Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

* * *

Нанесла ты мне много мучительных ран, борода, И за то накажи тебя бог мусульман, борода! Больших бедствий не мог причинить ураган, борода. Хоть бы вражий тебя охватил ятаган, борода! На беду сотворил тебя злобный шайтан, борода. До поры не знавал я любовных обид и невзгод. Был я молод, румян и вдобавок еще безбород. Целовал я красавиц в уста, источавшие мед. А теперь надо мной потешается дев хоровод,- От мепя отвратила такой Гулистан борода! И недаром я жизни своей омраченной не рад. Ты меня осрамила, лишила блаженных услад, Ты объедков полна, издающих зловонье и смрад. От тебя с отвращеньем отводят красавицы взгляд, Изгибая надменно свой трепетный стал, борода. Будь на каждый твой волос нанизал смарагд или лал, Все равно бы такого добра я иметь не желал. Не снисходят красотки ко мне, как бы я ни пылал. Ты не стоишь соломы, тобой бы я хлев устилал, Будь ты колос пшеничный иль даже рейхан, борода! Мысль о старости близкой вонзается в сердце, как нож Ты – черна, но Вагифа бросает заранее в дрожь: Поседеешь – он с белой собакой окажется схож, И на свадьбе, где пляшет, резвится, поет молодежь, Он прижмется к стене, одинок и не зван, борода!

* * *

Я правду искал, но правды снова и снова нет. Все подло, лживо и криво – на свете прямого нет. Друзья говорят – в их речи правдивого слова нет, Ни верного, ни родного, ни дорогого нет. Брось на людей надежду – решенья иного нет. Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей – Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей. Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей, И сколько бы я пи слушал бесчисленных их речей - В них, кроме лжи и не правды, смысла второго нет. Странный порядок в силу у сильных мира вступил: Чье бы печальное сердце ты ни развеселил, Оно тебе злом отплатит, отплатит по мере сил, Им неприятен всякий, кто доброе совершил, На целом огромном свете мне друга родного нет. Ученый и с ним невежда, учитель и ученик - Снедаемы все страстями, в плену у страстей одних. Истина всюду пала, грех повсюду проник, Кто в мулл и шейхов поверит, тот ошибется в них. Ни в одном человеке чувства святого нет. Всякий чего-то ищет, погонею поглощен, Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон. Шах округляет земли – за ними в погоне он. Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен. Ни радости нет иа свете, ни прочного крова нет. Алхимиками я сделал множество гончаров. В золото обращал я прах забытых гробов, Из бещня я делал яхонт, с каменя срывал покров, В бриллианты мог превращать я бляхи на шеях ослов, Признанья искал, но мир мне ответил суровый – нет! Тот, кто дворец Джамшида в развалины превратил, Тот веселье и счастье безжалостно поглотил. Нет никого, кто б в горе кровь свою не пролил, Сам я не раз жестокой судьбою испытан был. Повсюду царство коварства – и царства другого нет. Тут на людей, как солнце, свой излучаешь свет - Помни, что слов признанья в радостной вести нет. Честь, благородство, стыдливость давно уж утратил свет. Услышали мы, что где-то найден честности след, Я долго искал и знаю: чувства такого нет. Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек, Он злу и добру достойного места не приберег. В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок, Щедрости нет у богатых – у щедрых пуст кошелек. И ничего в нем, кроме насилия злого, нет. Я видел конец надежды, мечтаний конец пустой, Конец богатства и славы с их земной суетой, Конец увлеченья женской, невянущей красотой, Конец и любви, и дружбы, и преданности святой. Я знаю, что совершенства и счастья людского нет. Потухли глаза, старею, жизнь черней и черней. Сколько красавиц мимо прошло за тысячи дней! Дурною была подруга, погублено счастье с ней! Аллах, одари Вагифа милостию своей: Ведь, кроме тебя, на свете друзей у больного нет.

ВИДАДИ МОЛЛА ВЕЛИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

1709-1809

ГОШМЫ

* * *

Ряд за рядом, поднявшись к большим облакам, Вы зачем забрались в небеса, журавли? Ваша песня тоскливая так грустна, Вы куда направляете путь, журавли? Словно бусы, нанизаны ваши ряды, Высоко в небесах вы летите, горды. Не случилось бы с вами какой беды, Добывайте корм как-нибудь, журавли. Я скажу, и в словах моих правда живет: Вас крылатый злодей на дороге ждет, Злобный сокол размечет ваш перелет, Алой кровью окрасите грудь, журавли. Ваша родина, ваша отчизна – Багдад, Ваши перья – забава того, кто богат. Ваши песни на сердце, как струны, гремят. Вы зачем мне терзаете грудь, журавли? Вы спросите, друзья, обо мне, больном. Я письмо напишу дрожащим пером. О больном Видади в свой багдадский дом Принесите письмо как-нибудь, журавли.

* * *

Там, где любви напрасно сердце ждет, Оно увянет, сгинет, пропадет. Но и любовь там расцвести не сможет, Где верности и дружбы не найдет. Будь преданным, но каждому не верь И душу всем не открывай, как дверь, Товар души не выноси на рынок, Где нет ему ценителей теперь. Создатель, одинокого храни, Трудны его безрадостные дни. Он окружен заботой и печалью - Где друга нет, там властвуют они. Зачем нам к вечным истинам взывать, В свои дома несчастья призывать? Зачем от правды люди отвернулись, Где нет причин о правде забывать? Ликующий, ко мне направь стопы И выслушай слова – они скупы. Ведь даже розе иногда приятно То место, где отсутствуют шипы. Любви желают в мире все сердца, И трепету и вздохам нет конца. Сам исцелитель Видади страдает, Когда не видит милого лица.

* * *

О друг души моей! Жду не дождусь. Как рассказать мои мученья? Ах! Оборвалась душа. Терпенья нет. Как долгий год – часов теченье. Ах! Беззвучно время тянется, дразня, Пылает тело, словно сноп огня, Истлела сердца ржавая броня, Оно как склеп без назначенья. Ах! Согбенный жаждой, согнутый в дугу, Я рваных жил своих не берегу, Ручьями слез по городу бегу, Изнемогаю от влеченья. Ах! Ни с чем любовь мою сравнить нельзя, Приводит к смерти сладкая стезя, О ветер! Были мы с тобой друзья, Повей же вздохом облегченья! Ах! Я Видади. Меня грызет недуг. Я понимаю всех, кто полон мук. О родина! О милая! О друг! О жизнь! О тьма! О заточенье! Ах!

ГАЗЕЛИ

* * *

Мы жить не можем, смерть поправ,- как тяжко умирать! На жизнь имея столько прав, как тяжко умирать! Огонь любви в моей крови, тебя желаю я. Мечтанья о тебе прервав, как тяжко умирать! Мой взор еще не опустел, ведь он тебя встречал. Тебя опять не увидав, как тяжко умирать! Готов смеяться мой язык и голос щебетать. Высоко голову подняв, как тяжко умирать! Пускай страдает тот, кто знал, жалеет, кто не знал. Свою хвалу тебе послав, как тяжко умирать! Стрелой пронзенный прямо в грудь, бесцельно я бегу. Мой след неровен и кровав… Как тяжко умирать! Подруги сердца моего со мною нету здесь. Душевных тайн не рассказав, как тяжко умирать! Я разучился говорить, и силы нет в руках. Недолюбив, не дострадав, как тяжко умирать! Без крова, на чужой земле, вдали от мест родных, Страданий всех не описав, как тяжко умирать! Ты, Видади, имел детей, красивых, молодых! Их всех по свету растеряв, как тяжко умирать!

* * *

Всевышний взор, не отвращай, пускай бездумен я, Я узник сердца, от любви теперь безумен я. Нелепы все мои дела, утратил разум я, Но я не трус, за честь любви восстану разом я. От жизни милой жизнь свою не отрываю я, Я жертва глаз ее и губ, и к ней взываю я. Хоть не поклонник винных чаш и пылких сборищ я, Зато властитель той страны, где грусть и горечь, я. Я славу мимо пропустил, ее не жажду я, Своей печалью утолить сумею жажду я.

ПЕРВОЕ ПИСЬМО ВАГИФУ

Каждое утро веет зефир, ищет любимую на заре, Порою касается он ветвей, порой мокрых роз в серебре. Скверная пища вязнет в зубах, в горло не хочет она идти. Время проносится мимо тех, кто не стоит на его пути. Напрасно в бархатной тьме горит маленький, нежный огонь свечи, Может любимой коснуться он и озарить ее стан в ночи. В беседе с ничтожным тратишь слова, напрасной становится речь твоя. С мудрым беседуй – хаганских богатств стоят одежды его края. Я на арене бед обращу голову в круглый, кровавый мяч, Пустит ее по чужим рукам, в свальную яму бросит палач. Смерть за достойного – славная смерть, великой жизни она равна, Жизнь пожертвуй за душу ту, тысяча душ которой цена. Пусть Видади немощен, стар, дряхл, морщинист и некрасив, Но все же он стоит сотен таких пламенных юношей, как Вагиф.

МУСАДДАС

Не думай о нашем страданье – всему наступит конец. В груди удержи рыданья – слезам наступит конец. Придет пора увяданья – цветам наступит конец. В душе не храни ожиданья – душе наступит конец. Мне чашу подай, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. Возлюбленная прекрасна – она истлеет в земле, Рот ее нежно-красный – и он истлеет в земле, Локон на шее страстной – тоже истлеет в земле. И раз ее образ ясный должен истлеть в земле, Мне чашу подай, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. Умрет властелин вселенной,- что выживет он – не верь. И царство его погибнет. Во власть и закон не верь. Все в мире непостоянно. Что мудр Соломон – не верь. Вращению мирозданья, если умен, не верь. Мне чашу подай, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. И если за годом годы сто веков расцветет, И если, шумя листвою, сто садов расцветет, И если сто гиацинтов, сто цветов расцветет, То разве душа от лживых, от жалких слез расцветет? Нет! Чашу налей, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. Разлука сжигает душу, печалью меня тесня. Я выпил бокал страданья, он в горе подлил огня. Никто мне руки не подал, не поддержал меня, Пока еще есть возможность, радуйся свету дня… И чашу налей, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. Если подумать о жизни – горем она полна. Ведь одному бриллианту – тысячи душ цена! Как в зеркале, в каждой грани подлость отражена. Клянчить себе подачек наша земля должна. Мне чашу подай, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец. Цену пустому миру знал Видади больной. Мир о пощаде просит, словно набат ночной! Страх и смятенье вижу я в суете земной, Жизнь коротка, не будет жизни еще одной. Мне чашу налей, виночерпий,- всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец.

БАГДАСАР ДПИР

АРМЯНСКИЙ поэт

1683-1768?

* * *

Беги с очей, царевнин сон! Проснись, прелестная, проснись! Лучами лоб твой озарен, Проснись, прелестная, проснись! Ах, ты стройна, лицом полна, Как в полнолуние луна. С тобой сравнится ль хоть одна? Проснись, прелестная, проснись! Господствуешь ты надо мной, Твой легкий стан тому виной. Боюсь, не опалил бы зной, Проснись, прелестная, проснись! Доколе слез мне лить поток? Нетленный розовый цветок, Не будь ты к жалкому жесток! Проснись, прелестная, проснись! Вставай, чтобы загар не лег На несравненный лепесток. Уходит ночь, горит восток. Проснись, прелестная проснись! Магнит, который по красе Ценнее, чем каменья все, Сего числа, т. с. д. с. Проснись, прелестная, проснись!

* * *

Пришла весна, и меж ветвей – тиховей. В тоске любви вчера в саду соловей Напротив розы рокотал, молвя ей: «Явись, прелестная, во всей красоте! Проснись! Сравненья нет твоей красоте!» Минула ночь, и наконец рассвело, С востока солнце, загорясь, подошло: А сердце с вечера тоской истекло. Явись, прелестная, во всей красоте! Проснись! Сравненья нет твоей красоте! Пленился каждым я твоим лепестком, Не останавливал бы глаз ни на чем; Мне без тебя – ночная тьма даже днем. Явись, прелестная, во всей красоте! Проснись! Сравненья нет твоей красоте! Пусть от шипов сто тысяч раз мне страдать, В огне любви пусть песни петь и рыдать,- Все за великую сочту благодать! Явись, прелестная, во всей красоте! Проснись! Сравненья нет твоей красоте!