Пограничье

— А, ерунда... — русалка беспечно махнула рукой и весело подтвердила мои предположения:

— В эфорат меня вызывают, объяснительную писать по поводу вскрытого источника. Им, видите ли, протокол составить надо. К ним, понимаете ли, начальство с проверкой приехало... А мне что до того? Я им девочка что ли, среди ночи по первому требованию бежать? Горничную мою вон вконец запугали... Пойдем в парилку, а?

— Мне бы тоже в эфорат не помешало наведаться, — проблеяла я. — Все-таки выходка морока меня тревожит. Не просто так она нас в ловушку заманила...

— Не просто так, — согласилась Дуная, когда мы юркнули в сухую комнату, заполненную жарким сосновым духом. — Однако, совершенно не обязательно жертвовать своим удовольствием во имя вселенской справедливости. Сторожа у колодца мы на случай, если она вернется, оставили? Оставили? Что тебе еще надо? Все нормуль, рыбка моя, отдыхай и не парься... В смысле, наоборот, парься и не думай ни о чем.

Я так и сделала.

Закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как жар, проникнув под кожу, плавил кости, медленно пробираясь наружу. Руки приятно ломило, веки потяжелели килограмм на сто, грудь стала упругой и чувствительной...

— Пива хочу, — едва ворочая языком, сообщила я и посмотрела на Дунаю, приоткрыв один глаз.

— Организуем... — русалка благосклонно кивнула, явно потворствуя моему не ко времени проснувшемуся сибаритству. — И пиво, и что-нибудь покрепче... А потом ты напьешься, у тебя развяжется язык и ты, наконец, расскажешь мне, что за мужчина волнует твои мысли, сердце и кровь.

— Пф-ф-ф-ф... — высокомерный звук почему-то получился испуганным, и Дуная снова довольно кивнула.

— Какой мужчина, Дунька? Мне бы с теми, кого твои русалки в соседнем зале окучивают, разобраться...

— Нехорошо старших обманывать, рыбка. Я же и осерчать могу, — а посмотрела при этом почему-то на мою руку с дешевеньким браслетом, которым я зелененькую бабочку прикрыла. — Ты даже не представляешь себе, как я страшна в гневе.

Улыбка, с которой были произнесены эти слова, говорила о совершенно обратном. Что же касается меня, то я уже совсем было собралась рассказать своей старой, а главное очень опытной в некоторых вопросах подруге, о Дне поцелуев... Ну, и обо всем, что касается Павлика и моей на него реакции тоже, но тут мы сквозь стеклянные двери парилки увидели, как в большой женский зал влетел молодой и до чертиков перепуганный тритончик, а следом за ним уже знакомая мне горничная, только на этот раз она была вся в слезах.

Дуная чертыхнулась сквозь зубы и, даже не думая прикрывать красоты своего обнаженного тела, метнулась навстречу пришедшим.

— Что теперь?

— Сига Дуная! — парень и девушка одновременно рванули к русалке.

Дуная подняла вверх указательный палец и покачала им из стороны в сторону, а я поглубже запахнула на себе свою простыню и с восторгом следила за тем, как русалка изволят гневаться.

— Вернулся господин Истров, — горничная всхлипнула и заморгала часто-часто. — С оперативной группой! — еще один всхлип и протяжно, разевая уплывающий в попытке удержаться от некрасивого рева рот:

— Сказали, что арестовывать вас при-ишли... За неподчинение и сабантуй.

— Ну, за хороший сабантуй еще никто никого в Речном городе не арестовывал, — развеселилась русалка. — А за саботаж, да... За саботаж они могут... Ладно, не реви, разберемся мы с твоим господином Истровым. У тебя что?

Тритон рапортовал по-военному четко, вытянувшись в струну, не отрывая при этом взгляда от заманчиво колыхающейся в такт дыханию русалочьей груди.

— На вверенном мне участке происшествие. За пятнадцать минут до смены караула у колодца появился старик. Потоптался, словно вынюхивал что-то. Ловко обогнул все ловушки, словно обладал двойным зрением или был заранее о них предупрежден, разорвал пространство и скрылся в неизвестном направлении. Транспортник, которого мы привлекли к следствию немедленно, даже по горячему следу не смог определить, куда именно мог вести мгновенный переход.

Мы с Дунькой переглянулись, ничего не понимая. Старик?

— Собаки, выученные брать след оборотня, отреагировали весьма однозначно. Злоумышленник был не из веров.

— М-да... — я задумчиво почесала затылок, потому что сказать было нечего.

Человек был только частью толпы. Безликий. Равнодушный. Жадный. До чужого горя, до беды, выставленной напоказ во всем своем отвратительно-притягательном уродстве.

— Ужас какой, ужас! — бормотала дородная баба в плаще, застегнутом на одну пуговицу. Глаза ее горели жгучим любопытством, а розовый язычок то и дело скользил по сухим тонким губам. — Ужас, ужас... что делается-то?

Человек брезгливо поджал губы и решительно двинулся сквозь толпу, не обращая внимания на возмущенные крики и советы насчет того, куда ему стоит пойти. Плевать он хотел на бурлящее негодование потревоженных его локтями и пятками людей. На всех людей плевать. Разве это люди? Рыбьи души, если у рыб бывает душа... Но скоро все изменится, каждый займет свое место и получит по заслугам.

А сегодня ночью все едва не провалилось. Кто бы мог подумать? Из-за одной глупой бабы, которая и бабой-то, в полном значении этого слова, не была. Омерзительное создание, внебрачная дочь луны и болота...

Человек вынул руки из карманов и с раздражением заметил под ногтями на правой руке коричневые дужки запекшейся крови.

Сука.

Тонким перочинным ножичком, движением, выработанным до автоматизма, он вычистил грязь, не снижая темпа ходьбы. Миновал большой перекресток, украшенный бесстыжим фонтаном, свернул на темную аллею акаций, где хорошо было гулять жаркими летними вечерами, прислушиваясь к пьяному жужжанию пресытившихся ароматным нектаром шмелей. Толкнул незаметную посторонним калитку и вошел в тихий сад, главным украшением которого был маленький прудик с ленивыми жирными карпами.

Тот, кого человек искал, сидел тут же, на седом от старости валуне, пристально следя за сонными рыбами.

— Не надо было этого делать, — хриплым голосом произнес хозяин маленького садика. — Только зря внимание привлек.

— Забыл спросить твоего совета.

Человек подошел к сидящему вплотную и резким ударом столкнул его в воду.

— Что за на хрен?! — взревело чудовище, распугивая карпов, суетливых плавунцов и водомерок.

— Мне кажется, или кто-то действительно забыл, кто здесь главный? — прошипел человек, с отвращением глядя на то, как у мокрого вера на скулах пробивается седая шерсть. — Мне кажется, или у кого-то вся кровь из головы отхлынула к яйцам?

Оборотень обманчиво-ленивым жестом вытер лицо, еще раз оскалился на говорившего, а потом одним резким движением руки выхватил из воды золотого карпа и яростно вцепился зубами в холодную трепещущую плоть, с удовольствием ощущая на языке пульсацию уходящей жизни. А спустя мгновение удовольствие сменило жгучее чувство отвращения. Оборотень сплюнул сквозь зубы кровь, вперемешку со слюной и чешуей, вытер рот тыльной стороной запястья и прожег своего гостя ненавидящим взглядом.

— Иногда мне кажется, что надо было убить тебя в тот день, когда ты появился в моей жизни, — прорычал он, вылезая из мелкого озерка на берег.