Поэзия английского романтизма XIX века

Февраль 1798

Соловей Поэма-беседа, апрель 1798 г. Перевод М. Лозинского

[150]

День отошедший не оставил в небе Ни облака, ни узкой полосы Угрюмого огня, ни смутных красок. Взойдем сюда, на этот старый мост. Отсюда видно, как блестит поток, Но струй не слышно; он течет бесшумно По мягкому ковру травы. Все тихо, Ночь так спокойна! И хоть звезды тусклы, Подумаем о шумных вешних ливнях, Что радуют зеленый мир, и мы Найдем отраду в тусклом свете звезд. Но слушайте! Вот соловей запел. «Звучнейшая, печальнейшая» птица! [151] Печальнейшая птица? Нет, неправда! Нет ничего печального в Природе. То, верно, был ночной скиталец с сердцем, Пронзенным памятью о злой обиде, Недуге давнем иль любви несчастной (Собой, бедняга, наполнявший все И слышавший в нежнейших звуках повесть Своей же скорби), иль ему подобный, Кто первый назвал эту песнь печальной. И этой басне вторили поэты, Которым, чем за рифмами гоняться, Гораздо лучше было бы прилечь На мху лесной лощины, у ручья, При солнце или месяце, внушеньям Живых стихий, и образов, и звуков Всю душу отдавая, позабыв И песнь свою и славу! Эта слава Тонула бы в бессмертии Природы, — Удел достойнейший! — и эта песнь С Природой бы слилась и, как Природу, Ее любили бы. Но так не будет; И поэтичнейшая молодежь, Что коротает сумерки весны В театрах душных, в бальных залах, сможет По-прежнему сочувственно вздыхать Над жалобною песнью Филомелы [152] . Мой друг, и ты, Сестра! [153] Открыта нам Другая мудрость: в голосах Природы Для нас всегда звучит одна любовь И радость! Вот веселый соловей Стремит, торопит сладостный поток Своих густых, живых и частых трелей, Как бы боясь, что тьмы апрельской ночи Ему не хватит, чтобы песнь любви Спеть до конца и с сердца сбросить груз Всей этой музыки! Я знаю рощу Дремучую у стен высоких замка, Где не живут уже давно. Она Вся заросла густым хворостником, Запущены широкие аллеи, По ним трава и лютики растут. Но я нигде на свете не встречал Так много соловьев; вдали, вблизи, В деревьях и кустах обширной рощи Они друг друга окликают пеньем, — Где и задор, и прихотливость лада, Напевный рокот, и проворный свист, И низкий звук, что всех других отрадней, — Такой гармонией волнуя воздух, Что вы, закрыв глаза, забыть готовы, Что это ночь! Меж лунными кустами С полураскрытой влажною листвой Вы по ветвям увидите сверканье Их ярких, ярких глаз, больших и ярких, Когда лампаду страстную затеплит Светляк во мраке. Молодая дева, Живущая в своем радушном доме Поблизости от замка, в поздний час, (Как бы служа чему-то в этой роще, Что величавей, чем сама Природа) Скользит по тропам; ей давно знакомы Все звуки их и тот летучий миг, Когда луна за облака зайдет И смолкнет все кругом; пока луна, Вновь выплывая, не пробудит властно И дол, и твердь, и бдительные птицы Не грянут разом в дружном песнопенье, Как если бы нежданный ветер тронул Сто небывалых арф! Она видала Порой, как соловей сидит, вертясь, На ветке, раскачавшейся от ветра, И в лад движенью свищет, ошалев, Шатаемый, как пьяное Веселье. С тобой, певец, до завтра я прощаюсь, И вы, друзья, прощайте, не надолго! Нам было хорошо помедлить тут. Пора и по домам. — Вновь эта песнь! Я был бы рад остаться! Мой малютка, [154] Который слов не знает, но всему Забавным подражает лепетаньем, Как бы сейчас он к уху приложил Свою ручонку, оттопырив палец, Веля нам слушать! Пусть Природа будет Ему подругой юности. Он знает Вечернюю звезду; раз он проснулся В большой тревоге (как ни странно это, Ему, наверно, что-нибудь, приснилось); Я взял его и вышел с ним в наш сад; Он увидал луну и вдруг умолк, Забыв про плач, и тихо засмеялся, А глазки, где еще дрожали слезы, Блестели в желтом лунном свете! Полно! Отцам дай говорить! Но если Небо Продлит мне жизнь, он будет с детских лет Свыкаться с этой песнью, чтобы ночь Воспринимать, как радость, — Соловей, Прощай, и вы, мои друзья, прощайте!

150

Соловей. Поэма-беседа, апрель 1798 г. — Стихотворение опубликовано в 1798 году в «Лирических балладах».

151

«Звучнейшая, печальнейшая» птица! — В оригинале цитата из поэмы Джона Мильтона «Il Penseroso». Ср. строки:

…Лишь где-то меж ветвей запела Пленительная Филомела, И замедляет бег луна Над дубом, где поет она Всех птиц нежней и музыкальней, Всех сладостнее, всех печальней!

(Перевод Е. Витковского)

152

Филомела— афинская царевна, превращенная Зевсом в соловья.

153

Мой друг и ты, Сестра! — Вильям и Дороти Вордсворт.

154

Мой малютка— Хартли, сын Кольриджа.

1798

Гендекасиллабы в духе Катулла Перевод В. Рогова

[155]

Дорогая, внемли милетской сказке [156] ! Обдуваем ветрами, в кущах лавра, Храм, мерцая, над мысом возвышался; И вставал в тонкой дымке над волнами, Богом стад сотворен, прекрасный остров. И с его берегов, суровых, дальних, Часто челн доплывал при лунном свете До пещеры, в подножье мыса скрытой, Где средь миртов тропинка извивалась И вела к рощам лавра возле храма. Там, средь роз, Киферее [157] посвященных, Часто жрица, прелестна, как виденье, Душу сыну богини изливала, Утлый челн умоляла не оставить И незримо по сумеречным волнам Направлять, чтобы вновь пловец отважный, Трепеща, мог поникнуть ей на лоно.

155

Гендекасиллабы в духе Катулла. — Стихотворение опубликовано в 1834 году. Гендекасиллаба — строка из 11-ти слогов.

156

Милетская сказка— жанр древнегреческой литературы; небольшой рассказ, чаще всего эротического содержания.

157

Киферея— одно из имен Афродиты.

<1799>

Баллада о Черной Леди Отрывок Перевод Арк. Штейнберга

[158]

Ветвистый, среброкорый ствол Березы над ручьем поник, Где, со скалы сбегая вниз, Во мхах журчит родник; Там Леди Черная сидит В безмолвной муке рядом с ним, И слезы тяжкие из глаз Журчат ручьем двойным; Пажа три раза в замок шлет, Воздвигнутый на высоте, Дабы к ней рыцаря призвал С грифоном на щите. Все ниже солнце; смеркся день, А Леди, ужасаясь, ждет, Мгновенья числит, замерев: Что ж рыцарь не идет! Вдруг, — легкий шелест над ручьем Шатнулись дальние кусты… «Мой нареченный! Мой жених! Лорд Фолкленд, это ты!» К нему припав, она спешит Надежды выплакать и страх, Ручьями слез гася огонь Лобзаний на щеках. «Велели у тебя спастись Друзья, злокозненно дразня; Укрой же на твоей груди И защити меня! Тебе, мой Генри, отдала Я мир души и сердца жар. О, Небо! Их назад не взять! Все принесла я в дар!» «Владетель замков — мой отец, — Промолвил рыцарь ей в ответ, — Их девять, и на всей земле Прекрасней замков нет! Прекраснейший из девяти Моей возлюбленной сужден; Дождись лишь ночи, и твоим Владеньем станет он! Как только вечер заслонит Ладонью западный проем, Сквозь мрак, среди мерцанья звезд, Мы заскользим вдвоем!» «Сквозь мрак? Среди мерцанья звезд? Зачем же? Погоди, постой!.. О, боже! Он пред ликом дня Мне дал обет святой! Из дома отчего меня Он должен полднем увести, И дети в белом нам цветы Рассыплют на пути. Нас менестрелей встретит хор Хвалой в честь молодой четы, И дети в белом, встретив нас, Рассыплют вновь цветы. В перловых нитях смоль кудрей, — Так я войду с любимым в круг Веселых статных поезжан И розовых подруг…»

158

Баллада о Черной Леди. Отрывок. — Написано, вероятно, весной или в начале 1798 года. Впервые опубликовано в 1834 году. Две трети стихотворения утрачены. По свидетельству самого Кольриджа, оно насчитывало 190 строк.

1798

Мысли дьявола Перевод В. Рогова

[159]

I

Дьявол утром, с ложа серного встав, Покинул пределы Ада: На Землю — на ферму свою — поглядеть И узнать, как живет его стадо.

II

По горам он шел, по долам шагал, Полезной прогулке рад, И длинным хвостом непрестанно махал, Как тростью машет фат.

159

Мысли дьявола. — Опубликовано 6 сентября 1799 года в «Морнинг пост».

III

Каков же дьявол был на вид? О! По-воскресному франтовит: Сюртук из алого сукна, А в штанах дыра для хвоста видна.

IV

Он увидал: у конюшни бьет Палкой змею адвокат, И черту припомнились в тот же миг Авель и его брат.

V

Ехал аптекарь на белом коне По делу, и, как ни странно, Дьявол припомнил друга: Смерть В Откровениях Иоанна. [160]

160

В Откровениях Иоанна. — «И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть» (Библия, Откровение Иоанна, VI, 8).

VI

Увидев, коттедж, а при нем Для двух карет помещенье, Ухмыльнулся черт: он всегда одобрял Паче гордости униженье.

VII

Букинисту богатому дьявол сказал: «Одинаковы наши призванья! Я сам когда-то сидел, как баклан, Возле Древа Познанья» [161] [162] .

VIII

161

«…Возле Древа Познания». — Намек на строки из «Потерянного Рая» Мильтона (гл. IV, 194–196), где поэт сравнивал дьявола с бакланом, сидящим у древа познания.

162

Мистер Джон Мильтон, этот интереснейший из биографов дьявола, приводит сей анекдот в своем «Потерянном Рае», а здесь мы имеем собственное свидетельство самого дьявола относительно верности и точности этого анекдота . (Ред.).

Черт увидел, как рыла яму свинья И сама же в нее попала; «Она похожа, — нечистый изрек,— На коммерцию Англии в нынешний век — Меж ними разницы мало».

IX

Ряд одиночных камер предстал В Колд-Батской тюрьме перед ним, И нечистый был рад: он способ узнал, Как усилить в Аду режим.

X

Там тюремщик узника заковал Во мгновение ока в оковы. «Что значит практика! — дьявол изрек. — Раз-два — и готово!»

XI

И тот же страж отсидевших срок Не спешил отпускать из-под кровли, И черту припомнился долгий дебат Об отмене работорговли.

XII

Он знакомую старую увидал: На моленье она спешила К методистам в часовню, и дьявол ей Поклонился учтиво и мило.

XIII

Нос она задрала и сказала ему: «Изыди! Крепка моя вера!» И стала облизываться, воззрясь На какого-то кавалера.

XIV

Он видел, как один министр, Давно уж им любим, В Палату некую прошел, А большинство — за ним.

XV

И вспомнил из Писанья черт О том, как в оный век В сопровожденье гадов Ной Прошествовал в ковчег.

XVI

Стал бедных грабить черт Для богатого господина, Одному шотландцу он руку пожал, Не пугаясь сукина сына.

XVII

Увидев, как некий генерал [163] Багровеет, накачан вином, Нечистый в пекло заспешил; Ошибся дьявол: он решил, Что все горит кругом.

1799

Гимн Земле. Гекзаметры Перевод В. Рогова

[164]

В подражание «Гимну Земле» Штольберга [165]

163

Некий генерал. — В оригинале на месте имени генерала — прочерк; в разных рукописях этого стихотворения разные имена генералов.

164

Гимн Земле. Гекзаметры. — Впервые опубликовано в 1834 году.

165

ШтольбергФридрих Леопольд (1750–1812) — второстепенный немецкий поэт-романтик.

Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея! Трижды привет мой тебе, о богиня! Пою тебе славу! Лейтесь, о лирные звуки, как волны, качая мой голос! Ввысь воспари, о душа! Вознеси на крылах мою песню. Взор мой блуждает по долу — вот озеро, остров зеленый, Темные скалы, по скалам ручей пробегающий светлый; В горной дубраве, красой и любовью твоей очарован, Матерь великая, здесь у тебя я на лоне покоюсь! Духи полудня игриво треплют кудри богини Зеленовласой! Земля! Освежи меня! Чу! Коль примолкну, Паузы арфы моей музыкальным гуденьем заполни. Ты навеваешь мне радость и нежною грустью кропишь мне Сердце, как будто росою, пока не прорвутся слезами Радость и грусть из души в благодарственном трепетном гимне. Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея! Звездам небесным сестра, любимая радостным Солнцем! Друг и хранитель Луны, о Земля, ты, кого не забудут В круговращенье извечном на своде лазурном кометы! Неувядаемо юная, всех в мирозданье моложе, Небу супруга, что с высей на Землю взирает влюбленно, Гея-загадка! Ответствуй, великая мать и богиня! Иль ты не рада была, распустив свой девический пояс В день, когда Небо-супруг впервые поял тебя в жены? Был твой румянец прекрасен, тот утренний первый румянец! Ты содрогнулась глубоко, Земля! И укрыться хотела В собственной глуби своей! И могучую после отраду Ты, извиваясь в объятьях у Неба-супруга, вкусила: Дали объятья могучие жизнь существам бесконечным. Тысячи новых насельников с тысячей новых влечений Водные глади заполнили; реки по руслам запели; Хриплое море взыграло, и вздулись валы океана; Жизнь молодая мычала по гулким горам и дубравам, Блея, блуждала в лугах, щебетала на ветках цветущих.