Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

еду по собственной инициативе;

по маршруту строго Тегеран — Баку — Тегеран;

мое появление (обнаружение) в этот период в стороне от указанного маршрута влечет за собой

оргвыводы, вплоть до увольнения со службы;

возможные проблемы на иранской границе являются моими личными проблемами;

выбор моей кандидатуры для этой поездки является результатом высокой оценки руководством

моих заслуг перед Родиной.

Я признательно кивал головой и лучистыми глазами смотрел в суровые очи начальства. При этом

мы оба отлично знали, что из Баку я дерну домой.

Это было замечательное путешествие. Я впервые своими глазами увидел, что наша граница

действительно на замке.

На реке Аракс (тогда пограничной) стоял мост. Посередине моста — железные ворота. На воротах

огромный амбарный замок. Три вагона и тепловоз стоят с чужой стороны. Тепловоз гудит, но не

нагло, вежливо гудит. С нашей, не спеша, соблюдая достоинство, движется воин в звании

рядового. В руках у него связка ключей солидного размера. Ворота открываются. Тепловоз

медленно трогается: чух-чух, чух-чух. Воин запирает ворота. Все, приехали, Родина!

В Баку нас ждали. Билеты на самолет были уже куплены, а груз упакован в коробки и баулы

различных калибров. Оставалось только пообедать, что, с учетом гостеприимства бакинцев, неизменно переходило в ужин, а не летать бы в Москву, то и завтрак.

Если честно, я немного устал. Как ни храбрись, стресс был всё-таки сильный, к тому же двое суток

вообще не спал. Да еще волновался, попаду ли домой. Шел сильный снег и гарантии вылететь не

было.

Но вот поздно ночью мы все же уселись в самолет. Разбег и взлет. Притушен свет, откинуто кресло, закрываю глаза. Осталось каких-нибудь три часа, и я наконец обниму своих — год не виделись.

Уважаемые пассажиры! — в дверях салона появилась симпатичная стюардесса. Поверх формы на

ней висела какая- то хреновина, напоминавшая грелку.

Отличные летные качества нашего самолета, — бодро звучал ее голос, — обеспечивают полную

безопасность полета. Но мы пролетаем над водным пространством, поэтому под сиденьем у

каждого из вас находится спасательный жилет. В случае аварийной ситуации наденьте жилет через

голову и завяжите ремешки на поясе. Не надувайте жилет до того, как покинете самолет, это

затруднит выход. Оказавшись в водном пространстве, потяните за шнурок справа на нагрудной

части жилета, и жилет надуется. Если он не надуется, то надуйте его ртом через клапаны надува, расположенные с двух сторон нагрудной части жилета. Если вы окажетесь в водном пространстве

в ночное время, потяните за шнурок слева на нагрудной части жилета, чтобы загорелась

сигнальная лампочка. Если лампочка не загорится, достаньте из клапана жилета сигнальный

свисток и подайте сигнал бедствия.

И я представил...

Мы навернулись с высоты 10 000 м прямиком в Каспий! И каким-то чудом остались живы! Я не

стал немедленно надувать жилет (не дурак же), а сначала вылез из самолета в водное

пространство, где в феврале при +4 по Цельсию через пару минут яйца начинают звенеть как

колокольчики. Дергаю за веревочку от насоса, а он, собака, не дует. Тогда беру в рот черную

пипочку клапана, делаю «ф-у-у-у!» и надуваю половину жилета. Потом беру в рот вторую пипочку, делаю «ф-у-у-у!» и надуваю другую. Кругом ночь, и я дергаю за веревочку лампочки! Не горит, тварь! Тогда вынимаю из кармашка свисточек и посреди бушующей

стихии, напыжившись, что есть мочи делаю: «Тр-р-р-р-р-р- р-р-р-р-р-р-р!»

То, что произошло со мной дальше, назвать смехом нельзя! Я начал рыдать. Рядом, держась за

живот, стонал Филипп. По лицу у него катились слезы. Через минуту трясся и ржал весь самолет.

Заснуть до Москвы мне так и не дали.

День в Москве, как секунда, вечером в обратный путь. Снова без сна. Только урывками. Слишком

дорого время.

Утром прилетели в Баку и сразу на пароход. Груз — уже на борту, капитан — на мостике. Капитан

— Джабир Мамедов, пароход — «Гурьев». Они примерно ровесники, на двоих им в сумме около

140 лет.

И про того и про другого ходили легенды. «Гурьев» построили еще до Второй мировой войны, тогда он больше напоминал прогулочный катер. После войны его усовершенствовали: разрезали

пополам и слегка удлинили. Говорить о его надежности, в частности о плавучести, избегали. Тем не

менее это было единственное пассажирское судно, курсировавшее в течение долгих лет между

иранским и советским берегами.

Джабир Мамедов был морским волком. По Каспию ходил с детства, проделал путь от юнги до

начальника Бакинского порта, а когда подошел возраст, напоследок получил под команду

единственное в то время пассажирское судно, ходившее в «загранку».

Седой капитан в белоснежной рубашке с галстуком, в отутюженном кителе и фуражке с вышитым

«крабом» встретил нас радушно.

— Вечером жду у себя, — сказал капитан. — А сейчас прошу извинить. Начинается шторм.

Выходим в море!

«Ай молодец! — подумал я. — Настоящий волк!» По молодости лет мне и в голову не приходило

задаться вопросом, зачем нам на этой лоханке выходить в открытое море в штормовую погоду?

Действительно, небо затянуло серыми тучами, поднимался порывистый ветер. Отдали швартовые.

«Гурьев» отошел от причала. Берег стал удаляться. Отойдя от него на расстояние нескольких сот

метров, пароходик замедлил ход и остановился, раздался звук опускавшейся якорной цепи.

Чего это мы? — спросил я у пробегавшего мимо матроса.

Шторм пережидаем, — ответил тот.

Двое суток среди здоровенных волн и проливного дождя болтался «Гурьев» на рейде вокруг

якоря. Вблизи, на расстоянии вытянутой руки, поднимался и падал недосягаемый Баку. Зелено-

желтые пассажиры — несколько иранских семей — не вылезали из гальюнов. Мы с Филиппом

пили в кают-компании лимонную водку, которой угощал нас добродушный капитан, и слушали его