Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

За поздним часом не могли мы говорить о цесарских делах у санджакбека, но по его приказу угощали нас довольно мясом, вином, рыбой и курами. Тут в первый раз привелось нам спать на коврах и на войлоках, так как не было с нами никаких перин или матрацов, и всяк должен был устраивать себе ночлег как только мог.

Рано утром 8 числа прислал санджакбек к нашим ладьям пятнадцать наикрасивейших турецких коней с великим убранством и богатыми седлами: каждое седло было обито серебром позолоченным и украшено дорогими каменьями и жемчугом. На конях поехали впереди особы рыцарского чину, которые с паном послом отправлялись в Константинополь; за ними служебные люди по два в ряд, с дарами для санджакбека, а потом четыре отрока рыцарского чина несли перед паном послом оружие, именно: один — саблю, отделанную в серебро с позолотой, с жемчугом и драгоценными камнями; другой — ружье, также отделанное в серебро с позолотой и с драгоценными камнями; третий — секиру венгерскую, по рукояти выложенную жемчугом и цветными каменьями, а четвертый нес чекан (копье) венгерский, весь позолоченный и отлично отделанный цветным каменьем. За ними ехал пан посол на прекрасивом белом как снег турецком коне, а позади его гофмейстер.

Проехав так некоторое время, увидали мы санджакбекову прекрасную ставку — довольно большой дом, и, доехав до него, сошел пан посол с коня и пошел вверх, а мы за ним; тут санджакбек пана посла ждал и указал ему сесть против себя на стуле. Около санджакбека стали его подручные начальники и вои, а мы за паном послом. Тогда пан посол подал санджакбеку грамоту от его цесарского величества, пан ее с великой учтивостью принял и затем сам сел, а пан посол передал ему дары от цесарского величества, именно: триста больших талеров двойных, да ковш серебряный вызолоченный, да умывальник серебряный же вызолоченный.

После этой церемонии было нам дозволено идти в замок Остреховский и осмотреть его: в нем жил в прежнее время архиепископ; дойдя до костела, в котором турки отправляют свое богослужение, видели мы прекрасную капличку, всю внутри обложенную мрамором, и тут в углублении стоял прекрасный мраморный образ благовещения пресв. Марии, составленный из разноцветного мрамора. Оттуда по высокой лестнице поднялись на гору до другой прекрасной каплицы, в которой были живописные образа святых. Возле той каплицы был прекрасный и превеликий дворец, а во дворце написаны изображения прежних королей венгерских. А за дворцом есть прекрасная галерея, вся уставлена мраморными столпами, и из нее далеко видно в поле и на долину даже до дунайского берега. Внизу под той галереей есть знаменитый колодезь, в скале вытесанный, и такой глубокий, что если бросить туда камень, то довольно ждать надобно, пока услышишь, как он упал в воду; а вода дивно проведена на гору из Дуная, и провесть ее стоило больших денег. Преудивительный этот колодезь: он стоил много тысяч дукатов венгерскому архиепископу, который здесь обыкновенно имел свое пребывание. Итак, осмотревши все, что стоило видеть, вернулись мы к ладьям и пообедали. После обеда вместе с своими провожатыми, значит с теми десятью лодками, к которым наши были прицеплены, поехали мы по Дунаю мимо замка Вышеграда, который стоит на большой высоте по правому берегу, и к вечеру прибыли в Вацов (Вайцен), где была епископская резиденция; там, хотя самого епископа в ту пору не было, однако нам приготовили от него угощение.

9 числа рано утром мы выехали и через 3 часа завидели Будин [1182] . Когда на полмили подплыли к Будину, послал паша будинский навстречу нам 19 лодок и судов в большом наряде, разукрашенных флагами, и как скоро те суда до нас доехали, выстрелили нам салют изо всех пушек и ружей, а наши также им отвечали, и то было по несколько раз. Дивно было нам видеть, как по всему Дунаю стояло расставлено всего 29 судов, украшенных таким множеством знамен и флагов, точно маковым цветом; всего было их на тех кораблях до 700, и смотреть весело. Когда приплыли ближе к Будину, стали стрелять со всех судов, а когда вышли на берег, велел паша будинский знатно угостить нас всяким кушаньем и питьем и всякой потребностью и дать нам янычарскую стражу.

1182

Буда, Офен.

10 числа рано поутру прислал паша к ладьям 12 прекрасных коней, знатно убранных чепраками, седлами, стременами и другим позлащенным убранством; на них поехали посол с дворянами рыцарского чина таким же порядком, как было в Острехове, на предместье, к дому паши, сквозь два ряда солдат, которые расставлены были по обе стороны улицы. А когда приехали к дому, тут стояли вплоть до самого крыльца янычары, числом около 200, составлявшие телохранительную стражу паши. Придя в самый дворец, увидели мы пашу, сидевшего на подушке, на полу, устланном дорогими коврами; около него сидели главные советники и воинские начальники, иные же стояли. Напротив паши стоял червленый бархатный стул, на который сел пан посол после того, как подал руку паше, а мы, всего человек 50 свиты, стали за паном послом; вся превеликая зала была по полу покрыта и по стенам обвешана коврами.

Когда пан Креквиц подал паше грамоту от его цесарского величества, паша встал с места, поцеловал грамоту и, подержав ее над головой на своем тюрбане, оставил в руках у себя. Тут пан посол передал ему дары, именно: три тысячи талеров великих, две большие чаши серебряные, наподобие полумесяца, умывальник серебряный позолоченный с тазом и прекрасные часы боевые. По отдаче тех даров долго переговаривал он с пашой, причем жаловался на некоторых солдат турецких за набеги и пограбления имущества и просил, чтобы то прекращено было и заповедано на будущее время. И отдал еще ему посол письмо от Арноста, эрцгерцога австрийского, которое он принял охотно, однако не с таким почтением, как цесарскую грамоту; пока все это происходило, прошло часа три, и мы долго стояли. Паша с своей стороны подарил послу кафтан суконный, золотом шитый, и он в знак уважения тут же надел тот кафтан на себя и так в нем пошел к лодкам.

Приехав назад к своим судам, узнали мы, что один из нашего общества, валах, именем Микула де Белло, родом с острова Крита или Кандии, потурчился. Пан посол взял его с собой из Вены по великой и неотступной его просьбе, так как он уверял, что у него брат живет в плену у турок, и он хотел отыскать его, чтобы выкупить из неволи и увезти с собой морем в христианскую сторону. Этот валах, покуда мы у паши были, ушел с корабля к янычарам, которые нам даны были на стражу и разбили стан свой на берегу у Дуная; пил с ними, завел знакомство, объявил, что хочет быть турком, и для уверения снял с головы свою шапку, топтал ее ногами и, разрезав, бросил в Дунай, а околыш разорвал на куски. Когда он это сделал, янычары принесли тюрбан, или турецкую круглую шапку, надели ему на голову и отвели его в город. А этот самый валах часто выказывал великую набожность, часто вздыхал, и даже слезы проливал о лютой погибели своего брата, и даже незадолго перед тем, в ту пору, как мы по Дунаю ехали, исповедовался и принимал святейшая святых от алтаря; за всем тем бездельник изменнически продал душу свою и потурчился.

В тот же день паша прислал нарядную лодку за паном послом просить его к себе; и он поехал, взяв с собой только 5 особ, и повез с собой в подарок паше прекрасные с выкладкой пистолеты и большого белого английского пса, что сам получил в дар от его милости эрцгерцога Арноста.

Между тем, пока пан посол довольно долго оставался у паши, мы осматривали теплые ванны, находившиеся неподалеку от наших судов, и в них мылись. Ванны эти знамениты и роскошно устроены, из природных горячих источников, таких горячих, что едва в них усидеть можно. У турок они слывут необыкновенно полезными для здоровья, оттого что сами по себе горячие, и содержатся в большой чистоте; кто в них моется, имеет прислугу и прочие удобства за положенную плату. Перед купальнями большой крытый передбанник, уставленный вокруг широкими скамьями, где люди раздеваются и оставляют платье. Посредине этой комнаты устроен большой мраморный бассейн, а из нее ход в настоящую купальню, которая не столько похожа на купальню, сколько на круглую часовню (капеллу), и все в ней, и стены, и пол, обложено и обделано оловом и разноцветным мрамором. А самое купальное место точно котел, около 43 шагов в окружности, и в нем вода глубокая, так что будет по шею человеку среднего роста. А кто не может так глубоко стоять в воде, для тех в том мраморном котле есть две мраморные лавки, одна повыше, другая пониже, так что можно на одной сидеть по грудь в воде, на другой по пояс, и на третьей, то есть на самом краю, по колена. Если кто хочет плавать или прохлаждаться в воде, и для этого есть места достаточно. И есть еще в той купальне девять полукруглых выступов, и в каждом по два истока мраморных с кранами, из которых можно напустить горячей, а из другого студеной воды и потом спускать ту воду. Словом сказать, таких приятных и роскошных купален много видали мы в Турции и в них не раз мылись.

Есть еще в том краю другие две, такие же круглые купальни, в которых могут мыться и прохлаждаться больные, слабые и недостаточные люди. Из этих котлов, или ванн, каждую ночь вода выпускается, место вымывается дочиста и на утро напускается чистая вода, за чем смотрят начальные турки, а если проведают, что банщик в чем-нибудь не соблюл чистоты или что не спускает воду каждую ночь, то он подвергается жестокому наказанию. Это я своими очами видел в Константинополе, где один банщик, против того дома, где мы жили, в султанских банях уличен был в том, что давал людям ручники не чистые, и субпаша, верховный у них судья, приговорил его к такому наказанию: велел дать ему тысячу палочных ударов, именно: по спине двести, по пятам триста, по задней части двести и по брюху триста ударов, так что он после наказания весь вздулся и распух, и нельзя было распознать в нем человеческого вида. Иному может показаться, что это неправдоподобно и выдумано, но это точно так, и я еще в другой раз, когда был в неволе, видел, как одному немцу давали тысячу ударов, о чем буду ниже рассказывать. Об этих банях, как они прекрасно устроены и в какой чистоте содержатся, я описываю потому, что в Сербии и во Фракии, да и во всем турецком государстве, несчетное количество бань и наблюдается в них великая чистота. Турки, соблюдая закон своего Алкорана, ежедневно моются, и жены при свадьбах себе выговаривают, и при них остается полная свобода, чтобы мужья не запрещали им ходить в баню, так как и у пророка Магомета в законе сказано, что жены в особенности должны соблюдать чистоту.

14-го числа была пятница, который день турки святят, как мы у себя неделю (воскресенье), и мы видели, как паша с великой славой ехал в мечеть. Впереди ехало около 300 янычар, потом много чаусов и несколько сот спагов, то есть наездников, а за ними сам паша ехал в суконном золотом шитом наряде; часа с два оставался он в мечети и потом возвратился домой тем же порядком. После обеда ходили мы наверх в город, который вместе с замком стоит на горе, по правому берегу Дуная; в городе есть старинные венгерские здания. Долго было бы описывать тот город; я скажу только о том, что сам видел. Город Будин лежит в веселом и необыкновенно красивом месте, в богатой и плодородной стране, на верху скалы, которая с одной стороны покрыта виноградниками, а с другой спускается к Дунаю, текущему мимо города, а на противном берегу Дуная виден город Пешт. За ним и около него лежит широкая и далекая равнина, на которой бывало избрание венгерских королей. В предместье у Будина в прежнее время было много знатных домов, королевские дворцы и первых вельмож; но все они теперь в разрушении и в упадке, а кое-где еще держатся с подпорками, и там живут одни турецкие солдаты. Эти солдаты не получают жалованья на дневное себе пропитание и, не имея ничего, не имеют нужды устраивать себе домашнее жилье, а довольствуются немногим, лишь бы найти угол, где можно в сухом месте поставить коней и постлать себе ложе. И во всем турецком государстве мало найдется устроенных домов и дворцов, разве в больших городах у пашей и у главных начальников — только у них есть изрядно выстроенные и убранные дома, простой же народ живет обыкновенно в хижинах и шалашах. Большие господа и паши издерживаются на сады, на бани, на красивых коней, на жен, на платье, а прислуга их сама устраивает себе дом для помещения.

Однажды, когда мы шли в городе мимо турецкого храма, увидели десятерых турок, как они, собравшись в круг, держали друг друга за руки, а в середине круга стоял их священник. Все они, вместе обернувшись в круг, кричали одно: аллах, аллах! — точно: Боже, услыши нас, — таким громким голосом, что далеко было слышно, и так долго, что осипли все. Турки верят, что если кто в том крике уснет и что ему привидится, то будет пророчество, которое в свое время оправдается и выйдет на деле.

Тут же в городе зашли мы и в христианский костел, где проповедник кальвинский отправлял богослужение. При том костеле есть высокая башня с колоколами, куда всходят по 150 ступеням, а звонить в колокола не смеют. На той башне есть часы боевые — первые, какие мы видели в Турции и последние: у турок вообще не бывает часов (кроме малых боевых, которые посылают им купцы христиане), и обращаться с ними не умеют. Иные правят день по солнцу, а ночь по месяцу, а в городах есть у них талисманы, то есть священники, или капелланы, которые размеривают часы дневные мерками воды, и поэтому, считая время, кричат громким голосом с высоких круглых башен, стоящих при костелах, и зовут людей к службе Божией, вместо звону, в костел.