Полубородый

На Главном озере никого не было, «пусто как на лысине», говорила про такое наша мать, и на мой зов никто не отозвался. Первой мыслью было: Большой Бальц обманул меня или, скорее, он понял что-то неправильно, потому что для выдумки у него не хватило бы ума. Я уже было повернул обратно, но потом услышал вверху, на склоне, какие-то звуки. Сперва подумал, что лесорубы; может, здесь тоже монастырский лес, прикинул я, и идут общественные работы по заготовке. Потом я вспомнил, как Цюгер однажды говорил, что на склонах лес не валят: во-первых, это опасно, во-вторых, деревья растут криво, и эти брёвна ни на что не годятся, а в-третьих, потому, что деревья там нужны как преграда для лавин и оползней. Может, выше есть какая-то полянка, которую с дороги не видно, и там-то Поли и встречается со своими заединщиками. Для игр в войнушку они любят выбирать потайные места; всё сразу становится значительнее, когда окружено тайной. Я осмотрелся, но подняться на гору Моргартен, казалось, нельзя: скала чуть повыше была почти отвесной, но потом я всё же разглядел тропинку, ведущую наверх. Не надо считаться опытным охотником, чтобы заметить по следам, что я не первый, идущий по этой дорожке в последнее время. Она вилась по крутому склону и становилась всё уже. Я радовался, что заросли крапивы притоптали ещё до меня, иначе бы моим голым икрам не поздоровилось.

Внезапно из-за дерева выступил молодой мужчина с взведённым арбалетом, нацелил оружие на меня и сказал:

– Стоп! Ни шагу дальше!

Говорят, у человека от испуга вышибает дух, и это не преувеличение, со мной так и было, мне показалось, что кто-то взял меня за горло. Постовой был мне вроде знаком, но я не мог бы сказать, где видел его раньше. Только потом вспомнил: он участвовал в нападении на монастырь. Я хотел ему объяснить, что ищу Поли, но он велел заткнуться и поднять руки вверх. И при этом не сводил с меня нацеленного наконечника стрелы. Тут из-за дерева выступил второй мужчина и вытянул у меня из-за пояса нож; только после этого мне дали возможность что-то сказать.

Когда они услышали, что я брат Поли, тот, что с арбалетом, сказал:

– Ещё один! – и они оба засмеялись, как будто это была очень остроумная шутка.

Но никто не объяснил, что в ней такого уж весёлого. Потом первый снова скрылся в лесу: видимо, он был выставлен для охраны и не мог покидать свой пост. А второй повёл меня по тропинке, подталкивая в спину, своего оружия у него не было, только мой нож в руке.

В голове у меня крутились разные мысли, потому что всё это произошло так внезапно, но последовавшее потом приберегало для меня ещё больше неожиданностей.

Семьдесят восьмая глава, в которой Себи находит Гени

Тропинка закончилась прогалиной, и сперва я ничего там вообще не увидел, потому что ветром нанесло дыма в лицо. Пахло горелым мясом, отовсюду доносились голоса мужчин. А с некоторого отдаления слышался стук топоров; не такой уж и ошибочной была моя мысль о лесорубах. Потом дым отнесло ветром в сторону, и первое, что я увидел на прогалине, вообще с ней никак не сочеталось, так во сне иногда появляются картины ни к селу ни к городу: рыба на дереве или колбаса на алтаре. Это был стул, настоящее аристократическое кресло с подлокотниками и с мягкой обивкой, оно стояло просто на лесной земле, я и представить не мог, кто его сюда приволок и зачем. Когда ветер потом сменил направление, я увидел больше: человека, который запекал на костре большой кусок мяса, а вокруг несколько других, они нетерпеливо дожидались готовности еды, держа наготове ножи. Один хотел срезать кусок мяса прямо с пики, но кто-то строго сказал:

– Надо дождаться колонелло!

Это был голос Поли.

Я хотел побежать к нему, но человек, который меня привёл, удержал меня и доложил:

– Задержан шпион!

Поли повернулся, и его лицо, когда он увидел меня, не поддавалось описанию; он был ошеломлён и испуган, но вместе с тем на лице читалось и чувство вины; если знать его хорошо, это можно было увидеть. Кажется, он командовал всеми этими людьми; когда он приказал отпустить меня, конвоир тут же отступил от меня на шаг. Поли подозвал меня к себе, но не как брат брата, а как доктор-юрист, когда велит ввести свидетеля. Я, разумеется, первым делом хотел рассказать ему про Гени, что тот исчез и что я нашёл его ногу, но Поли не дал мне договорить, а строго сказал:

– С Гени всё в порядке.

Потом он отвёл меня в сторону; никто не должен был слышать, о чём мы говорим.

– Глупо вышло, – сказал он, оправдываясь. Я знал это выражение глаз, когда он что-то натворил, но ты должен поверить, что это произошло само, просто так. – Но с Гени не случилось ничего плохого, – добавил он. – Ничего такого уж страшного.

Что-нибудь более страшное, чем отнять у человека ногу, я не мог вообразить, так я и сказал Поли, ясно и отчётливо. Ему это было неприятно, не из-за моего упрёка, а из страха, что его люди могут заметить, как кто-то посмел не вытянуться перед ним в струнку.

– Я не смог этому воспрепятствовать, с ногой, – сказал он. – Иногда с тобой на дело идут такие горячие головы, что их не удержать.

Можно было подумать, он никогда в жизни не имел дела с горячими головами, притом что он сам – худшая из них.

– Значит, это всё произошло при тебе?

– К счастью, – сказал Поли и посмотрел на меня так, будто ожидал похвалы за это. – Я сделал для него всё, что мог, но приказы приходится выполнять.

– И кто отдаёт тебе эти приказы? Дядя Алисий? Ведь здесь же нет настоящего колонелло, для которого ты играешь в солдатики.

– В солдатики? – Это слово он почти выкрикнул и чуть не набросился на меня, но тут же взял себя в руки, потому что все повернули головы в нашу сторону. – Я тебе это позже объясню, – сказал он, – сейчас не самый удобный момент.

Мне было всё равно, удобный ли для этого момент, я хотел знать, что с Гени.

– Идём, – сказал Поли.

На краю прогалины, в прилегающем лесу, был построен из брёвен и веток сарай сродни давней времянке Полубородого, только просторнее. Поли завёл меня внутрь, хлопнул по спине, так что было не понять, то ли это дружеское ободрение, то ли толчок в спину, и оставил одного. В сарай попадало мало света, да к тому же в воздухе висел дым от костра. Глаза не сразу привыкли к полутьме, и только потом я увидел Гени, он сидел на земле, вытянув здоровую ногу. Даже соломенного тюфяка ему не подложили. У меня брызнули слёзы облегчения, я бросился к нему, присел на корточки и хотел обнять. Но Гени отстранил меня, не потому, что был мне не рад, а потому, что я больно придавил ему руку.

– Полубородый её уже вправил, – сказал он, – но боль проходит не так скоро.

– Полубородый тоже здесь? – удивился я, и Гени кивнул, но так, что было заметно: он не рад этому. – Я неправильно оценил этого человека, – сказал он. – Я вообще всё сделал неправильно. Лучше бы правитель послал сюда Придурка Верни вместо меня, от того больше проку было бы.

Я ещё никогда не видел Гени таким сокрушённым. Мне впервые показалось, что он стал старым, не просто старше меня, а по-настоящему старым.

– Я нашёл твою ногу, – сказал я, и он ответил:

– Отдай её ребятишкам на игры. Я её не заслуживаю.

Мне стало страшно, что он впал в такие чёрные мысли, такое было совсем не в его характере. Поначалу он ничего не хотел рассказывать, мол, это теперь не имеет никакого значения, но потом всё-таки сделал это. На него напали, когда он шёл из дома вниз, в деревню, он даже не заметил приближения этих людей, старательно следя за каждым своим шагом по крутой дорожке.

– Там много кустов вдоль дорожки, за ними легко спрятаться, – сказал Гени. – И в падении я вывихнул плечо. Шестеро человек и Поли. Но он подошёл позднее, когда они принялись меня бить. Он, видимо, надеялся отсидеться в кустах, чтобы я не узнал, что он замешан в этой подлости. Но всё же, значит, не мог допустить, чтобы меня убили.

– Ты думаешь, они бы сделали это?

– Такой задачи им не ставили, но это сэкономило бы им работу, – сказал Гени. – А так им пришлось вести меня сюда, а это значило – тащить на себе, ведь я не мог идти достаточно быстро. Ногу они отцепили как лишний груз. И бросили её в кусты, а это для меня почти хуже того несчастного случая на лесоповале. Но и без ноги им всё ещё было тяжело, человек ведь громоздкая ноша. Только поначалу, когда у них ещё доставало сил, они втроём подняли меня, как охотничий трофей, и даже побежали бегом.