Политико-правовые взгляды западников в России в XIX веке: взаимосвязь политической идеологии и правопонимания

После провала попытки государственного переворота, предпринятой декабристами, в России была усилена цензура, распущены все легальные общества. Государственной доктриной стала выдвинутая министром просвещения графом С.С. Уваровым идея официальной народности, выражавшаяся в виде триады «православие, самодержавие, народность». Смыслом идеи были религиозное смирение народа, покорность властям и помещикам, привычка довольствоваться малым, общинный строй и круговая порука.

Крупным событием в идейной жизни России стало опубликование в журнале «Телескоп» (в октябре 1836 года) первого «Философского письма» Петра Яковлевича Чаадаева, которое стало вехой в истории русской политико-правовой мысли, послужившей отправной точкой в зарождающейся полемике западников и славянофилов и оказавшей сильное влияние на ход и содержание этой полемики.

Довольно многие исследователи считают Чаадаева «чистым» западником. Этой же точки зрения придерживается Вл. Соловьев, который даже представил своеобразную классификацию западничества: теоретическое (Чаадаев), гуманитарное (Белинский) и натуралистическое или естественно-научное (Чернышевский). К западникам относит Чаадаева и Н.О. Лосский, хотя и пишет, что «идеи, близкие к мировоззрению славянофилов, Чаадаев выразил еще до того, как последние развили свое учение»¹⁶. Западником его считает и В.В. Зеньковский, хотя и утверждает, что «при оценке философского построения Чаадаева нужно… отодвинуть на второе место «западничество» Чаадаева, которое имеет значение лишь конкретного приложения его общих идей»¹⁷. Более же осторожно пишет о Чаадаеве Г.В. Флоровский: «Чаадаева принято называть первым западником, и с него именно начинать историю западничества. Первым его можно назвать только в не прямом смысле, – в его поколении все были западниками, часто просто западными людьми. И западником он был своеобразным. Это было религиозное западничество»¹⁸. Но как бы там ни было, на наш взгляд, считать Чаадаева «чистым» или «классическим» западником не совсем верно. Здесь можно полностью согласиться с В.Г. Хоросом, который утверждает: «Многие современники и потомки воспринимали Чаадаева как «чистого» западника, ниспровергателя национальных традиций. Это, конечно, в значительной мере историческое недоразумение»¹⁹. Совсем другое дело, если взглянуть на Чаадаева как на родоначальника и западничества, и славянофильства. Кстати, именно к такому пониманию вплотную подходит Флоровский²⁰. Еще более определенно об этом говорит А.В. Валицкий, полагающий, что Чаадаев «сформулировал ряд центральных проблем, разрабатывавшихся позже столь различными мыслителями как славянофилы и западники»²¹. Говоря же о возникновении славянофильства, он прямо утверждает: «Идеи Чаадаева, особенно его философия русской истории, сыграли в формировании славянофильской идеологии роль катализатора»²². С этими положениями нельзя не согласиться. Действительно, Чаадаев, будучи оригинальным мыслителем, представлял собой одинокую фигуру в умственном движении того времени. Но все те вопросы и идеи, которые были им выдвинуты, причем в великолепной литературной форме, явились для интеллектуалов той поры превосходным материалом для споров и дискуссий, а, тем самым, и к дальнейшему их развитию, интерпретации. И именно в этих спорах как раз и зарождаются те два направления мысли, которые были условно названы западничеством и славянофильством.

В подтверждение указанной мысли о неоднозначности идей Чаадаева относительно его приверженности западнической ориентации следует указать на то, что он призывает смотреть в европейских странах лишь на то, что являет собой цивилизацию, «усовершенствованную тысячелетними трудами и усилиями»²³. Его печалит, что в России нет движения идей в собственном смысле слова, а есть только случайные «дуновения Запада»²⁴. Но ведь «не все в европейских странах проникнуто разумом, добродетелью и религией, – далеко нет»²⁵, поэтому истинно русскому следует предпочитать «благо своей страны торжеству нескольких модных идей»²⁶.

Уже в первом, знаменитом, философском письме Чаадаев фактически пропагандирует естественно-правовые позиции, те самые, с которых массы выступали против произвола и абсолютизма в европейских буржуазных революциях. С его точки зрения, должны существовать некие исходные идеи, впитываемые человеком с рождения, обосновываемые каждым общественным институтом, всеми условиями жизни: «Это идеи долга, справедливости, права, порядка…необходимые начала мира общественного»²⁷. В России второй четверти XIX века, когда в университетах профессора занимались восхвалением существовавшего порядка, прямой апологетикой самодержавного режима под флагом идей исторической школы права, такой ход мысли был под запретом.

Новые публикации подтверждают приверженность Чаадаева естественно-правовой идее о существовании «предвечных» законов, в соответствии с которыми действует выработанное человеком политическое или нравственное законодательство. Если человеческие законы не соответствуют тому вечному и объективному началу, «в силу которого совершается или должно совершаться явление на своем пути к возможному совершенству»²⁸, то они уже не могут именоваться законами. Беда же России в том, что русский народ «признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном…идеи законности, идея права для русского народа бессмыслица…»²⁹. Рассуждения Чаадаева о праве и правовых проблемах отличает прогрессивность и необыкновенная глубина понимания.

Чаадаев, поддерживая либеральный пафос своих предшественников, выступал против самодержавно-крепостнических порядков царской России.

Однако, дать общую оценку идеологической составляющей его политико-правовых взглядов Чаадаева непросто. Главная трудность состоит в том, что Чаадаев противоречив.

По вопросу о форме правления можно сказать, что для Чаадаева вообще не имеет значения форма правления – лишь бы «человеческий ум приобрел свою наивеличайшую энергию», а люди не замыкались в глуповатом благополучии и блаженном самодовольстве. Но в этой степени, в какой можно говорить о предпочтениях мыслителя, более всего, по нашему мнению, взгляды Чаадаева созвучны тому образу правления, который ориентируется на наилучших, избранных и отвергает непосредственное волеизъявление народа. «У меня нет демократических замашек, – заявляет Чаадаев, – и я никогда не искал благорасположения толпы…»³⁰.

Наиболее правильной, на наш взгляд, остается характеристика Чаадаева как Просветителя. В этом качестве ему свойственны такие западнические либеральные идеалы как объективное стремление к всеобщей справедливости, последовательная неприязнь и непринятие феодально-абсолютистских учреждений и крепостного права. В то же время Чаадаев старался преодолеть узость и слабость классического просветительства. Отсюда – меньшее внимание к формам правления и к отраслям законодательства.

Нельзя однозначно говорить о значении взглядов Чаадаева для дальнейшего развития либеральных идей в силу того, что в николаевской России после восстания декабристов подобные убеждения утаивались. Размышления Чаадаева о роли и судьбах церковной жизни на православном Востоке и католическом Западе были подхвачены и продолжены Вл. Соловьевым. Некоторые его взгляды и оценки были усвоены в народничестве через посредство Герцена, особенно мысль о своеобразных свойствах русского народа, делающих его предрасположенным к ускоренному усвоению положительного опыта, накопленного Западом в области культурной и политической. Чаадаев верил в блестящее будущее своей России, он связывал его с западным (капиталистическим) путем развития. «Я держусь того взгляда, – пишет он, – что Россия способна к необъятному умственному делу; ее задача – дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе»³¹.

Нельзя отрицать и умалять значение предания Чаадаевым нового импульса западническому политико-правовому течению в России. Вслед за Сперанским и декабристами некоторые его либеральные ориентации в духовной и светской сферах общественной жизни внесли весомый вклад в идейно-теоретический запас западников.

Как говорилось выше, после восстания декабристов против самодержавно-крепостнического строя в России начался период реакции, сопровождавшийся усилением цензуры, ограничением политической и гражданской свободы. С этого момента идейно и политически сформировалось антимонархическое общественное движение, и противостояние монархии и интеллигенции стало постоянно действующим фактором общественно-политической жизни, сыгравшим роковую роль в русской истории.

Одним из самых ярких представителей антимонархического движения в России был Александр Иванович Герцен. Глубочайшее впечатление, с точки зрения формирования политико-правовых ориентиров в жизни, на молодого Герцена произвело выступление декабристов против царизма с оружием в руках.

Основным направлением творческой деятельности Герцена стала разработка концепции «русского социализма», заключавшейся в стремлении переделать общественный строй с целью устранить неравенство классов и поднять благосостояние народных масс.

Однако, в работах Герцена имеется много положений, вызывающих определенный интерес для исследования вопросов разработки им концепции западнического либерального мировоззрения. Свидетельством тому является тот факт, что в политико-правовых взглядах Герцена самым стабильным элементом была защита прав человека. Историческое развитие, по мнению Герцена, идет постепенно как в направлении расширения круга лиц, пользующихся свободой и всеми политическими гражданскими правами, так и расширения сферы свободы каждой личности, освобождения ее от невежества, собственных и общественных предрассудков, религии и веры в незыблемость существующих общественных порядков. Особенно примечательно мнение Герцена, что рабство является шагом к свободе, необходимым и неизбежным.

Герцен критически относился к современному ему феодальному и буржуазному государству и праву, указывая на бесправие народа в России, злоупотребления чиновников и притеснения со стороны царской власти. Был сторонником ликвидации крепостного права.

Герцен был сторонником избирательного права, общего для всех сословий. Он считал, что из среды крестьян выйдут прекрасные народные представители, ведь не в парламентском красноречии дело, а в том, чтоб народ мог отстаивать свои интересы.

Отличительной чертой его взглядов на государство было то, что он отвергал просветительский подход к государству.