Полное Затмение

— Ты чо, обиделся?

— Нет.

— В смысле, мы же никогда не следуем этому правилу, и...

— Рикенгарп!

— Я понял, понял. Заткнись. Ладно?

Остроглаз улыбнулся.

Они пошли дальше. Миновали полностью разрушенный участок, где по открытым небу лестничным клеткам сновали крысы размером с кошку, горы мусора уходили в бесконечность. Остроглаз не мог отделаться от мысли, что гибель Бессона — дурной знак. Что топор уже занесён над его шеей, и вот-вот прозвучит свист лезвия.

Они повернули за угол. Открылась выжженная пустыня бывшего парка Бют-Шомон.

— Вот парк, — пробормотал он.

Прижавшись к стене, он внимательно оглядел парк через авеню Симона Боливара. От издырявленной земли тянулись струйки чёрного дыма. На мостовой громоздились брошенные сгоревшие машины, засыпанные пеплом. Ничто не двигалось. Под его взглядом тьма, казалось, сдвигала тени плотнее друг к другу.

— Ну хорошо, — сказал Рикенгарп. Они направились туда, срезав угол через тротуар возле разграбленного магазина; под ногами захрустели кирпичные и стеклянные осколки (проклятье, слишком громко!). Пригибаясь за скелетами машин, они неуверенно перебежали дорогу к парку. Проклятое чувство уязвимости не пропадало.

Мы словно крысы, подумал Остроглаз. Словно грёбаные крысы.

Они оказались в парке. Между кратеров и гор мусора ощутимо воняло гарью. В почерневшем джипе американской армии без колёс сидела группа расчленённых скелетов.

— Бля, — сказал Рикенгарп, — да нет тут никакой шлюпки, зуб даю.

Но шлюпка в парке была. Они обнаружили её в дальнем конце парка, за обгоревшими, как спички, деревьями; за холмами, оставшимися после осколочных бомб; за грудами искорёженного металла и безводной ямой, где когда-то плавали утки. Приземистая шлюпка на шести выдвижных опорах, похожая на фантастического механопаука, стояла на относительно ровном участке, и стенки кратера, оставленного её собственным приземлением, продолжали слабо парить. Чуть в сторонке лежало исполинское серебристое одеяло: шлюпка замедляла спуск в атмосфере на парашюте. Шлюпка едва просматривалась в сумерках на фоне чёрных безжизненных руин на окраине парка, но по периметру тепловой завесы из иллюминаторов на землю падали тонкие лучи красного света.

Они учуяли запах её топлива и раскалённого металла, а потом увидели, как между опор шлюпки суетятся тени.

Люди-тени выбирались из шлюпки. Трое человек поднимались им навстречу по раздолбанной приземлением асфальтированной дорожке.

Остроглаз скользнул в сторону. Рикенгарп следом. Так было всегда, сколько они работали вместе.

Они скорчились за холмиком на краю кратера, наблюдая за пришельцами и озираясь вокруг. Почему тут ещё нет фашистов из ВА? Может, они заняты.

Активистов парижского НС становилось всё больше: в среднем половина узников из каждой вызволенной группы присоединялась к ним. Город казался мёртвым, но в нём много чего происходило. Стейнфельд не давал фашистам расслабляться.

Трое незнакомцев приближались. Человек впереди нёс фонарик, ощупывая его бело-голубым лучом землю, как слепец — палкой. Остроглаз проверил оружие, перевёл пулемёт в автоматический режим, снял с предохранителя и прищурился, стараясь разглядеть, какого цвета униформа пришельцев.

— Эй, Остроглаз, — прошептал Рикенгарп, — а что, если на окраине и впрямь егернауты, как Стейнфельд говорил? Если они в активном режиме, то заметят тепловой след шлюпки. Они придут сюда.

— Расслабь задницу и не будь параноиком, чувак. Это всё твой синяк... тсс.

Пришельцы зашагали параллельно. Мимо них. Остроглаз встал, поднял пулемёт и гаркнул:

— Стоять! Оружие на землю!

Пришельцы застыли. На дорожку упали два ствола.

Остроглаз скользнул ближе и встал перед ними, держа на прицеле женщину и двоих мужчин. В свете фонаря он увидел, что женщина молодая, с короткими мягкими рыжевато-каштановыми волосами, личиком эльфа, странными кукольными губками и большими тёмными умными глазами. Она была невысока и стройна. Носила серый прыжкостюм админского фасона Колонии. В лице девушки было что-то знакомое.

— Мы нейтралы, — сказал толстяк рядом с девушкой. У него были маленькие глазки, крупный нос и пепельные волосы ёжиком. Он носил пилотский прыжкостюм и тащил тяжёлый рюкзак. — Мы беженцы с ПерСта. Из Колонии.

— А вы, э-э, на чьей стороне? — спросил другой. Высокий, худощавый, с печальными карими глазами.

Рикенгарп точно язык проглотил. Он во все глаза смотрел на девушку.

— Опустите луч фонарика на землю, — велел Остроглаз.

Она повиновалась. Он подошёл и забрал оружие. Два маленьких пистолета, притом один — для разрывных пулек.

— И пули тоже, — сказал Остроглаз.

Долговязый глянул на спутников, полез в карман, извлёк холщовый пакетик размером с колоду карт. Остроглаз зарядил разрывными пулями свой пистолет. Долговязый шагнул к нему...

Рикенгарп упёр в тощее плечо приклад CAWS, наставил пришельцу в грудь и рявкнул:

— Ещё шаг, и пострадает твоя нейтральная жопа, дружок.

Долговязый стал подобен статуе, но словоохотливой.

— Как пожелаете. Меня зовут Фрэнк Бонхэм [58] . Это Бретт Курланд, наш пилот. А это Клэр Римплер. Дочь профессора Бенджамина Римплера.

58

Ранее в романе этот персонаж назван Джозефом. Причина расхождения неясна.

Остроглаз прищёлкнул языком.

— А я всё думал... Ладно. — Он опустил ствол.

— Порядок, Гарпи, — сказал он Рикенгарпу.

Рикенгарп не опускал дробовика.

— И что?

— Убери свою пушку. Я её узнал. — Ему нелегко далась эта фраза. — Я написал когда-то доклад по социологии об административной системе Колонии. Тогда я посмотрел интервью с профессором Римплером и его дочкой. Это она. Она ещё девчонкой тогда была. Это Колонисты. Нейтралы.

— Нейтралов не существует. — Но Рикенгарп опустил ствол. — Нейтралитет им не поможет против ВА. Фашикам похер, русская ты, американка, австралийка или подзаборная псина. В Париже всё очень просто: если ты не фашист, ты их враг.

— Фашикам? — переспросила девушка.

— Я ей по дороге расскажу, — сказал Остроглаз, оглядывая небо. Он что-то услышал...

— По дороге куда? — спросил Бонхэм.

— В наш бункер, — Остроглаз продолжал сканировать верхушки деревьев.

— Ребята, — сказал Рикенгарп тоном мальчика, заглянувшего в тётушкину корзинку для пикника, — а у вас на борту что-нибудь вкусненькое есть? Кофе? Замороженные фрукты? Свежая вода?

— У меня в рюкзаке всё это есть, — оживился Курланд. Ему явно хотелось выслужиться.

— Выключайте свет, — резко бросил Остроглаз.

Клэр погасила фонарик. Они прищурились, пытаясь разглядеть то, что увидел он.

Над покорёженным горизонтом парка вспыхивали огоньки.

— Скакорабль, — сказал Рикенгарп. — А за ним, надо полагать, ребята на колёсах. — Он обернулся к Остроглазу. — Давай в метро?

— Жопой шевели! — зашипел Остроглаз. — Этот ублюдок щас прилетит!

Клин скакорабля приближался дёргаными стрекозиными движениями: прыжок вперёд, пауза, снова прыжок вперёд. Корабль то и дело зависал в воздухе, подсвечивая подозрительные места на земле. Замедлился, ощупал лучом место посадки. Завис над шлюпкой.