Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

* * *

Я хочу, чтоб был счастливым и богатым мой народ. Не вино мне достается, кровь из ран моих течет. Кто лишь удовольствий хочет, тот не стоит ничего - Он в зависимость к другому непременно попадет. Лучше гордым и способным выпить самый горький яд, Чем из пиалы безволья пить хотя и сладкий мед. Разве лучше сто красавиц? Разве краше их цветник? Счастлив тот, кто с милой вместе в бедном шалаше живет. Сердцем ты не предавайся упоительным пирам. Привыкай к ночам страданья в хижине своих забот. Птице хорошо на воле, радуясь, поет она. Птица в клетке золоченой зерен рабства не клюет. Лучше щедрым быть и телом собственным кормить собак, Чем, от скупости жирея, жить, не ведая хлопот. По дороге к высшей цели ты не мчался на коне. Вместе с нищим-горемыкой нищета его умрет. Навои, печальна старость для несчастного того, Кто в дни юности беспечной жизнь порочную ведет.

СОВЕРШЕНСТВА СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА

* * *

В огонь – зеленый кипарис! Любимая стройней была! Брось розу ветру – та лицом румяней и нежней была! О вздох мой! Ветром ледяным разлуки гору обдувай, Чтоб, за ночь выветрена вся, степных равнин ровней была. В разлуке с пери, что ни миг, мое безумие растет, Но роковая страсть моя безумьем и при ней была. О шейх, ведь рубище твое кабатчик не возьмет в заклад, Но алчность он бы взял твою,- она б ему годней была. Твое спасенье – встреча с ней, к чему же скорбь о нищете! Добра не будь - не знать бы зла: цель жизни бы видней была! Прослыл Меджнуном Навои, но к пери страстью воспылать – Безумцев участь: их любовь смешной с начала дней была!

* * *

Когда в тоске заговорю о горе гибельном и злом, То даже камень задрожит, скорбя о бедствии моем. Сквозь ночь тоски я сердце нес, и путь мой озаряла ты; Светила мне твоя стрела своим железным острием. Прекрасна ты, и потому моей любви предела нет! Для беспредельного слова найду ль на языке своем? Заколыхался призрак твой в пустыне сердца моего,- Пустыня вся раскалена страданья тягостным лучом. О том, что путь в любви един, не говори, о мудрый шейх! Есть много у любви путей,- преданий много есть о том. Хоть кровь течет из глаз твоих, не умирай, о Навои! Ведь милосердья на земле неисчерпаем водоем.

* * *

Всегда он в обуви грубой, с небрежной чалмой,- грубиян. До смерти обидит друга приятель мой, грубиян. Его сдержать я стараюсь, но кто ни подступит к нему, Ответит дерзостью грубой, обидой прямой грубиян. И странно ль, что конь ретивый под стать хозяину дик, Когда гарцует иль мчится галопом домой грубиян? Он каждый миг помышляет до смерти меня извести. Что ж, пусть тогда с ним сдружится такой же злой грубиян! В саду, во время попойки, буянил приятель мой. О ветер, не дуй так резко: сморен дремой грубиян. Налей кабатчику, кравчий,- в похмелье он зол и груб, Скажи ему: «Злую душу вином промой, грубиян!» Нет, при любой неудаче грубым не будь, Навои. И за сто удач не стоит быть грубым, как твой грубиян!

* * *

Занемог я, покинут моей чаровницей, увы. Для души стало тело лишь ветхой темницей, увы. Мрак разлуки с любимой и родинкой темной ее - Вот пятно на ланитах судьбы мрачнолицей, увы. И предвестницей горя любви моей злая звезда В гороскопе предстала блаженства денницей, увы. Посмотри: старец-разум, наставник заботливый мой, Стал игрушкою детской, смирясь пред шутницей, увы. Словно призрак, блуждаю в пустыне безумий моих, Скорбен дух. Дни унылой бегут вереницей, увы. Тело странствует ныне по улице райской твоей. Много ль бедному нужно? Я сыт и крупицей, увы. Сердце взято любовью, все отнято: разум, покой, Все разрушено шаха жестокой десницей, увы. Пламя ада – неверным, а верным – забвения прах: Те восстали, а этих рок смял колесницей, увы. Расставание – смерть, смерть – разлука навек, Навои! А мечту о бессмертье считай небылицей, увы!

* * *

Странно мне: без нее ста печалей тщета предо мной. Но куда ни взгляну – все ее красота предо мной. Стоит лишь на мгновенье расстаться мне с пери моей, Смертной ночи уже темнота разлита предо мной. Как бы ни были ночи разлуки темны,- я стерплю. Только б знать: не напек эта дверь заперта предо мной. Жизнь отдав, я хотел бы хоть раз к тем рубинам припасть… Как мираж неотступный – всегда те уста предо мной. Я не знаю – виденье ли это рубиновых уст, Иль кровавые слезы, как розы с куста, предо мной. «Навои,- ты сказала,- достигнув свиданья – умрешь». Пусть умру, но открыты надежды врата предо мной.

* * *

Отраду приносит роза в тенистом саду времен, Ее лепестки – как пламя, которым весь куст сожжен. Гляди, какое богатство в раскраске и завитках. Не этой ли, самой яркой, навек соловей сражен? Но лучше не пить из кубка пьянящей мечты шербет: Добавит злой яд разлуки к блаженству свиданья он. Когда рассыпает небо цветенье летящих звезд, Всегда человек пылает, душою к ним вознесен. Хотя от меча насилья невинно погиб Фархад, Впоследствии той же сталью ведь был и Парвиз сражен. Иди же с тоскою в сердце дорогой небытия,- Свернуть с нее невозможно – таков уж судьбы закон. Встречая зарю свиданья, предчувствуй и в ней печаль,- Ведь мускусом и алоэ разлуки час напоен. О соловей, если ночью не встанешь ты с Навои, Тебе не увидеть розы – зардевшийся небосклон.

* * *

Кто дорог – мной не дорожит; меня несчастным сделав. Ненужный мне – за мной бежит, мой дух бесстрастным сделав. Нет прока от меня тому, кто от меня ждет прока. Нет прока тем, кого искал, порыв напрасным сделав. О, что мне делать на пиру среди прекрасных пери, Покуда не придет она, уста соблазном сделав! Луна иль солнце?… Все равно! Но только б красотою Не погубила, над собой тебя не властным сделав! Молю тебя – не торопись к другим сердцам, убийца, Мое оставив в стороне и непричастным сделав! Не поддавайся на обман, о сердце, чтоб на шее Не затянулась нить петли, тебя безгласным сделав! Когда тебя, о Навои, она коснется взглядом, Пускай подсыплет бармалы, взгляд безопасным сделав.

* * *

Сердце, столь злое со мной, добрым с другим оказалось, Горечь обмана душе – горше, чем дым, оказалась. Знаю, откуда взялись черные пятна на теле: Это – печати разлук. Я – нелюбим, оказалось. В сердце разбитом моем птицы обиды гнездятся. Столько отравленных стрел!… Яд-нестерпим, оказалось. Сердце разбил ей другой. Плачу, а ей безразлично - Воду ль приносят иль бьют злобно кувшин, оказалось. В черной пустыне обид плачет Меджнун и томится, Горе свое оседлав… Он – пилигрим, оказалось. Мысли мои, как в степи, в сердце пустынном осели, След, что остался, он был следом твоим, оказалось. Смута жестоких времен в сердце посеяла смуту, Время – причина тоски – трудным, дурным оказалось. Пусть нехорош я, зато знаю свои недостатки. Тот, кто доволен собой,- неисправим, оказалось. Золотом, о Навои, стих твой начертан сегодня: Шах – наш ценитель! – его счел дорогим, оказалось. Почему на лик прекрасный складка гневная легла? Иль сияющее солнце затянула ночи мгла? О свидании услышав, бьется сердце у меня, Но не думай, что разлука тишину ему дала. Я твои рубины-губы выпустил из губ своих Так, как выпускают душу, если смерть за ней пришла. Гибну я, когда ты тонкий опоясываешь стан,- Да, судьба такую стройность мне на гибель создала! Пусть меня ее собака растерзает на куски, Лишь бы мимо окон милой кость мою проволокла. Виночерпий, дай мне чашу, потому что грустен я: Чаша исцелит мне душу, чаше – вечная хвала! Клочья порванного сердца Навои с трудом собрал,- Ты на сто клочков, шалунья, вновь его разорвала.

* * *

Если нам сердце и разум одело туманом безумие - Даже Меджнуна сдается вершиной ума нам безумие. Желтый тюльпан обагрился слезою моей, розощекая! Думать, что пурпур заменится в розе шафраном,- безумие! Солнечный день, омраченный моими тягучими вздохами, Сделало зимнею полночью с лютым бураном безумие. Как я боюсь, что навеки в степи без дорог затеряется Бедное сердце… Его унесло ураганом безумие. Дай мне душистую прядь и в награду возьми мою голову! Век не расстанется с нежным своим талисманом безумие. Жалок спесивый богач, презирающий муки влюбленного: Думать, что можно за все уплатить чистоганом,- безумие. Как ты рыдал по ночам, Напои, у порога возлюбленной! Стоны твои уподоблены выкрикам пьяным, безумие. О друзья, явите милость! Грудь в куски разбейте мне! Ужаснитесь тем мученьям, что сокрыты там, на дне! Если черный лик найдете,- вместе с сердцем рвите вон! Чтоб душа спаслась от муки, да горят они в огне! Нет ее?! Зашейте раны! Но кинжалом вскройте вновь, Если легкий шаг любимой вдруг раздастся в тишине. Если я умру,- просите, чтобы стала в головах, Ниц падите, умоляйте – с жалким нищим наравне! Если даст она согласье, не спешите сообщать, Чтоб не умер я вторично,- не по вашей ли вине? Если встанет в изголовье, мертвый, я начну рыдать. Не мешайте вздохам нери, пребывая в стороне! Если ж это – невозможно, то больного Навои, На руках иль взяв под мышки, волоките к майханс!

* * *

Прилетел из сада ветер – аромата не принес. Весь исколотый шинами, позабыл я запах роз. Вспоминая уст рубины, воду скорби, морщась, пью. О аллах, как успокоить кровь? Сдержать потоки слез? Проглотил я столько скорби, так темна разлуки ночь, Что казалось – в небе солнце в этот день не поднялось. Плакал я под гнетом горя, думал: скоро ли конец? Если б ты не появилась, умереть бы мне пришлось. Ты свиданье подарила – и забилось сердце вновь. О, пойми, что я не в силах больше жить с тобою врозь! Соловей от гнева розы стал бескрыл и безголос, Но цветет, как прежде, роза и не стала жертвой гроз… Навои, запомни – редко дружит верность с красотой, Но пленяет взор и сердце воплощенье страстных грез. Кругом враги, теперь найти мне друга нет надежды, Не дай, аллах, чтоб даже враг терял бы след надежды. Я в этой западне отстал от недругов и друга. Я верю в друга своего и верю в бред надежды. В водоворот я бед попал, где, говорят, есть страхи, Но нет и признаков совсем любых побед надежды. Душой я жертвовал, но нет надежды на свиданье, А жизни жаждущим от губ – одни в ответ надежды. О, кравчий, так печален я, что радость невозможна, Не вижу на веселье я уж сколько лет надежды. Что верности от друга я не жду – не осуждайте, Мудрец уверен: жизнь не даст такой обет надежды. Нет близости и нет надежд! Как не расстаться с жизнью, О Навои, коль я б имел ее и свет надежды!