Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

1952

ПРЕКРАТИМ ЭТИ РЕЧИ НА МИГ…

Прекратим эти речи на миг, пусть и дождь свое слово промолвит и средь тутовых веток [42] немых очи дремлющей птицы промоет. Где-то рядом, у глаз и у щёк, драгоценный узор уже соткан — шелкопряды мотают свой шелк на запястья верийским красоткам [43] . Всё дрожит золотая блесна, и по милости этой погоды так далекая юность близка, так свежо ощущенье свободы. О, ходить, как я хаживал, впредь и твердить, что пора, что пора ведь в твои очи сквозь слезы смотреть и шиповником пальцы поранить. Так сияй своим детским лицом! Знаешь, нравится мне в этих грозах, как стоят над жемчужным яйцом аистихи в затопленных гнёздах. Как миндаль облетел и намок! Дождь дорогу марает и моет — это он подает мне намёк, что не столько я стар, сколько молод. Слышишь? — в тутовых ветках немых голос птицы свежее и резче. Прекратим эти речи на миг, лишь на миг прекратим эти речи.

42

Тутовое дерево (шелковица) — род деревьев, семейства тутовых.

43

Верийские красотки. Вера — старый район Тбилиси, где находилась шелкоткацкая фабрика; Вера — речка, приток Куры в Тбилиси.

1953

НА НАБЕРЕЖНОЙ

Я в семь часов иду — так повелось — по набережной, в направленье дома, и продавец лукавый папирос мне смотрит вслед задумчиво и долго. С лотком своим он на углу стоит, уставится в меня и не мигает. Будь он неладен, взбалмошный старик! Что знает он, на что он намекает?.. О, неужели ведомо ему, что, человек почтенный и семейный, в своем дому, в своем пустом дому, томлюсь я от чудачеств и сомнений? Я чиркну спичкой — огонек сырой возникнет. Я смотрю на это тленье, и думы мои бродят над Курой, как бы стада, что ищут утоленья. Те ясени, что посадил Важа, я перенес в глубокую долину, и нежность моя в корни их вошла и щедро их цветеньем одарила. Я сердце свое в тонэ [44] закалил, и сердце стало вспыльчивым и буйным. И всё ж порою из последних сил тянул я лямку — одинокий буйвол. О старость, приговор твой отмени и детского не обмани доверья. Не трогай палисадники мои, кизиловые не побей деревья. Позволь, я закатаю рукава. От молодости я изнемогаю — пока живу, пока растет трава, пока люблю, пока стихи слагаю.

44

Тонэ — особого вида печь для выпечки грузинского хлеба.

1956

МЕТЕХИ [45]

Над Метехи я звезды считал, письменам их священным дивился. В небесах, как на древних щитах, я разгадывал знаки девиза. Мне всегда объясняла одно эта клинопись с отсветом синим — будто бы не теперь, а давно, о Метехи, я был твоим сыном. Ты меня создавал из ребра, из каменьев твоих сокровенных, и наказывал мне серебра не жалеть для нарядов военных. Пораженный монгольской стрелой, я дышал так прощально и слабо под твоей крепостною стеной, где навек успокоился Або [46] . За Махатской горой [47] много дней ты меня окунал во туманы, колдовской паутиной твоей врачевал мои бедные раны. И, когда-то спасенный тобой, я пришел к тебе снова, Метехи. Ворожи над моей головой, обнови золотые доспехи. Одари же, как прежде, меня Йорским [48] облаком и небесами, подведи под уздцы мне коня, чтоб скакать над холмами Исани [49] . А когда доскажу все слова и вздохну так прощально и слабо, пусть коснется моя голова головы опечаленной Або.

45

Метехи — замок-тюрьма на высоком отвесном берегу реки Куры в Тбилиси, ныне снесен.

46

Або Тбилели (VIII в. н. э.) — христианский мученик (араб по национальности), сожженный арабскими захватчиками. В Метехской скале есть углубление, где был развеян его пепел.

47

Махатская гора стоит на левом берегу Куры, напротив Мтацминды.

48

Йори (Иори) — река в Грузии, берущая свое начало на южных склонах Главного хребта Большого Кавказа.

49

Исани — старинный район Тбилиси на левом берегу Куры, там находится дворец грузинских царей.

1958

«Две округлых улыбки — Телети и Цхнети…»

Две округлых улыбки — Телети и Цхнети [50] , и Кумиси и Лиси [51] — два чистых зрачка. О, назвать их опять! И названия эти затрудняют гортань, как избыток глотка. Подставляю ладонь под щекотную каплю, что усильем всех мышц высекает гора. Не пора ль мне, прибегнув к алгетскому камню, высечь точную мысль красоты и добра? Тих и женственен мир этих сумерек слабых, но Кура не вполне обновила волну и, как дуб, затвердев, помнит вспыльчивость сабель, топот конских копыт, означавший войну. Этот древний туман так не полон — в нём стрелы многих луков пробили глубокий просвет. Он и я — мы лишь известь, скрепившая стены вкруг картлийской столицы на тысячу лет. С кем сражусь на восходе и с кем на закате, чтоб хранить равновесье двух разных огней: солнце там, на Мтацминде [52] , луна на Махате [53] , совмещенные в небе любовью моей. Отпиваю мацони [54] , слежу за лесами, за небесами, за посветлевшей водой. Уж с Гомборской горы [55] упадает в Исани первый луч — неумелый, совсем молодой. Сколько в этих горах я камней пересилил! И тесал их и мучил, как слово лепил. Превозмог и освоил цвет белый и синий. Теплый воздух и иней равно я любил. И еще что я выдумал: ветку оливы я жестоко и нежно привил к миндалю, поместил ее точно под солнце и ливни. И все выдумки эти Тбилиси дарю.

50

Телети и Цхнети — две противоположные (восточная и западная) стороны Тбилиси.

51

Кумиси и Лиси — озёра и одноименные сёла вблизи Тбилиси.

52

Мтацминда (буквально: «Святая гора») — гора в Тбилиси на правом берегу Куры. На склоне ее был построен монастырь святого Давида, а также Пантеон, где похоронены выдающиеся деятели культуры Грузии.

53

Махата — Махатская гора (см. прим. 47).

54

Мацони (груз.) — специальным образом приготовленное кислое молоко.

55

Гомборская гора — в Кахетии, восточнее Тбилиси.

1958

ПО ПУТИ В СВАНЕТИЮ [56]

Теперь и сам я думаю: ужели по той дороге, странник и чудак, я проходил? Горвашское ущелье [57] , о, подтверди, что это было так. Я проходил. И детскую прилежность твоей походки я увидел. Ты за мужем шла покорная, — но нежность, сиянье нежности взошло из темноты. Наши глаза увиделись. Ревниво взглянул твой муж. Но как это давно случилось. И спасла меня равнина, где было мне состариться дано. Однако повезло тому, другому, — не ведая опасности в пути, по той дороге он дошел до дому, никто не помешал ему дойти. Не гикнули с откоса печенеги, не ухватились за косы твои, не растрепали их. Не почернели глаза твои от страха и любви. И, так и не изведавшая муки, ты канула, как бедная звезда. На белом муле, о, на белом муле в Ушгули [58] ты спустилась навсегда. Но всё равно — на этом перевале ликует и живет твоя краса. О, как лукавили, как горевали глаза твои, прекрасные глаза.

56

Сванети (Сванетия) — историческая область в Грузии, на юго-западных склонах Главного Кавказского хребта.

57

Горваши — перевал и ущелье в Сванетии.

58

Ушгул (Ушгули) — гора и селение в Верхней Сванетии.

1958

ЗАДУМАННОЕ ПОВЕДАЙ ОБЛАКАМ

А после — шаль висела у огня, и волосы, не знавшие законов причёски, отряхнулись от заколок и медленно обволокли меня. Я в них входил, как бы входил в туман в горах сванетских, чтобы там погибнуть, и все-таки я их не мог покинуть, и я плутал в них и впадал в обман. Так погибал я в облаке твоем. Ты догадалась — и встряхнула ситом, пахнуло запахом земным и сытым, и хлеб ячменный мы пекли вдвоем. Очаг дышал всё жарче, всё сильней. О, как похожи были ты и пламя, как вы горели трепетно и плавно, и я гостил меж этих двух огней. Ты находилась рядом и вокруг, но в лепете невнятного наречья, изогнутою, около Двуречья [59] тебя увидеть захотел я вдруг. Чуть не сказал тебе я: «О лоза, о нежная, расцветшая так рано…» В Сванетии не знают винограда, я не сказал. И я закрыл глаза. Расстались мы. И вот, скорей старик, чем мальчик, не справляюсь я с собою, и наклоняюсь головой седою, и надо мной опять туман стоит. Верни меня к твоим словам, к рукам. Задуманное облакам поведай, я догадаюсь — по дождю, по ветру Прошу тебя, поведай облакам!

59

Двуречье (Месопотамия) — область в среднем и нижнем течении рек Тигр и Евфрат в Западной Азии. Один из древнейших очагов цивилизации.

1958

ДЕВЯТЬ ДУБОВ [60]

Мне снился сон — и что мне было делать? Мне снился сон — я наблюдал его. Как точен был расчет — их было девять: дубов и дэвов. Только и всего. Да, девять дэвов, девять капель яда на черных листьях, сникших тяжело. Мой сон исчез, как всякий сон. Но я-то, я не забыл то древнее число. Вот девять гор, сужающихся кверху, как бы сосуды на моем пути. И девять пчел слетаются на квеври и квеври [61] тех — не больше девяти. Я шел, надежду тайную лелея узнать дубы среди других лесов. Мне чудится — они поют «Лилео» [62] . О, это пенье в девять голосов! Я шел и шел за девятью морями. Число их подтверждали неспроста девять ворот, и девять плит Марабды [63] , и девяти колодцев чистота. Вдруг я увидел: посреди тумана стоят деревья. Их черты добры. И выбегает босиком Тамара и девять раз целует те дубы. Я исходил все девять гор. Колени я укрепил ходьбою. По утрам я просыпался радостный. Олени, когда я звал, сбегали по горам. В глаза чудес, исполненные света, всю жизнь смотрел я, не устав смотреть. О, девять раз изведавшему это не боязно однажды умереть. Мои дубы помогут мне. Упрямо я к их корням приникну. Довезти меня возьмется буйволов упряжка. И снова я сочту до девяти.

60

Число «девять» считается в Грузии магическим. «Девять дубов» — символ непоколебимости, силы, долговечности народа.

61

Квеври — врытый в землю большой глиняный сосуд, использовавшийся для изготовления и хранения вина.

62

«Лилео» («Лиле») — сванский языческий гимн солнцу, хоровая песня.

63

Девять плит Марабды — девять могил братьев Херхеулидзе, героически погибших в битве при Марабде (1624).

1959

ОТ ЭТОГО ПОРОГА…

От этого порога до того работы переделал я немало. Чинары [64] я сажал — в честь твоего лица, что мне увидеть предстояло. Пока я отыскал твои следы и шел за ними, призванный тобою, состарился я. Волосы седы. Ступни мои изнурены ходьбою. И всё ж от этой улицы до той я собирал оброненные листья, и наблюдали пристально за мной прохожих озадаченные лица. То солнце жгло, то дождик лил — всего не перескажешь. Так длинна дорога от этого порога до того и от того до этого порога. И все-таки в том стареньком дому всё нашими населено следами, и где-то там, на чердаке, в дыму, лежит платок с забытыми слезами. От этого и до того огня ты шила мне мешок для провианта. Ты звездную одела на меня рубаху. Ты мешок мой проверяла. От этого порога до того я шел один среди жары и стужи, к бокам коней прикладывал тавро, и воду пил, толок я воду в ступе. Я плыл по рекам и не знал — куда, и там, пока плыла моя пирога, я слышал, как глаголила Кура — от этого и до того порога.

64

Чинар (чинара) — дерево из рода платанов.

1959

В СИГНАХИ [65] , НА ГОРЕ

Я размышлял в Сигнахи, на горе, над этим миром, склонным к переменам. Движенье неба от зари к заре казалось мне поспешным и мгновенным. Еще восхода жив и свеж ожог, и новый день лишь обретает имя, уже закатом завершен прыжок, влекущий землю из огня в полымя. Еще начало! — прочности дневной не научились заново колени. Уже конец! — сомкнулось надо мной ночное благо слабости и лени. Давно ли спал младенец-виноград в тени моей ладони утомленной? А вот теперь я пью вино и рад, что был так добр к той малости зеленой. Так наблюдал я бег всего, что есть, то ликовал, то очень огорчался, как будто, пребывая там и здесь, раскачивал качели и качался!

65

Сигнахи — город в Кахетии (Восточная Грузия).

1962

Карло Каладзе [66]

«Летит с небес плетеная корзина…»

Летит с небес плетеная корзина. Ах, как нетрезвость осени красива! Задор любви сквозит в ее чертах. В честь истины, которую мы ждали, доверимся младенчеству маджари [67] ! А ну-ка чашу! Чашу и черпак. Опустимся пред квеври на колени, затем поднимем брови в изумленье: что за вино послал нам нынче Бог! Пылают наши щёки нетерпеньем, и, если щёки не утешить пеньем, что делать нам с пыланьем наших щёк? Лоза хмельная ластится к ограде. Не будем горевать о винограде — душа вина бессмертна и чиста. Пусть виночерпий, как и подобает, услады виноградарям добавит — им подобает усладить уста.

66

Карло Каладзе (1904?-1988) — грузинский поэт и драматург.

67

Маджари (мадчари) — молодое, неперебродившее вино.

1961

«Когда расцеловал я влагу…»

Когда расцеловал я влагу двух глаз твоих и совершенство их нежной мрачности постиг, сказал я: я имел отвагу жить на земле и знать блаженство я жил, я знал, и Бог простит. Сегодня я заметил странность, увы, заметил я, что море твой образ знает и творит: в нём бодрствует твоя усталость, и губы узнают в нём горе тех слёз твоих, о, слёз твоих.