Поиграем со смертью?..

Забытьё.

====== 15) Последствия ======

Комментарий к 15) Последствия С некоторыми фразами в этой главе произошло то же, что и в прошлой — они потеряли знаки препинания. Так задумывалось, надеюсь, это не вызовет неудобств. Спасибо всем, кто остаётся с нами.

«Ex nihilo nihil fit».

«Из ничего ничто не происходит».

Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на полу собственной кухни, а рядом без сознания лежат Инна и Дина. Передо мной же, подбоченясь, стоял Грелль Сатклифф и усмехался в привычной манере.

«Красная смерть».

Я вздрогнул, а жнец тут же подошёл ко мне и, присев на корточки, затараторил что-то, но я перебил его, пытаясь сесть.

— Грелль.

Жнец замолчал и заинтересованно на меня воззрился, улыбаясь во все свои тридцать два (или сколько?) обпиленных зуба. А глаза его оставались странно-холодными, как льдины, и только где-то в глубине догорал тот самый огонь, который уничтожил убийц.

— Почему?

Жнец вскинул бровь, а затем замялся, оглянулся, словно проверяя, что рядом никого нет, и с его губ сползла ухмылка. Острые зубы и губы, перепачканные в крови, приблизились к моему уху, но страшно мне не было. Я просто ничего не чувствовал. Ничего, кроме едва различимого желания узнать, почему он это сделал.

— Они осквернили мёртвых — это очень плохо. И я не люблю, когда смерть пускают на конвейер, — едва слышно прошептал Сатклифф, а затем добавил почти неразличимо: — А ещё они убивали тех, кто этого не заслужил: мальчиков, которые могли вырасти в сильных, смелых мужчин, и девочек, которые должны были продолжить род, — их нельзя трогать, пока они не выполнят предназначение. Дети должны жить, чтобы вырасти. А потом их можно убить — когда выполнят своё предназначение. Или если откажутся его исполнять.

Я посмотрел на Сатклиффа, а тот вдруг подмигнул, встал и, прижав руки к сердцу, затараторил:

— Ах, Лёшечка, главное — они хотели убить тебя, моего милого мальчика, ну как же так? Это была бы огромнейшая несправедливость! Только я могу это сделать! Я стану тем жнецом, что отделит твою душу от тела! За-пом-ни!

Сатклифф подмигнул мне, а я едва различимо кивнул и подумал, что, возможно, начал он всё это и впрямь из-за меня. А потом его «переклинило», и он решил перекрасить мир. Но вот почему именно его «переклинило», я не понимал, а Грелль, кажется, мне это только что поведал…

«Дети должны жить, чтобы вырасти».

И я согласен с этим, хоть и не по той причине, что движет Греллем Сатклиффом.

Дина зашевелилась, открыла глаза, и я вдруг с удивлением обнаружил, что они не пустые. Зелёные глаза моей подруги заволакивала мутная пелена, словно она не понимала, что происходит, или не помнила… а может, просто не хотела вспоминать?.. Однако, как только её взгляд сфокусировался, я понял, что она всё вспомнила, потому что в зелёных глазах я прочёл лишь одно — боль. Ей было больно, дико больно, не физически — от воспоминаний. Дина поджала губы, отвернулась от меня и медленно встала. Инна начинала потихоньку приходить в себя, а я тихо спросил подругу:

— Дин, что я могу?..

— Не подходи ко мне, — едва слышно ответила она и, пошатываясь, пошла к коридору. — Сутки. Дай мне сутки.

Я знал, почему Дина живёт одна, я знал о её «конфликте» с родителями, я знал, что иногда ей необходимо остаться одной — когда родители приезжают проверить состояние квартиры и локти моей подруги на предмет следов от инъекций. Но Дина никогда не употребляла наркотики, всегда содержала квартиру в идеальной чистоте, и им не к чему было придраться. И тогда они начинали напоминать ей о том, что послужило причиной «конфликта», о которой я знал совсем немного, и в такие дни Дина всегда говорила: «Дай мне сутки». Я уходил, а через сутки она была как новая, только какая-то бледная, но я никогда не думал, что те скандалы можно сравнить с тем, что она пережила сейчас. Потому как я знал лишь малую часть того, о чём напоминали Дине родители. И не хотел знать больше…

Инна застонала и схватилась рукой за затылок, а затем разлепила глаза и, увидев наш собственный бежевый линолеум, застонала ещё громче. А затем со всей силы (или дури) шандарахнулась лбом об пол.

— Тихо, уже всё, — пробормотал я, зная, как она ненавидит, когда её жалеют.

— Что это было? — не обратила сестра внимания на мои слова. И к лучшему…

— Ты про Дину? — иногда я бываю понятливым.

— Девочка поступила на удивление правильно! — влез Сатклифф, и я подумал: «А он откуда знает? Его же там не было. Или был, но прятался?» Вот только сейчас куда важнее было объяснить Инне, что всё не так, как она думает… и как думал я. До сего момента.

— Дина не хотела убивать. Она защищалась и защищала нас. Не больше и не меньше, — Инна фыркнула, но я продолжил: — Она только что ушла, но я видел её взгляд. Ей очень больно. Там она абстрагировалась ото всего, как обычно ты, а здесь пришла в норму, и ей стало плохо. Она попросила сутки — прийти в себя. Как обычно после плохих дней.

— Что за дни такие? — влез любопытный жнец, поправляя некогда белый воротник рубашки.

— Не наша тайна, — поморщился я и отметил, что почему-то сейчас, после жуткой сцены, открывшей истинное лицо (ужасное лицо) Грелля Сатклиффа, он вызывает у меня куда меньше отторжения, чем раньше.

Он смерть, и он имеет право убивать, но он сделал это из принципов, которые мне близки. И он остаётся верен им, несмотря ни на что. А верность принципам я всегда уважал.

— Ой, да мне эта девчонка и не интересна, — надулся жнец, а я хмыкнул и обратился к Инне:

— Не трогай её сутки. Пусть одна побудет.

— Знаю, надо только этих предупредить, — Инна кивнула на жнеца, тот ухмыльнулся, и я подумал, что, кажется, он предвкушает ночёвку в моей квартире. Но мне на это было как-то наплевать. Почему-то я абсолютно ничего не чувствовал — словно что-то умерло во мне.

Словно я умер.

Я встряхнулся, отогнал воспоминания и тихо спросил сестру:

— Ты справишься, если на ночь одна останешься?

— Естественно! — вот вся она в этом. Чуть что — сразу иголками колется. Причём неадекватно как-то — на помощь куда больше, чем на обиды…

— Как скажешь, — сдался я, закатив глаза.

Инна, пошатываясь, поднялась и направилась к ванной комнате. На этот раз я уступил ей право первой воспользоваться душем — отчасти из-за того, что мне не нужно было идти на работу, отчасти из-за того, что ей, думаю, это было нужнее. Она ведь придумала тот план с костром…

Этот запах этот чёртов запах я не могу дышать!

…она сидела рядом с Диной, когда та нажала на спусковой крючок…

Ей всё равно ей всё равно о Боже ей всё равно!

…она распыляла газ из баллончика, поджигала его и направляла на живых людей…

Факелы живые факелы они плывут и выстрелы выстрелы это мёртвые факелы!

…она должна была нажать на «спуск», но не нажала. Проиграла самой себе. Не сумела сделать запланированное. Она проиграла, но она и выиграла — она не убила. Вот только радоваться она не сможет, потому что…