Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Стороннему человеку трудно понять всю прелесть момента, поэтому поясню: явление наших

военных и дипломата в том уголке земного шара в те годы можно сравнить разве что с

нашествием инопланетян — страшилок из современного блокбастера про крушение мира.

В штабе Корпуса долго куда-то звонили, выясняли, кто я такой. Получив подтверждение, дали

джип и охрану, и мы тронулись из Захедана{[51]} в Заболь.

Сопровождающих было двое — молодые ребята из КСИР. Поначалу вели себя настороженно, но

любопытство все-таки одолело (когда еще встречаешь разумное существо из потустороннего

мира). Слово за слово — разговорились: о жизни, войне, истории с самолетом. Без злобы. Не из

симпатии к нам, конечно, просто у них в печенках сидели афганцы, наркотрафик и собственная

беспомощность. С горькой усмешкой они рассказали про караваны и что на этом участке границы

их всего девятнадцать парней, с одним вертолетом и парой джипов. Держать больше, видимо, не

было смысла, граница-то условная.

Я в ответ «по секрету» раскрыл им военную тайну — несколько наших старых армейских баек, добавил свежий тегеранский анекдот и сумел расположить их к себе. В результате узнал, что в

Заболе делами ворочает местный шейх, он же «шахрдар»{[52]}, амбициозный, упрямый и

злобный. Решать вопросы придется непосредственно с ним и следует быть осторожным.

Информация ценная. Впрочем, я и до этого не расслаблялся.

Но вот и Заболь. Городом не назвать — деревенька. Дома из самана (глина с соломой) в один этаж, есть и кирпичные, но очень мало. А вот и аэродром. На поле стоит простреленный АН, а рядом —

транспортный АН12. На нем из Союза доставили двигатель, ремонтников и новый экипаж.

Группа прибыла накануне, старшим у них — заместитель командующего ВВС Среднеазиатского

округа, полковник. Остальные тоже военные, но все в гражданском, конечно. Полковник дельно и

коротко доложил о техническом состоянии АНа: «Двигатель заменен, лететь можно в любую

минуту». И добавил, перейдя на шепот, что с той стороны ирано-афганской границы нас страхует

десантный полк. И если у нас возникнут проблемы, стоит только добраться до рации в самолете и

через двадцать минут на эту пустыню обрушатся наши (!!!)

Во как! Этого только нам не хватало! Ну, генералы — светлые головы! Последствия могут

присниться только в кошмарном сне. Чтобы закрыть эту тему, я объяснил, что полк за горой — это

здорово, но если кто-то из нас сделает шаг к запечатанной рации, нам всем перережут глотки.

Это точно? — спросил полковник.

Точно. Я давно здесь живу.

Полковник был человеком толковым, он кивнул головой, и мы отправились ужинать.

Ночевать я остался у летчиков. Они разместились в маленьком домике на территории аэродрома.

В одной из комнат я обнаружил свободную койку у большого окна. В душную летнюю ночь в этой

дыре лучшего не отыскать. Поздно вечером к нам заглянул начальник аэродрома, с ним какой-то

пасдар, видимо местный. Они сообщили, что встреча с шейхом назначена завтра на полдень.

Начальник — это тот самый служка, с которым беседовал наш командир. Он обладал приятным

чувством юмора и со смехом поведал, как наложил в штаны, когда к нему в кабинет ввалились

блондины в тельняшках. Скоро они распрощались, я пошел провожать их до двери. В коридоре

пасдар неожиданно приотстал и в какой-то момент оказался рядом со мной один.

— Не ложись у окна, смени место, — сказал он тихо. — Не говори о делах — дом на прослушке, —

и тут же, ускорив шаг, быстро вышел.

Вот так сюрприз! Иранский пасдар в Заболе меня, советского дипломата, предупреждает об

опасности (!!!). Чушь какая-то. Такое исключено. Проверка нервной системы? Это возможно. А

вдруг не проверка? И что?! Лечь под кровать? Положить сверху чучело? Плохое кино. Захотят

грохнуть, грохнут вместе с чучелом, этим домишкой и всеми, кто в нем живет. Ладно, и не такое

бывало, надо быть в форме, сейчас время спать.

Утром я залез в самолет. Предстояло выяснить, как погиб штурман. Со мной на борт поднялись

пасдары, охранявшие поле, — следить, чтобы я не взлетел. Убеждать их, что я не имею

враждебных намерений и вообще не обучен летать, было впустую. Для них «дипломат» —

означало «шпион», способный на любое коварство. Это была аксиома.

Аллах с ними. Начинаю осмотр. Вот сиденье штурмана, справа от входа. Черная кровь на чехле.

Вот в переборках следы от пули. Я знал: она вошла ему в голову слева сверху наискосок. Вижу: дважды прошила металл, застряла где-то в обшивке. Мысленно прочертил прямую. Рост

штурмана приблизительно мой. Сел в кресло. Сходится. Надо узнать, был ли погибший левшой? В

этом случае он высоко поднял левую руку, согнув ее в кисти, локте и. Я повторил возможные

действия штурмана. Дурацкая поза. (Пасдары недоуменно следили за мной: не юродивый часом?) Выстрел был с близкого расстояния, в упор. Но чей? Слева сиденье командира. Дай-ка примерюсь.

Но тут эксперименты окончились. Моя попытка сесть в кресло пилота убедила пасдаров, что

юродивым я притворяюсь, на самом же деле хочу улететь. У парней сделались строгие лица, они

обнажили стволы. «Ладно, ребята, — сказал я, поднявшись, — не горячитесь. Где у нас

выход?»{[53]}

В двенадцать поехали к шейху.

Шейх — красавец! Ему лет сорок. Маленький, толстый, с окладистой бородой, ручки короткие, пальчики пухлые, четки перебирает. Одет в цивильное черное, но туфли без задников{[54]}.

Смотрит ласково, угощает. За спиной у него здоровенные парни с густыми сросшимися бровями, недобрыми лицами, в камуфляже, увешанные «калашами», человек десять.

Я — напротив, пью чай вприкуску из пузатого стаканчика и тоже дружески улыбаюсь. У меня за

спиной наш полковник в ковбойке и джинсах, безоружный, один.