Пограничье
Шрифт:
— И еще...
— Поль! — возмутилась я одними губами.
— Что? — Эро не собирался щадить ни мои чувства, ни гордость доставившего меня в эфорат следователя. — Что «Поль»? Какого хр... какого ты вообще на нее наручники надел? Она что, опасный...
— По предписанию к задержанию от двенадцатого числа месяца снежня года...
— Я тебе сейчас в морду дам, — пообещал Павлик, а я оглянулась по сторонам, радуясь тому, что кроме нас троих в бесконечном коридоре больше не было ни души.
— Между прочим, это именно она Источник освободила!
Истров мало того, что наябедничал, так еще и посмотрел на меня
— Я разберусь.
— Э-э-э-э... — господин Истров явно не знал, как намекнуть разгневавшемуся начальству на то, что я ЕГО ценный свидетель, при этом он, судя по выражению лица, судорожно пытался вспомнить, не ляпнул ли он при мне чего лишнего, мрачно сверкал глазами и нервно сжимал руки в кулаки.
— И про отчеты я не шутил, — мстительно напомнил Павлик, закрывая за собой дверь. — К утру чтоб все было готово.
А потом он развернулся ко мне, порассматривал меня уставшую какое-то время, и вкрадчиво так спросил:
— И как это понимать? Ты что здесь вообще делаешь?
Кажется, сыщик злился. И совершенно точно не рад был меня видеть. Я открыла рот, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, а вместо этого снова чихнула.
— Проклятье! — свободными от магических пут пальцами я без труда достала раздражающие рецепторы фильтры, вдохнула полной грудью и улыбнулась счастливо.
— От тебя всегда пахнет мятой, — сообщила я Павлику, после чего обняла его за талию и прижалась лицом к теплой шее.
По-моему, он потерял дар речи. А я, совершенно точно, мозги. Потому что пахло от него не только мятой, но еще и темным элем, кабаком, застарелой рвотой, кровью и… я принюхалась, чтобы быть абсолютно уверенной… и, да. Женскими духами!
Возмутиться я не успела, потому что сильные руки прижали мою голову назад к шее, а смеющийся голос произнес:
— Я не был в борделе, если ты именно об этом сейчас подумала.
Стыдно признаться, но именно об этом я и подумала.
— Честное слово, — прошептал Павлик и, оттянув мою голову назад, щекотно провел носом вдоль скулы и, уткнувшись в ухо, продолжил:
— От тебя пахнет весной и лавандовым мылом. Очень-очень вкусно. У меня просто голова кружится. Еле сдерживаюсь, чтобы не попробовать тебя на вкус.
Я попыталась выровнять дыхание, чтобы ответить, хоть что-нибудь, но из этого ничего не вышло, потому что Павлик, словно в подтверждение своих слов, поцарапал зубами мою кожу на шее.
— А еще знаешь, чего я хочу?
— Догадываюсь, — прошептала я, откидываясь назад в его руках, выгибаясь навстречу и просто млея от того, что он делал.
Рассмеялся только и двумя руками зарылся в мои волосы.
— Хочу в бани. От тебя баней пахнет… Пойдешь со мной?
— Пойду, — немедленно согласилась я, а Павлик болезненно застонал:
— Так нечестно, Сонь, ты меня расслабляешь. И отвлекаешь… и ты почему здесь? Я с графом договорился, он мне поклялся, что пока ты находишься за стенами Призрачного замка, ты в совершенной безопасности. Я даже не думал, что мне стоит волноваться еще и по этому поводу.
Я подумала, что, пожалуй, стоит обидеться на то, что он обозвал меня «этим поводом», но вместо этого продолжила прижиматься к крепкому телу, просто тая
от непривычного чувства защищенности. Впервые в жизни я решила переложить свои проблемы на чужие плечи, тем более что эти плечи казались такими надежными и так активно предлагали свою помощь. И я рассказала Павлику обо всем, не сходя с места. Не обо всем — обо всем, конечно. Только о событиях в Призрачном замке и о ловушке в колодце.Сыщик хмурился. И если меня во всей этой истории больше всего волновал Гринольв, то его почему-то — письма из Зачарованного леса, которые получил граф Бего. Слушая же о коварстве подозрительного морока, Пауль вообще поморщился, словно целый лимон слопал прямо с кожурой, а когда я замолчала, спросил мрачно:
— Точно не пойдешь за меня замуж?
Мой мрачный взгляд заставил его тяжело вздохнуть.
— Ты просто невероятно… упрямая, Сонька!
Я лично думала, что я невероятно осторожная. Наступить второй раз на те же грабли? Нет уж, увольте. Никто не заставит меня добровольно надеть на себя кандалы. Никаких браков, никаких мужей, никаких обязанностей и обязательств. Не хочу.
— Ты хотя бы веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого? — спросил Пауль, когда понял, что я не собираюсь менять своего решения.
— Павлик, — я в порыве искренности обняла его, — ты вообще единственный, кому я верю. Ты же видишь. Ты знаешь, меня даже не тошнит, когда…
— Я понял, — он легко поцеловал меня в лоб и невесело хмыкнул. — Мне нравится предложение «Ты единственный». Давай им и ограничимся, милая. Хорошо?
Я кивнула, не вполне уверенная в том, понял ли Эро, что он на самом деле для меня значит. Наверное, стоит сказать ему, что после той ночи, когда умер мой муж, я не дотрагивалась ни до одного мужчины. Что мне становилось душно и тошно от одной мысли о том, что надо будет к кому-то прикоснуться. Я на пушечный выстрел не подпускала к себе никого из представителей сильного пола. Возможно, если бы я рассказала Павлику, он бы перестал задавать глупые вопросы и понял, почему я больше никогда в жизни не выйду замуж.
— Ну, а теперь, раз ты снова дала мне от ворот поворот, — он невесомо мазнул пальцем по кончику моего носа, вырывая меня из невеселых мыслей, — идем в мертвецкую.
— Куда? — если честно, я все-таки ожидала какого-то более приятного предложения.
— В мертвецкую, счастье мое, опознавать твоего морока. Потом подписываем протокол. А потом моментально в баню. Раз ты уже пообещала.
— Павлик…
— И если ты сейчас скажешь, что передумала, я…
В дверь решительно постучали, и я не узнала, что собирался сделать сыщик, а он остался в блаженном неведении относительно того, что я планировала попросить его меня поцеловать. Ну, просто в здании эфората мы тоже ни разу не целовались. Наверное, незабываемый был бы опыт…
***
Аугуста Нель прожила жизнь долгую и, по большей части, даже счастливую. На ее веку была и неземная любовь, и животная страсть, и дружба с самыми лучшими и самыми благородными, и материнство, и тяжесть короны правительницы, и... И еще много-много самых разнообразных «и».
Но любимый ушел в Иные леса, а вместе с ним ушла настоящая страсть. И сыновья ушли один за другим вслед за отцом в бесконечных войнах и борьбе за власть. Оставалась только дочь. Последняя, самая младшая, единственная надежда на тихое старческое счастье.