Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Да вроде справился, — ответил я.

Осенью 1987 г. мне наконец-то прислали замену. Им оказался выпускник ИСАА МГУ Юра Наумов, очень толковый, образованный парень, но совсем еще молодой и неопытный. Наш новый посол в

Иране Владимир Гудев попросил меня задержаться с отъездом, чтобы ввести Юру в курс дела.

Этим я и занимался с утра до вечера, понимая, что дата моего долгожданного возвращения домой

напрямую зависит от способности молодого коллеги как можно быстрее разобраться с делами.

Надо отдать Юре должное, он схватывал все с полуслова, хотя некоторые вещи на первых порах

его искренне удивляли.

Смотри! — говорил я, открывая массивный сейф в своем кабинете. — Видишь в маленьком

отделении материалы на папиросной бумаге? В случае форсмажора их следует уничтожить в

первую очередь. Потом досье из этого отделения, потом из того, а уже потом вали все на пол и жги

кучу разом — тут уже несерьезная мелочь.

Я торопился преподать ему нашу науку, поэтому через пару недель уже подходил к концу.

И последнее! Ответь на вопрос: как ты поступишь, если над Исфаганом собьют иракский

бомбардировщик, а пилот катапультируется и на парашюте приземлится на территорию

генерального консульства?!

А что, такое бывало? — насторожился Юра.

Пока что нет, но ты обязан быть готовым ко всему.

Знаешь, — обиделся он, решив, что я издеваюсь, — иди ты...

В Исфагане в это время стояла прекрасная осень, в ярко-голубом небе светило нежаркое солнце, в

саду пели птицы и вообще... У Юры было отличное настроение: первая командировка — начало

карьеры! Он не подозревал, как обманчиво здешнее всё...

Через неделю, когда мы уже третий день не вылезали из бомбоубежища, иранцы сбили над

городом вражеский самолет. Сначала пилот выделывал в небе кульбиты, пытаясь загасить пламя, но вскоре МИГ ярко вспыхнул и, оставляя за собой черную полосу дыма, вертикально пошел к

земле. От самолета отделилась точка, и в небе над нашими головами раскрылся купол иракского

парашюта. «Только не сюда!» — машинально вырвалось у Юрки.

Впрочем, уроки высокого консульского мастерства оказались у него еще впереди. Через пару

недель на генконсульство было совершено вооруженное нападение афганских

контрреволюционеров в количестве около пятисот человек. Нам удалось отбиться, а Юре

посчастливилось приобрести навыки по уничтожению с помощью керосина и спичек секретной

документации. А после на Исфаган стали падать здоровенные иракские ракеты класса «земля-

земля» советского производства, и местные жители обсуждали вопрос, не разорвать ли всех

«шурави» к чертовой матери?!

В результате совокупности обстоятельств, когда через пять месяцев, в марте 1988 г., я покидал

Исфаган, душа моя была совершенно спокойна, поскольку управлять делами здесь оставался

закаленный в боях Юрка Наумов, уже матерый консульский волк.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ИРАНЦАХ

Я думаю, пришло время сказать несколько слов об иранцах. Какие они?

На эту тему написано достаточное количество толковых книг. Постараюсь никого из известных мне

авторов не повторять и расскажу о своих личных наблюдениях и впечатлениях.

В древние времена центром мировой культуры на Евроазиатском континенте был Восток, где одну

из доминирующих позиций занимал Иран. К нему устремлялись взоры соседей, ему подражали, завидовали, его боялись, с ним торговали и воевали и многому, многому у него учились. Так

продолжалось тысячелетия. Это, безусловно, наложило отпечаток на современных иранцев: они

амбициозны, традиционно хорошо воспитаны, умны и хитры.

С точки зрения государственного устройства Иран до последнего столетия являлся классическим

примером восточной деспотии (да и сейчас недалеко от нее ушел), а это значит — в любой

момент можно было остаться без головы. Такое немаловажное обстоятельство тоже отразилось на

людях. До сих пор, желая удачи, они говорят: «Саее то кутах нашавад» — «Чтобы твоя тень не

стала короче».

Вероятно, отчасти в силу тех же причин иранцы чрезвычайно учтивы. Этикету и комплиментам у

них может поучиться любой дипломат. Разговор они ведут не спеша, с тактом и красноречием. В

беседе и даже споре никогда не вспылят. Это у нас способом убеждения является повышенная

интонация, у них — исключительно аргументы и логика. В разговоре с иранцем вы непременно

попадаете под его обаяние, но будьте уверены — в результате вас непременно попытаются

обмануть.

Иранцы щедры на обещания, но редко их выполняют, если это не связано с личной выгодой.

Иранцу ничего не стоит поклясться, хотя при этом он врет. Клятвы у них оригинальные. Они

никогда не клянутся собой, они клянутся вами. «Бе джане то!» — говорит иранец, что означает:

«Клянусь твоей душой!». В лучшем случае он скажет «Бе джане баче!», т.е. «Клянусь детьми!», но

пропустит обязательное по правилам персидской грамматики местоименное окончание. Таким

образом, невозможно установить, чьи это дети.

Знаки почитания в Иране соблюдаются до тонкости: старшего и гостя всегда посадят на главное

место. При их входе и выходе все встают. Угощение подают, начиная с них. Пока не справятся о

состоянии здоровья, по существу говорить не начнут. Высшие с низшими общаются

снисходительно, нередко надменно. Низшие по отношению к высшим держатся подобострастно.

Иранцы ни за что не позволят усомниться в своей воспитанности. Вы никогда не встретите от них

прямого и тем более грубого отказа. Мне вспоминается случай с собранием сочинений Владимира

Ильича Ленина на языке дари{[38]}, которое числилось в подарочном фонде генконсульства. Оно

пылилось на складе много лет и не имело никакого будущего, поскольку при слове «коммунизм» у