Поиграем со смертью?..

— Да ты!.. — Лёха аж задохнулся от возмущения, а я подумала, что он попался. — Клянусь! Довольна?!

— Не нарушишь обещание?

— Совсем плохая? Я человек слова!

— Отлично, — я кивнула и скомандовала: — Стюарды, если не ошибаюсь, раздавали спасательные жилеты тем, кто не успел их надеть. Пробегись по палубе, глянь, нет ли их. Возьми два жилета.

— Почему два? — опешил Лёшка. Наивный он, жуть.

— Потому, что Гробовщик в любом случае не утонет, — фыркнула я. — А в одни руки три жилета никому не дадут.

— Понял, — вздохнул Лёха. — А ты?

— Провожу Дину, встретимся здесь не позже чем через пятнадцать минут, — ответила я, и брат, покосившись на белую, как полотно, готессу, бегом кинулся выполнять поручение.

— Трави концы! — раздался громогласный крик худого офицера, спасшего Динку, и лодка с готессой, дрогнув, рывками поползла вниз.

Я напряжённо вглядывалась во мглу, отчаянно надеясь, что Динка сохранит остатки разума и останется на месте. Гробовщик усмехался, провожая готессу взглядом из-под плотной чёлки. А лодка медленно, но верно погружалась в темноту, и мне казалось, что людей поглощала пропасть. Они смотрели вверх, на нас, и в глазах большинства читались ужас и непонимание. «Как же так, почему такой огромный, надёжный корабль пошёл ко дну?» Но ведь главное — сам факт. И для тех, кто утонет, причины куда менее существенны, чем следствия. Вот только не все пассажиры об этом задумывались. Злобная мадам из первого класса, теребя воротник норковой шубы, продолжала ворчать, а объект её ненависти этих слов явно не слышал. Дина во все глаза смотрела на Гробовщика, словно просила его о помощи. А он ухмылялся в ответ. Медленно, но верно тьма наступала, люди казались всё меньше и меньше, а свет от иллюминации падал на чёрную воду неровными морщинистыми бликами. Ночь окутывала лодку, и казалось, будто её поглощает бездна.

«Если долго вглядываться в бездну, бездна начнёт вглядываться в тебя».

И пустым взглядом Дины на меня смотрела она. Бездна. Нечто, в чём живо было лишь отчаяние.

А волны всё бились о борт, шепча прощание.

И вдруг готесса улыбнулась. Слабо, почти неразличимо. Я оглянулась на Гробовщика и поняла, что его усмешка исчезла, а на губах появилась самая настоящая улыбка. Он крутил потрёпанную игральную карту и улыбался Дине, а она улыбалась в ответ. И я поняла, что готесса ни за что не ослушается жнеца. Потому что она его любит. Потому что она верит в него. Верит даже больше, чем в саму себя.

Океан принял лодку с тихим всплеском. Крики офицеров смешивались со звуками скрипок, а дрожавшие огни «Титаника» ложились на чёрную водную гладь миллионами светлячков. Корабль кренился всё больше, люди начинали паниковать, а где-то в радиорубке посылали безответные просьбы о помощи связисты. И они останутся на посту до самого конца. До самого конца будут бороться с водой, освещая ночь, матросы в генераторной. До последнего будет звучать над исчезающим под водой кораблём лёгкая, ненавязчивая, жизнеутверждающая мелодия музыкантов, вышедших на палубу не ради спасения. До последней секунды будет читать пастор молитвы, глядя на то, как его паству поглощает Бездна. И до самого конца умирающие будут надеяться на чудо.

Но они погибнут. Под звуки вальса, в свете миллионов огней… которые не исчезнут для них. Никогда.

====== 34) Бездна ======

«Mors nescit legem, tollit cum paupere regem».

«Смерть не знает закона, забирает и царя, и бедняка».

Как только Динина шлюпка коснулась воды, я с облегчением выдохнула и начала искать взглядом брата.

— Значит, ты выяснила диагноз Дины, — донёсся до меня хитрый голос жнеца. Я нахмурилась и окинула его, всё ещё смотревшего вслед лодке, подозрительным взглядом. Сказать или не сказать, вот в чём вопрос. Он наверняка понял это по моему поведению, ведь я старалась не провоцировать Динку на агрессию, но вести себя с ней строго — так, как советовали врачи, судя по её больничным документам. И ведь подействовало, что интересно! Но в то же время у меня не было желания откровенничать с Гробовщиком — он мог устроить подляну.

— «Диагноз»? — хмыкнула я. — Ты так говоришь, словно Динка псих.

— Нет, но в твоём понимании это может выглядеть именно так, — с ухмылкой ответил Легендарный, даже не оборачиваясь.

А собственно, что я теряю? Да ничего. Он и так догадался, а если я буду увиливать, может запросто сделать гадость из принципа «ты мне — я тебе».

— В моём понимании, «пограничное расстройство личности» — это нечто вроде неконтролируемых вспышек ярости, когда человеку с таким диагнозом грозит опасность, — утрировала я симптоматику. Только, по сути, это самое яркое проявление, потому я даже не солгала. Просто слегка усилила эффект. Но вот в чём я сказала правду, так это в том, что не считала Динку психом.

— Ой ли? — протянул жнец.

— Представь себе, — хмыкнула я. — Там ещё много дополнений, но этот симптом — главный. А вообще, если тебе интересно, почему я выясняла это, так как раз потому, что боялась неадекватных проявлений с её стороны. Ты ведь спрашиваешь, чтобы понять, какого чёрта я в жизнь подруги полезла? Вот тебе ответ: я боялась, что она подвергнет нас всех опасности.

— Ты настолько не доверяешь ей?

— Я никому не доверяю, — на полном серьёзе ответила я, вглядываясь в чёрную воду, сливавшуюся с ночью. — Даже самой себе. Но чтобы строить выводы, надо обладать информацией. У меня появились подозрения о том, что Дина страдает раздвоением личности, когда она пришла после ранения. Потому я решила узнать достоверно, не грозит ли нам какая-нибудь опасность от её срыва. Но диагноз у неё оказался далеко не такой, как я ожидала, она абсолютно адекватна и отдаёт отчёт своим действиям. Только часто психует не по делу. Как результат, я решила в опасные минуты строить общение с ней на основе советов медиков. В остальное время как общалась, так и буду общаться.

— Давно ты об этом узнала?

— Давно, — уклончиво ответила я.

— Конкретнее.

— А я тебе не рабыня, чтоб точно отвечать.

— Тогда я, пожалуй, расспрошу демонов, — коварно протянул жнец. — Наверняка это они достали тебе информацию, значит, они дадут мне ответ.

Вот гад! Клод не в курсе, Михаэлис не проболтается… стоп. Это ведь «нужно для расследования», как наверняка скажет жнец, так что может и проболтаться. А если промолчит, ему грозят неприятности с начальством. Что ж, не будем ставить демона перед выбором, потому как он очевиден.

— Демоны, демоны… Не только вокруг них мир вращается, — саркастически заметила я и пояснила: — Я узнала о диагнозе Дины после того, как её ранили. Но распространяться об этом не стоит — не хочу, чтоб до Динки слухи дошли.

— Почему же? — протянул Легендарный и впервые за всё это время посмотрел на меня. Вот только в его голосе мне на секунду почудились жёсткие, злые интонации, и это мне совсем не понравилось. Он что, из-за этого расстроился, что ли? Как же не вовремя…

— Потому что не хочу делать ей больно, — надо говорить правду, но обтекать острые углы. Ложь он чует за версту — проверено на собственном опыте. А вот лёгкие недомолвки и мягкие формулировки прокатывают.

Ветер усиливался, играя длинными пепельными волосами жнеца. Люди вокруг кричали, заглушая музыку, корабль кренился всё больше, вода подбиралась к шлюпкам, а брата всё не было. Ночь окутывала последний островок света, затягивая его в бесконечный холод бездны. Начиналась предсмертная агония.

— Динка хороший человек, но узнай она, что я копалась в её жизни, меня сочтут предательницей. Только я ей обещала не лезть в её жизнь до тех пор, пока не встанет вопрос жизни и смерти, а если бы она страдала раздвоением личности, на кону оказались бы наши с Лёхой жизни. Так что, как ты сам говорил, с разных точек зрения ситуация по-разному выглядит. Я спасала себя и брата. Да и её тоже — только так я смогу продумать линию поведения, при которой Динка не психанёт и не устроит подляну всем нам своим срывом. Ведь нет гарантии, что она не пострадает, если сорвётся.

— То есть ты её облагодетельствовала, — рассмеялся Гробовщик невесело.

— Нет, я не настолько пафосна, чтоб в такие формулировки скатываться, — рассмеялась я, посмотрев на небо. Мне не нравились звезды. Они были слишком фальшивы. Безразличные наблюдатели за судьбами других, не более… Океан куда честнее. Он убивает. Действовать, пусть и во вред, всегда честнее, чем молча смотреть за чужой болью со стороны. Так ты будешь виноват в действии, а не в бездействии.

— Тогда что же это, по-твоему?