Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

действовали консульства США и Великобритании (все — шпионы, ни одного «чистого»

дипломата), но за пару лет до моего приезда их прикрыли. Поэтому дипломатическая жизнь в

этой части страны ограничивалась моим общением с Растерянным и его со мной.

Что же касалось остальных сотрудников, то там тоже все складывалось непросто. Жизненное

пространство техперсонала состояло из однокомнатной квартирки и небольшого консульского

дворика. Двенадцать человек в течение нескольких лет обречены были общаться здесь только

между собой: отпуск им не полагался, письма от родных шли около двух месяцев, наши газеты

поступали одновременно с почтой, советское телевидение отсутствовало. Выход в город был

ограничен, а нередко вообще запрещен: шут его знает, что может случиться — повсюду лозунги

«Смерть СССР!». Туда отправлялись только группой, сообщая дежурному цель, маршрут и время

возвращения. Транспорт — собственные ноги, далеко не уйдешь, только за хозмелочами и едой.

Впрочем, на остальное денег и не тратили, копили для обустройства жизни в Союзе.

Общение с нашими специалистами на ТЭС и МЗ (там было много народа) для техперсонала

генконсульства возможным не представлялось — эти объекты находились за городом.

В числе удовольствий оставались пинг-понг, бильярд и просмотр одних и тех же художественных

фильмов в консульском клубе два раза в неделю. Сюда же следует отнести купание в уже

известной пожарной яме размером пять на три метра.

Тест на совместимость перед поездкой в Иран эти люди, естественно, не проходили, поэтому в их

среде постоянно шел скрытый процесс брожения. Любые мелочи становились причиной обид и

неприязни. Кто-то на кого-то не так посмотрел или о ком-то не то сказал и т.п. При этом каждый из

них наивно искал покровительства у руководства. Растерянный любил разбирать эти тяжбы, выявлять морально-нравственные проступки среди подчиненных и на этой почве интриговать.

Главными «преступлениями» этого плана в советские времена считались любовные связи и

алкоголь. «Кто с кем переспал?» - тема номер один дискуссий любого загранколлектива.

Порочащие советского гражданина связи обсуждались со вкусом и подробностями, кулуарно.

Публичному же порицанию виновника предавали без указания имен и деталей, так сказать, в

общем плане.

Объектом недоказанных обвинений по первому пункту у нас был водитель Витя Журба —

молодой, веселый, обаятельный парень. Надо честно признаться, что при виде красивой и даже

не очень красивой женщины взгляд у Вити воспламенялся. Но пламенный взгляд еще не есть

доказательство совершенного преступления, а поймать

Витю с поличным никто не сумел. Это обстоятельство чрезвычайно раздражало Растерянного, и он

мучил беднягу как только мог. Основной темой придирок была собачья шерсть на заднем сиденье

консульского мерседеса.

У Растерянного был пес, японский хин — мелкая, волосатая недружелюбная тварь. Он

путешествовал всюду вместе с хозяином, сидя на заднем сиденье машины. После каждой поездки

Витя выгребал оттуда кучу шерсти, орудуя щеткой и мокрой тряпкой — пылесоса ему не давали.

Но что-то, естественно, оставалось. Это и было поводом для постоянных служебных разносов, вплоть до угрозы сделать «оргвыводы», т.е. откомандировать в Союз! Пса этого Витя от души

ненавидел.

— Тиль-Тиль-Тиль! — ласково подзывал он к себе собачонку, держа в руке кусочек колбаски, и

когда пес подбегал, оглянувшись по сторонам, с возгласом «Тиля, ... твою мать!» давал ему со всех

сил пенделя. Хин с визгом летел в кусты, а коварный, никем не замеченный Витя шмыгал в

открытую дверь гаража и для укрепления алиби спускался в ремонтную яму.

Надо сказать, что пес отвечал ему тем же. Дать Вите пенделя он не мог, но на общих служебных

собраниях, которые Растерянный собирал у себя в кабинете, крепко обнимал лапами Витину ногу

и начинал онанировать. Оттащить его было почти невозможно.

Обвиняемых по второму пункту у нас в генконсульстве не было. Дело в том, что Растерянный сам

оказался запойным. По отлаженной схеме, чувствуя приближение «момента», он звонил

начальнику строительства ТЭС и сообщал, что вечером приедет в рабочий поселок проверять

«пожарную безопасность». На стройке понимали, о чем идет речь, и «накрывали поляну». Он

напивался со второго стакана, но после этого в него помещалось еще несколько литров водки. На

это уходило пять-шесть часов. Потом он падал, безразлично куда. Строители — народ крепкий, но

даже они не выдерживали такого прессинга: начав пить в девять вечера, Растерянный отключался

к трем утра, и так повторялось каждый день в течение недели, не меньше. Я в этих мероприятиях

участия не принимал. Нагрузка ложилась все на того же Витю.

Пока Растерянный «тушил пожар» самогонкой, Витя ждал его в мерседесе у дверей дома

начальника стройки. Я же, находясь в генконсульстве, согласно инструкции по безопасности, не

спал, готовый в любую минуту мчаться их выручать в случае какого-либо инцидента. Под утро

Растерянного загружали в машину, и Витя трогал домой. Въехав в консульский двор, он

вытаскивал тело, перекидывал его через плечо головой назад и, придерживая за ноги, тащил в

резиденцию. Протискиваясь в дверной проем, неловкий Витя обязательно спотыкался и стукал

Растерянного головой о косяк. Голова издавала бильярдный звук. Часто бывало, что неуклюжий

Витя спотыкался в этом месте два раза подряд. Дежурные коменданты, менявшиеся на вахте

каждую ночь, с любопытством наблюдали за ритуальными действиями водителя. Показательно, что, при всех сложностях взаимоотношений в их коллективе, Витю никто ни разу не заложил.

Свалив на кровать бесчувственное тело, одетое по сезону в костюм или пальто, Витя отправлялся