Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране
Шрифт:
Через сорок минут
Тифлис. Сдадим машину, отметим, своих повидаешь и с первой подводой — назад.
Заманчиво. Запросто можно сказать, что иранцы не выпустили из самолета. Беда только в том, что
врать я тогда не умел. Сейчас, конечно, жалею.
Я оставался на поле, пока самолеты по рулежной дорожке двигались к полосе. Они оторвались
один за другим с интервалом в пару минут, качнули мне крыльями и потянулись в сторону
северных гор.
Хорошо помню, как выдохнул: сделано дело!
В зале прилета меня поджидали
"90
дальний{[60]}.
Ну? — хором спросили они.
Без подробностей?
Без.
С каждого по бутылке.
Доложим и выпьем.
Лучше наоборот.
СОЛДАТ
Дело было в Афганистане.
Моджахеды из засады уничтожили наш дозор. В скоротечном бою погибли все, он единственный, контуженный, неведомо как уцелел. Его допросили и оставили жить. Спасло то, что мусульманин, таджик. Перетащили в Пакистан. Там держали на базе под Пешаваром, тренировали на свой лад, прочищали мозги. Через год решили, что годен, и включили в состав диверсионного отряда, идущего на задание.
Он знал: придется стрелять в своих и обязательно убивать, иначе братья по вере убьют его самого.
Они убьют его также, если отряд попадет в окружение или при боестолкновении с сомнительным
исходом. Может, пристрелят, может, прирежут, но убьют непременно и сразу. Так поступали с
пленными, которых брали с собой в рейд.
За несколько дней до выхода он бежал. Его послали за продуктами на базар, там ему удалось уйти.
Четкого плана не было, действовал по обстановке — главное, оторваться, запутать следы. Долго
плутал по стране. В результате спустился на юг. С караваном белуджей, тащившим наркоту, перешел границу и очутился в Иране. Снова плутал. Кормился поденщиной, милостыней, воровал.
Узнал, что в Иране есть «шурави», ближайшие — в Исфагане. Проделал путь в тысячу километров
и добрался сюда. Приютился в окрестностях города на чьей-то бахче. По пятницам после намаза в
соборной мечети проходил вместе с толпой мимо генконсульства, наблюдая за подступом к
зданию. Обстановка ему не понравилась: улица перед входом короткая, узкая и пустая, пешеходов
практически нет. Режим контроля со стороны иранцев плотный — не проскочить, перехватят.
Отправился в Тегеран. Месяц следил за посольством. Был осторожен. Чтобы не засветиться, появлялся в округе не чаще двух раз в неделю. В какой-то день занял исходную позицию напротив
центральных ворот на перекрестке улиц Нёф ле Шато и Мирза Кучек-хан, где много мелких
лавочек и некоторое время можно остаться незамеченным, и когда посольские ворота открылись
для проезда машины, бросился через дорогу внутрь.
«Я советский солдат!» — это были его первые слова на русском языке за последние несколько лет.
Он шел к своим четыре года!
В его внешнем виде не было ничего особенного: небольшого роста, худощавый, с добродушным
азиатским лицом. Под командой завхоза он мирно трудился в посольском саду: заметал
сухуюлиству, чистил арыки, газоны, дорожки. И ждал, пока мы отправим его в Союз. Ждал долго, еще
один год.
Случай был уникальный. Наша внешняя контрразведка в Иране, в чью компетенцию входят
подобные темы, для начала должна была установить подлинность личности этого человека, затем
дать ответ на вопросы: если это действительно наш солдат, не завербован ли американцами, пакистанцами или иранцами по дороге домой? Если завербован, то что с ним делать: выставить за
ворота, затеять разведигру, отправить домой и судить?
А если он не соврал, то как его, перешедшего три границы, вытащить из Ирана, минуя тюрьму?
Определиться по всем вопросам следовало без промедления. Задержка в любом варианте была
не в нашу пользу. Разведка сработала оперативно. Проверка дала удивительный результат: солдат
говорил чистую правду.
После проверки посольство вступило с иранцами в переговоры, чтобы вывезти парня в Союз
легальным путем. В МИД ИРИ направили ноту, сообщили его личные данные и то, что в настоящее
время он находится у нас. Обстоятельства перехода границы представили следующим образом:
«захвачен в ДРА отрядом вооруженной оппозиции, в результате чего оказался в Иране».
Формулировка дипломатичная: ничего не понять, но без вранья — так ведь и было на самом деле.
Этим хотели запутать иранцев — пусть копают среди своих.
Но те лишних усилий делать не стали, а потребовали выдать солдата. И началась бодяга — долгие, нудные переговоры без компромисса и результата: они требуют выдать, мы не даем, мы требуем
выпустить, они не пускают. Так прошел год. Солдат был выдержан и терпелив, но в глазах его ясно
читалась тоска. По сути, он продолжал находиться в плену. Ощущение близости освобождения и
неизвестность изматывали вдвойне. Его старались беречь, подбадривали, он не знал, насколько
всё зыбко. Для иранских спецслужб его путешествие представляло большой интерес, о выезде из
страны не могло быть и речи.
Всё решил, как нередко бывает, случай. Однажды в Баку капитан какого-то иранского судна
устроил в ресторане пьяную драку. Его забрали в милицию и, естественно, дали знать в КГБ. Там
капитана приняли с распростертыми объятиями, почти как брата. Иранцам предложили меняться
— солдата на моряка. Капитан корабля — фигура серьезная, к тому же у него оказалась
влиятельная родня. Пришлось иранским спецслужбам сдаться.
Через пять лет солдат наконец добрался к себе в аул. Мы волновались, как его встретят? Встретили
достойно, как подобает встречать героев.
«ИРАНГЕЙТ»:
ВАС ВЗОРВАТЬ ИЛИ ЗАРЕЗАТЬ?!
Секретно Экз. № 1
В июле 1987 г. провинция Исфаган стала одним из центров жесточайшей за все
послереволюционные годы конфронтации среди высшего духовенства Ирана.