Поэзия народов СССР IV - XVIII веков
Шрифт:
Бильбиль возвращается домой и счастливо живет с прекрасной Гюль.
ШЕЙДАИ
ТУРКМЕНСКИЙ поэт
Вторая половина XVIII века
ПРИШЕЛ НОВРУЗ
Пришел Новруз – весь мир цветет сегодня. О розе соловей поет сегодня. Ликуя, сердце радость пьет сегодня. Любовь везде, во всем живет сегодня. В пустыне – счастья сад растет сегодня. Пришел Новруз – цветы принарядились. Пурпурный, белый – золотом покрылись. В цветник земля и небо превратились. В восторге страсти воли мы лишились. Грех тяжкий душу не гнетет сегодня. В челне Новруза розовые лица; С рубинов губ нектар речей струится. Стан – кипарис. Лицо откроешь,- впиться Готовы стрелами твои ресницы. Смерть – всех, в тебя влюбленных, ждет сегодня. В садах зеленых девушки гуляют, Подобно розе, сердце озаряют,- Луне подобно свет распространяют, Красою Шейдаи ошеломляют,- К их лицам взор влюбленный льнет сегодня. ПРОЩАНИЕ С СЫНОМ
Что делать мне, мое дитя? Я всюду был с тобой. Всю силу чувства, жар души всегда делил с тобой. Тебя лелеял у груди. И ел и пил с тобой. Иди,
МОЕЙ ЛЮБИМОЙ НЕ ВИДАЛ ЛИ?
Жаворонок быстрый в поднебесье, Ты моей любимой не видал ли? Жалобу в твоей я слышу песне,- Ты моей любимой не видал ли? Отвечай, садов листва густая! К полевым цветам в тоске взываю, Горлинку спрошу я, попугая: Вы моей любимой не видали? Соловьем покинутым тоскуя, Верным сердцем милую люблю я. Отозваться сокола зову я: Ты моей любимой не видал ли? Снежных гор далекие громады, Горных коз кочующее стадо, Птицы – обитательницы сада,- Вы моей любимой не видали? Шейдаи, к луне с вопросом этим Обращусь, невмоготу терпеть мне. Сенувбер, Гюль повстречав, ответь мне: Ты моей любимой не видал ли? БУХАР-ЖЫРАУ
КАЗАХСКИЙ ПОЭТ
1693-1787
ОБРАЩЕНИЕ ПОЭТА БУХАРА К ХАНУ АБЛАЮ
Хан Аблай, отправляясь в поход, собрал батыров на совет и празднества и сказал им какие-то обидные слова, был с ними высокомерен. Певец из простолюдинов, Бухар-Жырау произнес свое
СЛОВО К ХАНУ АБЛАЮ
Э-эй, Аблай, Аблай! Не лести звон, не брани лай - Послушай истину, Аблай, Я для тебя открою, хан, Стрелоподобных слов колчан. Когда увидел ты меня, О, как обидел ты меня, Костер радушья погасив, Ты был надменен и спесив. Эй, Туркестан припомни,- там Ты по каким гулял местам? Ты на каких камнях сидел? Порой как женщина глядел, Глядел, как трус, как грязный раб, Тогда ты жалок был и слаб. Послушай, хан Аблай, меня: В свой дом вглядись при свете дня, В себя вглядись, очнись, проснись: Судьба – на кончиках ресниц! Когда народ рассечен был, Ты, хан Аблай, беспечен был, Когда печаль сошла на мир, Где отсиделся ты, батыр? Не воевал, а пировал, В дворцах воздушных пребывал… Э-эй, Аблай, Аблай! Быть может, мне сказать о том, Как ты, кичась, оставил дом? Тобой – отцом, тобой – вождем Был прах бессмысленно рожден. Окольных ты искал дорог, От себялюбья изнемог, Бродил, окован страхом, ты, Был сартом – не казахом ты! Июнь прошел, июль настал – Спроси любого, кем ты стал: Такого в мире не найти, Чтоб воин жирным стал в пути!… Э-эй, Аблай, Аблай! Но кончен путь в пыли густой, Ты свадьбу справил со звездой; Да будет счастье с госпожой, Да не придет народ чужой К тебе в соседи, и рука Да будет ханская крепка, Да не извергнут ложь уста, Пускай навет и клевета Тебя минуют восемь раз И поднятый не дрогнет каз. Путь для народа расстилай Без ям и рытвин, о Аблай, При звездах раскопай родник, Чтобы к утру поток возник! Э-эй, Аблай, Аблай!ЖИЕН-ЖЫРАУ
КАРАКАЛПАКСКИЙ ПОЭТ
XVIII век
РАЗОРЕННЫЙ НАРОД
Из поэмы
В Туркестане, в стране отцов, Мы пристанища не нашли, Хоть работали целый год, Не хватало на пол зимы Хлеба оскудевшей земли. Черная настала беда - Лет засушливых череда. От набегов ханских страдал, Вымирал, погибал народ. Истлевали трупы людей На песке пересохших рек. Налетали со всех сторон, Пировали стаи ворон. Беззащитен был человек. И от горя у дев степных Косы черные расплелись. По арыкам, вместо воды, Волны крови нашей лились. Сына не мог отец спасти, Сын – отца от беды увести. Старухи со сгорбленной спиной, Старцы преклонных лет Не могли поспеть за кочевкой вслед, Отставали в пути. Не погребенными остались они, Не смогшие Кызыкум перейти, От голода ослабели они, Брели еле-еле они.* * *
Разоренный каракалпакский народ В богатый Хорезм пошел; Бросил пастбище, пашню, дом. В Туркестане – в краю родном - Он пристанища не нашел. Одиноким и нищим, нам, Обездоленным беднякам, Наши главные не помогли. Были склонны к жестокости и греху Восседавшие наверху. Наш казий дела неправедно вел, А ишан развратен был, как козел. Все, что есть у нас,- вымогали они, Пыткам нас подвергали они, Людей, не повинных ни в чем. Солнца правды скрывая лицо, Горе наше усугубляли они. Эй, джигиты, братья мои! По пустыне вы разбрелись, На плечах своих ношу влача, Не нашли в пустыне ключа, Чистой влагой не напились. От голода ослабели вы, Лицом потемнели вы, Ваши руки, могучие еще вчера, Словно у больных,- затряслись. День померк. Закрутил снеговей. Мы не видели ясных дней. Мы голодные шли в степи снеговой С непокрытою головой. Наши матери на руках Плачущих младенцев несли. Пересохло у матерей молоко, Только слезы из глаз текли. И не знает бедная мать, Чем ребенка слезы унять; Нечем ей дитя накормить. А несчастный отец – покровитель
семьи – Чем поможет? Ведь должен он Котел на спине тащить. Ах, бедные матери! Где ваш след? Ах, бедные девушки! Где ваш цвет? Наши почтенные старики, Где былая сила вашей руки? Вы не в силах шагу ступить. Почтенные – как жалки они… Бредут, опираясь на палки, они, Измученные – опять и опять Садятся они отдыхать. Кучками в пустыне маячат они. Отстали… Садятся и плачут они. И некому их спасать. Как овца, отбившаяся от отар, Оставался в пустыне, кто слаб и стар. Возвращались к ним сыновья, Уводили, словно на поводу, А старик говорит: «Дорога долга… До Хорезма я не дойду!» * * *
О, страдания матерей! Опираясь на сыновей, Через силу они бредут. Из последних сил сыновья Матерей несчастных ведут. Сил источник в них изнемог. Со словами: «Прощай, сынок!» – Умирают они в пути. Чтоб одеть умерших, саванов нет, И заплаканные сыновья, Облачив умерших в клочья тряпья, В ямах хоронят их. Ставят знаки, чтоб на обратном пути В пустыне их след найти. Ах, джигиты, джигиты мои, Дорогие мои друзья! Вы уходите дальше – в степь. Неотступно за вами – я. Мы бредем поредевшей толпой Средь пустыни этой скупой. Много было женщин с детьми, Что ушли к хорезмским садам. Разоренным им счета нет, Что брели по нашим следам. Нет страданий в мире лютей, Чем страданья малых детей. Неразумный ребенок грудной Плачет… Детский услышав крик, Дыбом становится волос мой, Прилипает к нёбу язык. Матери ноги едва волокут, Не бросают малюток – несут. Сколько молодых матерей По дороге умерло тут! Распеленатых их детей Средь пустых безлюдных степей Черные вороны клюют. О, погибшие молодые сердца, Без защиты, без матери и отца, Как весенний цвет, облетели вы, В пустыне истлели вы! Ничего, чем славится белый свет, Увидать не успели вы. За неделю, как цвет степной, В зное дня обгорели вы. Ваша гибель запала в душу мою! Пусть об этом я спеть могу, Что за толк вам, родные, в том? Чем я вам теперь помогу? АГА МАСИХ ШИРВАНИ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
XVIII век
МУXАММАСЫ
* * *
Ласкающий твой лик блистает, как заря, К влюбленным нежен он, отрады им даря, И ротик твой лукав, шарады говоря, Нигде подобной нет, хоть проплыви моря, Аллах свои дары так расточал не зря. К лицу ль тебе наряды? Зачем тебе впивать служанки льстивой речь И в зеркало глядеть, его напрасно жечь? Столь нежному лицу фата – как острый меч, Сурьма очей могла б всю Исфахань увлечь, И мог бы взмах ресниц сто жизней вмиг пресечь! К лицу ль тебе наряды? Явись же к нам, в меджлис, подняв нигаб с чела, Чтоб краска губ твоих красней вина была, И пена звонких чаш сама с ума сошла, И виночерпий сам свалился у стола, И эта ночь, как я, слезами изошла! К лицу ль тебе наряды? Когда войдешь ты в сад – как легок каждый шаг! Пусть розы вдаль бегут, пусть в горы сгинет мак! Одна лишь хна рукам твоим приятна так. И белый твой нигаб ланитам ярый враг. Они – как солнце днем, а ночью – гонят мрак! К лицу ль тебе наряды? О, прелесть! О, краса! О, полевой цветок! Но к прочим женщинам аллах весьма жесток: Он дважды изваять такой красы не мог. Пусть сам изменится весь с головы до ног, Чтоб повторил тебя его чудес поток. К лицу ль тебе наряды? Твой стан – как кипарис, бутоны уст влажны, И кажется, зрачки всегда изумлены, А кудри вкруг чела – затмение луны, А брови с месяцем соперничать вольны! Все говорят «салям» огню твоей весны. К лицу ль тебе наряды? В твоих речах пророк отыщет суть вещей. Ты – Хызр, что указал исток живых ключей, И вся ты – благодать!… Что в мире горячей Не солнечных – твоих дающих жизнь лучей? Твой облик с красотой я не сравню ничьей. К лицу ль тебе наряды? * * *
Не спрашивай, душа, где правды свет? Исчез. Он в прошлых временах, а нынче нет – исчез. Где хлебосольство, где благой привет? Исчез. Где крепкий тот бальзам, что не во вред? Исчез. Где дух, что не сдался от стольких бед? Исчез. Заносчивость людей – как парус в дождь и мрак, Их кормчий, страстью пьян, вертит и так и сяк. Где берег? Далеко. Здесь гибель, что ни шаг. Кто, зоркий, разглядел благой в пучине знак? Где страх перед концом? Кто чист и благ? Исчез. Аллаху не верны, с Кораном не дружны И шаха, что ни день, менять себе вольны, Загадочных письмен им шифры не даны, Правдивый человек неведом для страны, Он сабля на боку, он в час войны исчез. И ведает аллах, что, молод или стар, Любой продаст страну и веру за динар, Что женщин чистота и стыд – легки, как пар, Что для мужчин ничто правдивый, честный жар, Что человечности редчайший дар – исчез. Масих! Уйди, отпрянь от мира. Он – исчез. Молитвы сгинули, честной поклон – исчез. Где мудрый хан? Пропал. Где наш закон? Исчез. Где стойкий человек? Он обойден, исчез. Где верный друг и брат? И он, как сон, исчез. ГАЗЕЛИ
* * *
Душа, спасения искать у ветреницы тяжело. Кто истины не знает, тот с трудом влачит несчастий зло. И в трудный день, и в добрый день она, как друг, совет подаст; Как хлеб разделишь ты, когда с изменником тебя свело? Ах, рифмам трепетных ресниц не запрудить поток любви, Его стремнину не смирит благополучия весло. Что делать, рушится душа; ты шах души моей,- и вот До гибели твоей страны, до разрушения дошло. Как видно, мне сгореть в огне, бросаюсь в пламя я, Масих, Мне тьму сулит свеча любви, хотя вокруг нее светло. * * *
Кровоточащий сердца плод для стрел твоих судьбою дан, Души летящей мотылек, чтоб вспыхнуть над тобою, дан; Не торопись, не осуждай самосожжение мое - Во славу милой жребий мне идти такой тропою дан. Глаза прекрасных им даны, чтоб на тебя смотреть, любя, Кокетства острый меч тебе, чтоб быть готовой к бою, дан. Как лист заледеневший, я застыну на пути к тебе, Мне биться в западне приказ судьбой моей слепою дан. Из тех, кто увидал тебя, кто восхвалять устал тебя? Порыв склониться пред тобой чертой твоей любою дан. Под грузом милостей твоих поник трепещущий Масих, Ему удел быть заодно с влюбленною толпою дан.
Поделиться с друзьями: