Пока горят поля

– И все оттого, что у кого-то слишком узкие двери, - ворчал Има, оправляя задравшийся свитер.

– Я не буду продолжать, - миролюбиво отвечала Бася, - но в подводники тебя бы не взяли.

– Я и не претендую, - отозвался Има, - у меня французское подданство.

– Что же ты здесь делаешь, Има?

– Мне здесь веселее. И у меня здесь невеста, - Има покопался в карманах куртки и вытащил полароидный снимок, - смотри, какая красавица.

Они уже выбрались из лодки и стояли на причале, на ветру, под пронзительным, болезненным мартовским солнцем. Бася взяла снимок - на нем запечатлена была девушка столь зазывного вида, что Бася еле сдержалась от возгласа "Это же проститутка!". Одни чулочные резинки напоказ чего стоили... Но на вкус и цвет, как говорится, товарища нет.

– Два вопроса, Има, - Бася вернула снимок, - Почему вы не уедете вместе? И как наличие невесты сочетается с нашей совместной поездкой?

– Первый ответ - она не хочет уезжать. По крайней мере пока. Она актриса, снимается в фильме. А второй - так я же не клею тебя, Басенька. Вот поверь.

– Спасибо, - скромно потупилась Бася, - ты настоящий друг. Что у нас на очереди - могила Канта?

– Кафедральный собор, ты хочешь сказать? Мы к нему и идем.

Они шли по мосту, и бешеный ветер бил в лицо - Басе пришлось натянуть капюшон, чтобы уберечь уши. Кисти Иминой шапки взволнованно трепетали.

– А Альбертину мы разве не пойдем смотреть?
– спросила Бася.

– Ох...
– тяжело вздохнул Има, - ну ты даешь. Альбертину разбомбили еще во вторую мировую. А в Вену или где она там сейчас я тебя не повезу.

– Ну я и дура!
– застыдилась Бася.

– Ты знаешь слово "Альбертина" и что это такое, а это уже само по себе неплохо, - утешил Има.

В кафедральном соборе Басе непременно загорелось подняться на самый верх башни. Има еле поспевал за нею - куртку ему пришлось снять, а свитер на спине сделался влажным от пота. Бася неслась по винтовой лесенке как горная коза.

– Все, я больше не могу, - Има остановился на полпути к вершине, а Бася понеслась дальше - и выше. Здесь, на полпути, оборудована была уютная комнатка с диванчиком и столиком, и даже стояло пианино. Има подсел к пианино, поднял крышку. В детстве мама-француженка водила его к учителю музыки. В колониальной гостиной стоял белокрылый раскрытый рояль, за окном шумели пальмы и цвели бугенвиллии, колибри порхали над цветами, проносились кабриолеты и в них - дамы в очках и в шарфах. Все мешало Име заниматься. И выучил он всего одну мелодию - "I got you under my skin" - такой уж странный вкус был у его преподавателя.

Бася, раскрасневшаяся и довольная, возвращалась с вершины башни. Ничего интересного на вершине не оказалось, но главное - она добралась туда и посмотрела. Откуда-то снизу неслась тихая, умиротворяющая мелодия, напоминающая одновременно о детстве и о гангстерах. Бася замерла на ступеньке - зрелище поистине потрясающее открылось ее взору. В чопорной немецкой гостиной за пианино сидел высоченный, чернейший негр в жизнерадостной перуанской шапочке с кистями, и наигрывал, поминутно сбиваясь и начиная снова, и напевал тихонечко себе под нос:

I'd tried so not to give in.

I said to myself: this affair never

will go so well...

Бася сидела на лавочке и все пыталась осилить своего Гантенбайна. Сердобольные реквизиторы пожертвовали ей полотняный зонт от солнца, но к полудню солнце вознеслось в зенит и жарило совсем уж невыносимо. Лита блистала в свете софитов - без перекуров и перерывов - а на балконе ворковали по-французски актер Юго и продюсер Либерман, то ли мирились, то ли ссорились, кто их, влюбленных, разберет. В книге сюжет заворачивался, как лента Мебиуса, и Бася подумывала уже, не сбежать ли домой, пусть Литка сама добирается после съемок. Черная тень закрыла солнце - стало полегче дышать.

– Привет, Има.

– Почему ты не сидишь на аллее, в тени?

– Я смотрю на балкончик, - Бася поясняюще кивнула. Двое на балконе то ли обнимались, то ли толкали друг друга.

– На этих двух голубцов? Зачем?

– Не на них, я жду, не выйдет ли моя Литка. Предваряя твое осуждение - да, такая я маниакальная мать.

– Да я и не осуждаю, - сокрушенно отвечал Има. Бася подняла голову от своей книги и внимательно на него посмотрела:

– Что, Вася, репка?

– Убит ли я? Увы, - поморщился Има, - Бась, как ты с этим жила? Оно вообще когда-нибудь кончится?

– Не-а, Имаш, не кончится, - отвечала Бася, - но потом привыкаешь. Мы не можем вылечиться, но можем научиться жить со своими болезнями. Ты на машине?
– Бася захлопнула свою книгу.

– Да, а что?

– Знаешь, я тебя не особо тогда расспрашивала - просто пошла за тобой и все. И ты не спрашивай. Стартуем?

Бася поднялась со скамейки, отбросила в один куст книгу, в другой - нелепую шляпу. Очки сверкнули на солнце голубоватым бликом, как у анимешного злодея.

– Стартуем, - подтвердил Има. Влюбленные на балконе прекратили драться и смотрели на них сверху вниз с живым интересом. Бася обернулась и крикнула по-французски как можно громче:

– Юго, скажи Литке, что я уехала! Срочное дело!

Потом протянула Име руку и повела за собой - вдаль по тенистой аллее. На выходе из аллеи Има полуобернулся назад:

– Бась, за нами бежит твой гусар.

Конский топ слышался по аллее. Бася остановилась, посмотрела - к ним несся кавалергард в белом мундире, с развевающимися волосами, красный и запыхавшийся.

– Юго? Ты что, смылся со съемок?
– спросила Бася, когда кавалергард, наконец, добежал до них и остановился, переводя дыхание.

– Я больше не снимаюсь, - забыв про все уговоры и про изучение русского языка, на своем родном французском выпалил Юго, - меня больше не будет в фильме.

– Выгнали?
– тоже по-французски спросил Има.

– Нет, просто Дантес им больше не нужен. Его роль кончилась. Бася, можно я поеду с тобой?

– Мы не домой, Юго, - Бася на какой-то миг ощутила себя Дамианом де Вестером в окружении толпы прокаженных, - и потом, на тебе эта форма...

– На мне еще и грим господина Дантеса, - уточнил Юго, - но форму я верну им завтра. Не прогоняй меня, Бася...

Бася хотела возразить - ты даже не знаешь, куда мы едем. И на фига ты нам там сдался? Но Има сочувственно глянул на красного растрепанного Юго и произнес:

– Сцена затянулась. Если вы с нами, барон, то прошу поспешить, - и быстрым шагом направился к выходу из парка.

– А что, Дантес барон?
– спросила Бася у Юго.

– Вообще-то да.

В машине Юго угнездился на заднем сиденье - жестком, узеньком, предназначенном скорее для чемодана. Бася отняла у Имы ключи и села за руль со словами: