал же бог работу! Винтовочка всё просится В поле на охоту. Щебетун соловей, Слушай песни моей! В Пирятине мой дядюшка, Под Лубнами тетка… Косить сено, пахать поле, Право, не находка! Щебетун соловей, Слушай песни моей! <1841>

60

Здесь нарочно оставлен малороссийский оборот речи.

4. <ПЕСНЯ БАНДУРИСТА>

Были у орла два сына. Вырос старший сын; Младший рано на чужбину Залетел один. Но лета не укрепили Мощного крыла; Он устал — и окружили Вороны орла. И, летая, жадным криком Смерть сулят ему. Знать, орлу на поле диком Сгибнуть одному! Крылья есть, да мало силы; Смутен он сидит; Смотрит вверх — о боже милый, Старший брат летит! Робко вороны сокрылись С криком в темный лес. Оба брата очутились В синеве небес… Братья обнялись родные И сильны опять, Как великая Россия Да Украйна-мать! <1841>

82. СТЕПЬ

М. Дан. Селецкой

Я был в степи. Кругом, как море, широко Земля раскинулась, от взора убегая. Всё тихо, всё мертво, всё степь да степь нагая, Да небо над землей безбрежно высоко. Хоть ветер бы дохнул, пустыню оживляя! И грустно стало мне в пустынной тишине; Тоска сдавила грудь… Вдруг песня надо мною! Я радостно гляжу: в лазурной вышине Певица божия промчалась над землею, И — смолкло всё опять. Но песню эту я До гроба сохраню в душе моей, друзья! <1844>

83. ПЕСНЯ («Светла речка под окном твоим шумит…»)

— «Светла речка под окном твоим шумит; Можно, девица, коня мне напоить?» — «Кто мешает?.. Да подальше от меня: Я мала еще, боюся я коня». — «Мак червонный под твоим цветет окном; Мак притоптан — кто ходил к тебе по нем?» — «Полно, парень, злые речи говорить! К сиротинке бедной станет кто ходить!» — «Бог с тобою! До тебя мне дела нет; Да скажи, зачем ты сердишься на свет?» — «Я не знаю, что-то сталося со мной: Всё мне грустно, плакать хочется одной». <1845>

84. «Опять передо мной знакомые поля…»

Опять передо мной знакомые поля, И села мирные с цветущими садами, И речки тихие, и песни соловья, И степи вольные, покрытые цветами. Всё так же, как в былые дни, Безбрежно тянутся зеленые поляны, И степью голою несутся табуны, И одинокие стоят курганы. Везде звучит Украины язык, И песня родины так сладостно-уныла… Со мной опять всё то, к чему я так привык, Что сердце так тепло из детства полюбило.

Е. Л. МИЛЬКЕЕВ

Поэт-самоучка Евгений Лукич Милькеев прожил короткую, полную невзгод жизнь. Родился он в 1815 году в Тобольске в бедной семье. Лишившись отца в трехлетием возрасте, мальчик остался с матерью в полной нищете. Семи лет он поступил в Тобольское уездное (четырехклассное) училище, после окончания которого начал зарабатывать на жизнь, сделавшись писарем одной из канцелярий. Мальчик пристрастился к чтению. Под воздействием басен Крылова он пытался сочинять сказки в стихах. Лет в шестнадцать им овладело, по позднейшему признанию самого поэта, «решительное желание сделаться стихотворцем» [61] . И не знавший правил стихосложения подросток открыл их для себя.

61

Е. Милькеев, Стихотворения, М., 1843, с. XV.

В 1833 году Милькеев был назначен помощником столоначальника канцелярии Главного управления Западной Сибири в низшем чине коллежского регистратора.

Резкий перелом в его жизни произошел в 1837 году, когда в Тобольск, в свите наследника (будущего императора Александра II), путешествовавшего по России, приехал В. А. Жуковский. Милькеев, человек чрезвычайно застенчивый, никому ранее не показывавший своих сочинений, пришел к знаменитому поэту с тетрадкой своих стихов. Жуковский сочувственно отнесся к стихотворным опытам молодого чиновника, высоко оценил его способности.

Весной следующего года Милькеев побывал в Петербурге, а затем и в Москве, где Жуковским была ему приискана должность, позволявшая заняться учебой. Жуковский всячески опекает Милькеева, вводит его в литературные круги. Стихи молодого сибиряка приводят в восторг С. П. Шевырева, А. С. Хомякова, К. К. и Н. Ф. Павловых.

Но летом того же года Милькеев уехал на родину, где в нищете жила его старая мать. Он продолжает служить в своей канцелярии, вечерами усердно занимается по книгам, присланным ему Жуковским, намереваясь через некоторое время окончательно переселиться в Москву. Вследствие жестокой несправедливости начальства, Милькеев был выброшен со службы. Это ускорило отъезд.

Весной 1839 года он поселился в Москве и поступил на службу к московскому губернатору И. Г. Сенявину. Одновременно он продолжает самообразовательные занятия, изучает немецкий язык. Милькеев посещает литературные салоны. Славянофилы считают его, по свидетельству И. И. Панаева, «одною из самых блестящих надежд русской литературы» [62] . Хомяков пишет о нем: «Милькеев… растет не по дням, а по часам, и пишет славные вещи» [63] .

62

И. И. Панаев, Литературные воспоминания, М., 1950, с. 162.

63

«Русский архив», 1884, кн. 3, с. 206.