Пограничье

— Почем нынче любовь? — наверное, спросил франт, а Павлик тряхнул головой, злясь на свое богатое воображение. Девчушка же тем временем продолжала:

— И главное, что? Он три кувшина выхлестал, и глазом не моргнув, а руки-то у него не трясутся… Не трясутся ручки-то. Я сразу подумала, что не станет человек напиваться, если на нем защита от алкоголя стоит… Я вот никогда не стану пить, если защиту поставила, зачем? Только продукт зря переводить!?

— Ты не отвлекайся, — рыкнула крайняя слева спина, и Павлик, к своему удивлению, узнал в говорившем главу местного эфората Герма Истрова.

— А… да, — тонкий голос пронзили решительный нотки, — падшая тоже пила. Ну, на то она и падшая, закладывала так, что только ух! Пять кувшинов выпила, точно вам говорю.

— По делу что можешь сказать?

— Поняла. По делу. Падшая тоже была очень подозрительная… Это и понятно. Уж если ее свои не принимают, на кой она нам сдалась?

— Лея!!!! — в голосе Герма прозвучало отчаяние.

— А потом к ним подсела эта. Бледный ее за руки хватал, такими взглядами прожигал… Я думала на месте убьет, клянусь… А оно вона как получилось.

Вся толпа вздохнула и одновременно повернулась направо, и Павлик, пользуясь наступившей тишиной и общей недвижимостью, пробрался между замерших людей, чтобы увидеть на мостовой Речного города мертвое окровавленное тело в каком-то уж очень знакомом платье.

— Придется вызывать художника, — вздохнул Герм за спиной столичного сыщика. — Будем рисовать твоего бледного.

— А что его рисовать? — изумленным шепотом просипела свидетельница. — Вот же он…

Пауль Эро в удивлении наткнулся на взгляд давешней нерасторопной разносчицы эля и в легком шоке округлил глаза.

— Я?

— На место преступления притянуло, подлюку, — кто-то пробормотал сзади весьма глубокомысленно и опустил на гениальный сыщицкий затылок тяжелый кулак.

Павлик возмущенно ойкнул и оглянулся. Вовремя, надо сказать, потому что мужик как раз заносил свой внушительный кулак для второго удара. Однако под грозным взглядом столичного франта замер и зачем-то прошептал голосом, полным раскаяния:

— А я что? Я токмо злодея остановить…

В слове «злодей» он сделал ударение на первом слоге и, нерешительно похрустывая костяшками пальцев, уточнил:

— Я страх до чего злодеев не люблю. Особливо тех, которые девочек умервщ... ущермля… убивают, короче.

— Го... господин Эро, — выдохнул Герм Истров и закатил глаза так, словно собирался упасть в обморок. — Как же это?

Неизвестный ненавистник всех злодеев немедленно растворился в толпе, а Лея притворилась невидимкой.

— Господин Эрo… Мы не знали, что вы в Речном городе! Если бы мы знали…

Павлик махнул рукой жестом, включавшим в себя всепонимание, всепрощение и вселенское нетерпение, и, наконец, повернулся к мертвому телу.

Платье не зря показалось знакомым.

— Анжела-анжела, — прошептал сыщик, узнав в мертвой женщине морока.

— Говорила же, что он ее знает, — громко пискнула разносчица. — Подозрительно…

Пауль Эро вздохнул, окончательно сказал «прощай» своему сегодняшнему сну и склонился над покойницей.

По крайней мере, женщина не была освежевана. И если не считать того, что ее шея была разрезана от уха до уха, выглядела довольно… прилично.

«Черствею сердцем, — мысленно вздохнул сыщик. — Как давно меня перестали пугать смерти в целом, и смерти знакомых в частности?»

Морок Анжела не была другом, но и врагом она не была. Наверное. Но Павлик знал ее… Сколько? Пять лет? Больше? Сколько бы то ни было, все равно достаточно долго, а между тем, в душе не дрогнула ни одна струна, когда Павлик понял, кому принадлежит тело. Пусть она и не была самым законопослушным членом общества, но такой смерти она не заслужила точно…

— Попрошу очистить площадь от посторонних… Хотя все равно уже поздно. Все следы затоптаны. Герм, ты же опытный следователь, как же ты допустил?..

— Опытный, — согласился сиг Истров, с тоскою думая о том, что не видать ему в этом месяце премии как собственных ушей.

Это же надо было, чтобы так не повезло! Мало ему было убийства, которое произошло едва ли не на пороге эфората? Так еще и выскочка этот в Речной город пожаловать изволил. Что с ним теперь прикажете делать? Доконает же своим занудством!

А у Герма на утро был кабинет в термальных банях заказан… Ох, пропадет кабинет, плакали денежки. И прекрасная Пенея точно не станет с ним после этого разговаривать, а он так долго за ней ухаживал!

— Очень интересно! — пробормотал Пауль Эро, ползая на коленях в кровавых лужах вокруг тела.

Сиг Истров грустно проследил за тем, как последний ночной зевака покинул стремительно пустеющую улицу, мысленно махнул рукой на прощание баням и, вежливо откашлявшись, уточнил:

— Что именно вас заинтересовало, господин Эро?

Разморенная от сытости, от расслабляющей жары парного кабинета, немного пьяная от густого карамельного пива, я лениво отвела взгляд от стены с неожиданным плакатом и томно произнесла:

— Дуняш, это как понимать?

— Что именно?

Русалка лежала лицом вниз, поэтому не видела, куда я смотрю.

— Если ты о том, что твои мальчики удрали от твоих старых костей с моими молодыми сестрами…

Я поморщилась.

— То это, моя дорогая Ингебога, не что иное, как банальная правда жизни. Поверь мне, тебе не о чем беспокоиться. Твои малыши в надежных руках. Девочки точно научат их плохому.

Я вздохнула.

— Я про плакат.

— А? — Дуная наконец подняла голову и прочитала надпись на стене.

На белом листе бумаги размером примерно полметра на полметра было написано: «Красить голову на территории купального комплекса запрещено».

— Видимо, были инциденты, — пробормотала моя подруга, лениво растягивая гласные и при этом прожигая меня любопытным взглядом.

— Что? — я спрятала лицо, уткнувшись в бледно-голубой кафель, и вздрогнула всем телом, когда с затянутого молочным паром потолка мне на спину упала крупная горячая капля.

— Именно, — нелогично заметила Дуная, вздохнула печально и провела по упругому стройному телу ладонью, убирая мелкие бисеринки пота и осевшие на коже капельки воды. — Именно, моя дорогая. Ты сейчас находишься в таком интересном положении — и когда я говорю «интересном», я имею в виду совсем не то, что бы мне хотелось иметь…