Похититель бурбона

Целоваться было так странно. Его рот на ее губах. Его язык был между ее зубов и нигде больше. Его руки были на ее бедрах и держали ее. И все же поцелуй был в тех местах, где она не ожидала его почувствовать. Он был в ее животе, глубоко внизу. Она ощущала его между ног, вдоль бедер. Она ощущала его в грудях, которые прижимались к его груди. И слой рубашки и белья отделяли ее тело от его, и все же ее соски были твердыми, жаждущими прикосновений и посасываний. Она едва не сошла с ума и не попросила его об этом.

Тамара подняла руку и провела ею по его волосам. Ему это, может, не понравится, но она хотела прикоснуться к его волосам, хотела прикоснуться к ним с тех пор, как впервые увидела его два года назад, когда они с мамой въехали в большой дом в Ардене. Сейчас же его губы были заняты поцелуем, у нее был шанс сделать все, что она пожелает, без тирады протеста. Она зарылась пальцами в его волосы, наслаждаясь их мягкостью, густотой. К стольким частям его тела она хотела прикоснуться. Тамара погладила его щеку, его сильную шею, его плечи. Она отдала бы что угодно за то, чтобы снять его одежду, прикоснуться к каждой его частичке, которая прикасалась к ней.

Тамара знала о сексе из школы, слышала от девочек, которые дошли до конца и жили, чтобы рассказать всю историю. Но никто никогда не говорил, что делать в ситуации, когда она ощущала его эрекцию через одежду, и хотела почувствовать ее внутри себя. Она больше не хотела быть девственницей, она хотела, чтобы именно он был первым, если она чего-то стоила. Взял ее.

– Пожалуйста, сделай это, Леви… - сказала она ему на ухо.

– Только потому что у тебя сегодня день рождения.
– Леви обхватил ее грудь и сжал ее - это происходило. Теперь даже набег четырех всадников апокалипсиса не мог остановить их. Он отодвинул чашечку бюстгальтера вниз, обнажая сосок. Он ущипнул за него, и она умерла. Он опустил свои губы и лизнул его, и она опять умерла. Когда он прикрыл ее грудь своим горячим ртом и всосал ее, она умерла и больше не воскресала.

– Ради всего святого, чем вы двое занимаетесь?

Леви опустил Тамару на пол так быстро, что ее колени едва не подвели ее. Ножной браслет соскользнул с ее запястья и упал в сено. Она крепко затянула пальто на груди и посмотрела на Леви, но он не смотрел на нее. Он смотрел прямо.

Во всей вселенной и во всех измерениях существовало лишь три человека, которых боялась Тамара Мэддокс. Бог и Дьявол - это двое, и даже Бог и Дьявол намного отставали от одной женщины, которая могла напугать даже Тамару Белль Мэддокс - именно она получала то, что хотела, когда хотела, и хотела этого потому, что хотела, - и именно эта женщина стояла в конюшне и с ледяным взглядом смотрела на нее и на Леви.

– Ничего, мамочка.

Глава 5

– Ничего? Это не ничего.

Голос матери обрушился, как ведро ледяной воды. Леви отпустил Тамару, развернулся и встал перед ней, давая возможность поправить одежду.

– Мама, мы просто целовались, - сказала девушка, становясь рядом с Леви.
– Сегодня мой день рождения.

– Миссис Мэддокс, клянусь, это был легкий поздравительный поцелуй, - вмешался Леви.
– И ничего больше.

– Ты покойник, мальчик, - сказала ее мать. Она никогда не была поклонницей конюха дедушки, но прямо сейчас она хотела его убить и похоронить, и ее вид говорил о том, что она сама прекрасно с этим справится.

Леви приподнял подбородок, на его челюсти заиграли желваки.

– Как вы меня назвали?
– спросил он.

– Ты слышал меня, мальчик. И если ты еще раз прикоснешься к моей дочери, то, как я называю тебя, будет твоей последней проблемой.
– Она схватила Тамару за руку и потащила ее из конюшни.

– Мама, хватит…

– Молчи, - ответила она. – Подожди, пока я не рассказала об этом твоему дедушке.

– А его это должно волновать?

В глазах матери пылал огонь, а лицо было словно гранит. Она выглядела так же страшно, как и ее ярость.

– Должно.

Мать выволокла ее из конюшни, повела вверх по холму и вошла через заднюю дверь дома. Она так злилась, что ее волосы вибрировали, а, учитывая то количество лака, которым она сдабривала блондинистую шевелюру каждое утро, каждое движение было плохим знаком.

Что же, все было идеально, не так ли? Могла ли Тамара провести хоть один день без скандала на пустом месте от матери? Вчера она отчитала Тамару за слово «дерьмо» во время ужина. И в пятницу, когда она приехала из школы в Луисвилле на рождественские каникулы, Тамару пропесочили за то, что она привезла с собой только грязную одежду. Почему это так задело маму, Тамара не поняла. Не похоже, что мамочка занималась стиркой. Кора, экономка, делала всю работу. Ее мама не работала. Ее мама никогда не работала. Ее мама может даже и не знала, как пишется слово «труд», если бы они играли в Скрэббл, и у нее остались буквы Т Р У и Д. Скорее всего, она бы написала «Пруд».

В кухне, пока за ней наблюдала мама, Тамара стянула грязные сапоги. Тамара изо всех сил старалась игнорировать ее, искусство, которым она овладела почти в совершенстве за последние три года, с тех пор как папочка умер, и «злость» стала обыденным состоянием матери, ее дежурным ответом на все. Поначалу Тамара реагировала на каждую мелочь, каждую колкость, каждое оскорбление, словно камень в лицо. Но спустя несколько месяцев Тамара начала использовать камни и выстроила стену - высокую, широкую и толстую - между ней и матерью, пока стена не переросла в крепость, и теперь, казалось, что эти камни бросает крестьянин в королевский замок. Конечно же, даже пока папа был жив, ее мать не наслаждалась жизнью с ним. Она и папа перешептывались друг с другом насчет ее подобных настроений. Папа говорил, что Дьявол задолжал ему, и через маму он так рассчитался.

Как только Тамара стянула сапоги, ее мать схватила ее за руку и поволокла по коридору. Арден был огромным домом, столетняя кирпичная коробка времен возрождения Джорджии. Каждая комната отличалась по цвету, как в Белом Доме. Следуя за матерью, Тамара прошла ее розовую спальню принцессы и голубую бильярдную комнату, зеленую столовую на пути к красной комнате справа - библиотеки ее дедушки. На втором этаже, у деда был свой кабинет, и за всю свою жизнь она не могла узнать разницу между библиотекой и кабинетом, кроме одной - в одной из комнат стоял стол, а во второй нет.

Внутри библиотеки в красно-золотом кресле сидел дедушка, держа в руке бокал с бурбоном - судя по виду прокисший бурбон - а в другой руке газету.

– Мне нужно обсудить кое-что с тобой, - сказала ее мать.

– Как и всегда, Вирджиния, - ответил дедуля, перевернув страницу газеты, даже не посмотрев на них.

– Дедуля, мама… - начала Тамара, но мать перебила ее.

– Ты сейчас же отправишься в свою комнату и не смей и носа своего показывать, пока я тебе не разрешу.

– Что здесь происходит?
– Дедуля, наконец, обратил внимание. Он аккуратно сложил газету на коленях. В пасмурном дневном свете он выглядел не старше пятидесяти, хотя ему было глубоко за шестьдесят. Вся его голова была седой, и лицо напоминало людям Ли Мейджорса. Женщины за спиной называли его шестимиллионным мужчиной, потому что по их словам, он, вероятно, столько держал в своем кошельке. Даже сидя в кресле, он выглядел большим и сильным, держащим все под контролем - полная противоположность маленькой, словно веточка, матери.