Полусвет

— Как тебе водичка? — голос Луговой разносился словно в другой реальности, — намоленная. Крещенская. Я то не верю, но вот ребята мои местами больно набожные. По всем службам, каждый праздник.

Кровь бурлила. Я буквально ощущала, как она ускорилась, разбрасывая так нужный сейчас адреналин. Луговая прекрасно знала, что рискует, но все равно злила меня. Да, ей и правда было уже плевать, что случится с ней.

Даже в пыточных были правила. И прежде всего они сохранялись ради безопасности допрашивающих.

Не видела я в жизни существа опаснее, чем раненый зверь загнанный в угол.

— Тепленькая, — скрип моего голоса слился воедино с треском натянутых цепей, — прямо как ты.

Я успела заметить только серебряный блеск креста, что обжег взгляд. Все же женщины — такие женщины. Луговая целилась мне в лицо явно желая с удовольствием насладиться зрелищем стекающей с моего черепа кожи.

Тяжелая дверь вылетела от какого-то нечеловеческого натиска, а пыточную мгновенно наполнили одетые в форму люди. Два крепких бойца похожих друг на друга как две капли воды, практически нежно подхватили Луговую под локти и потащили в сторону ее, в этом я уже не сомневалась, стола. Я видела их на фотографиях. Близнецы с наградами, что обнимали Луговую, будто собственную мать. Возможно, так оно и было. В их чертах явно было некое сходство, но не такое явное, чтобы без всяких сомнений говорить об их родстве.

В конце концов и мы с дядей были не так похожи.

Впервые за последнее время, на меня накатила тоска. Луговую успокаивали нисколько не смущаясь моего постороннего присутствия. Близнецы так и стояли по обе стороны от нее, едва заметно поглаживая ее вмиг опустившиеся плечи. Какая-то девушка, внушительного роста и крупных форм, сидела на корточках, оперевшись на ее колени и что-то тихонько шептала, утирая непрошенные слезы на ее глазах.

Лишь парень в медицинском халате с круглыми очками в тонкой золотой оправе стоял поодаль, но неотрывно смотрел на Луговую и мялся на месте не зная, как ей помочь. Его глаза тоже были на мокром месте.

Обо мне все словно забыли.

Теперь ты по-настоящему одна.

Прилетевший мне на колени пакет с кровью испугал меня похлеще креста, что не так давно грозился не оставить от моего лица живого места. Я недоуменно уставилась на молодого мужчину, что остался стоять в дверном проеме.

Волна его лютой ненависти прошла через меня электрическим разрядом.

Несмотря на видимую усталость, он буквально был готов порвать меня на куски. Его волосы, пропитанные кровью и еще чем-то неприятным, свисали паклями на потемневшее, смутно знакомое мне лицо. Нет, не по фотографиям. Было похоже на то, что мы пересекались раньше.

Он однозначно узнал меня и понял, что я узнала его. Но этого его не смутило. Вдох дался мне слишком тяжело. Скорее всего когда-то мы работали вместе. Возможно даже он помогал нам с Вагнером. Я помнила его взгляд, восторженный. Он верил в наши идеи, верил в то, что у меня получится.

Что он должен был увидеть, чтобы едва сдерживаться от того, чтобы не кинуться на меня?

Он все еще часто дышал, а его сердце колотилось, но не от страха.

Очень быстро бежал. И, когда увидел выбитую дверь, видимо сам не определился, зачем.

Его кадык дернулся судорожно, рефлекторно. Он пытался сдержать эмоции, которые сейчас не хотел показывать. Он пытался быть сильным, но уголки его глаз предательски блестели.

Похоже, я первая узнала новость, которую всем остальным еще предстояло узнать.

Все цепи были на месте, поэтому я не могла ни взять пакет, ни истерично скинуть его с колен. Но все это сейчас было бы абсолютно бестолку.

Мои губы затряслись сами, когда мужчина моргнул, отводя от меня взгляд.

Девушка, заметив своего товарища, поднялась с колен, а Луговая немигающим взглядом уставилась на него. Во взгляде всех в этой комнате на секунду зависла надежда.

Я готова была завыть.

Все происходящее перестало казаться абсурдом. Собственная боль вдруг растворилась и стала какой-то чужой. Далекой и незнакомой.

Все ждали, что скажет мужчина.

А я очень хотела, чтобы он не открывал рта.

— Вампир мертв, — всем, кажется, было все равно, — Володя и Боря, — голос мужчины надломился, а Луговая, что только секунду назад подскочила со своего места, поползла вниз, — Ринат в коме, но парни. Виктория Ивановна, Док сделал все, что мог, но там уже просто нечего было…

Парнишка в белом халате медленно снял очки и вцепился пальцами в волосы. Он отвернулся к стене и, не справившись с накатившими на него эмоциями уткнулся в нее лбом. Никому не было видно, но я слышала его беззвучные рыдания, что сотрясали убивающую все живое тишину.

Видимо, он был еще совсем новеньким в рядах.

Все молчали. Я ждала, что Луговая сорвется с места, бросится на меня. Я ждала, что парни за ее спинами вытащат автоматы и очередями разорвут мое тело. Я ждала, что девушка, что сейчас повесила голову, кинется вперед в вцепится пальцами мне в глаза.

Я ждала, что Андрей, стоящий в дверях и так восхищающийся трудами моего отца в юности, схватит чертову бутылку с водой и окатит меня с ног до головы.

Я ждала всего этого, потому что сама бы сделала именно так.

Но в мои времена не было перемирия.

А в их были. И хотя оно висело на волоске, их долгом было его сохранить.

— Дина, мы поможем, — подхватив девушку за руку, безжизненно сказала Луговая, — я, отец. Мы внуков не оставим, ты можешь не переживать. Управимся как-нибудь. К нам переедете…

Девушка сорвалась с места, давясь судорожными всхлипами и чуть ли не сбив Андрея с ног, вылетела за дверь.

— Ты сядь, Андрюш, — внезапно продолжила Луговая, — в ногах правды нет. Некуда нам спешить больше. Мне тоже сейчас некуда. Сыновья мои все отмучились, а племянник выкарабкается, Ничем мы ему не поможем сейчас, — Луговая посмотрела меня, — Ты, Сим, Андрея же вспомнила, да?

Я кивнула, не решаясь открыть рта. Спазм сжал мое горло. Страх, ненависть, боль. Все смешалось и окаменело, не давая мне и шанса на амнистию.

Почему-то я была уверена — сейчас я слушала обвинение страшнее которого никогда больше не услышу.

И его дадут не они мне.

Его прямо сейчас сама себя зачитывала я сама.

А Луговая, внезапно, улыбнулась.

— А меня уж наверно и не вспомнишь.

Луговая, порыскав вокруг, откуда-то вытащила пачку сигарет и, трясущимися пальцами достав одну, закурила от молчаливо поданного ей огонька.

— Ох, Жаров, отец твой, в молодости какой был. Первый парень на деревне. Язва только, ты вся в него, конечно. Влюблена я в него была, как кошка. Но куда там, он от своей ненаглядной и шага не ступал, — Луговая затянулась и закашлялась, выпуская в воздух рваные клубы дыма, — гадость какая, редкостная. Это отец твой приучил. Баловался. Мы то дружили крепко, пока он с вампирами не стал эксперименты ставить. И с дядькой твоим. Ты тогда родилась, помню, и мы с мальчиками приезжали смотреть. Маленькая такая, ой, в чем жизнь то держалась. Володьке тогда лет пять было, а Борьке только два годика исполнилось. Но он хоть и помельче был — сразу, всегда первый во всем. Тебе пеленать начали, Володька то ко мне поближе прижался, а Борька вперед. Рассматривал все тебя, какие пальчики, носик какой. А потом бац — и на руки попросил. Хотел лялечку больно подержать.