Понятие Власти

«Базис» Государства есть в то же самое время и «базис» политической Власти: это оно ее «содержит» и «осуществляет», в нем и через него Власть реальна (деятельна). Эта реальная политическая Власть либо автономна, либо зависима. В первом случае это – Власть Вождя Государства (индивидуального или коллективного); во втором случае она представляет собой Власть Чиновника (индивидуального или коллективного), который осуществляет свою Власть в зависимости от Власти Вождя.

Если длительность Власти Государства, в принципе, неограниченна, то его «базис» всегда конечен. Поэтому Власть должна передаваться от одного «носителя» к другому: такова, собственно говоря, указанная проблема Передачи политической Власти (2, a). Но существует и близкая ей проблема передачи Власти от Вождя к Чиновнику, где передача определяет природу зависимой Власти по отношению к Власти автономной (2, b).

Власть Государства едина, поскольку едино Государство. Напротив, «носитель» может быть индивидуальным или коллективным. Так появляется проблема распределения Власти между составляющими элементами «базиса», равно как и вопрос о том, должен ли он быть множественным (коллективным) (1, b). Однако, если Власть Государства всегда едина, она совсем не обязательно проста: так было бы лишь в случае, когда она принадлежала бы только одному «чистому» типу Власти. Если же Власть Государства объединяет несколько «чистых» типов (а то и все четыре), можно задаться вопросом: должны ли все составляющие элементы иметь тот же самый «базис», или лучше «реализовывать» эти элементы по отдельности (быть может, группируя некоторые из них). Собственно говоря, это и есть проблема разделения Власти («разделения властей»). С нее мы и начнем (1, a).

1. Разделение Власти

a) Мы не в состоянии проводить здесь историческое исследование политической Власти. Мы довольствуемся кратким анализом «нынешней» ситуации.

Примечание. Кажется, по ходу истории встречались политические Власти, т. е. Государства, которые реализовывали лишь один «чистый» тип Власти. Жестокие конфликты между Властью семьи (тип «Отца») и Властью Государства, обнаруживаемые нами в великих греческих трагедиях, вероятно, показывают что первоначально существовали два противоположных типа Государства: Государство-семья или Государство-клан с Властью О – (С, В) или О – (В, С) и Государство в более современном смысле слова типа Власти Г – (В, С), Г – (С, В), либо В – (С, Г) или даже В – (Г, С). Вполне возможно, что проводившееся греками различие между режимами «тирании» и «свободы» (едва формулируемое и плохо понимаемое ныне) есть именно оппозиция между типами Г – и В –. Однако мы не можем задерживаться на вопросах такого рода.

Для средневековой теории (которая, впрочем, никогда целиком не осуществлялась), всякая Власть проистекает от божественной Власти. В частности, глава государства является просто Чиновником Бога. Божественная Власть соединяет в себе все четыре «чистых» типа Власти – Бог выступает как Отец, Вождь, Господин и Судья в одно и те же время. Он передает все эти начала своему Чиновнику. Более того, Бог есть одна-единственная личность, а потому он передает свою Власть одному Чиновнику, объединяя в нем все четыре типа Власти. («Первый» Чиновник был назначен Богом; будучи таким образом порожденной, его Власть передается затем по наследству, что же касается служащих этого «первого» Чиновника Бога, то она порождается и передается по назначению этим последним.) Эта теория осложнялась тем, что Бог назначил двух Чиновников: один был по необходимости индивидуальным (Папа, глава в принципе универсальной Церкви), другой мог быть как индивидуальным (Император в принципе универсальной Империи), так и коллективным (короли разных наций и т. п.). Даже не принимая во внимание все колебания, вызванные последним затруднением, следует сказать, что схоластическая теория так никогда и не смогла четко и ясно определить отношения между этими двумя Чиновниками и природой Власти того и другого. Иными словами, Средние века не могли (или не хотели) четко различать «область» религии и «область» политики. Эти трудности были ликвидированы теорией, изгнавшей церковного Чиновника, – такова теория Абсолютизма. Проблема источника Власти в ней довольно туманна, зато в ней ясным образом соединяются все четыре типа Власти – соединяются в одной личности (Монарх). Затем последовали «конституционные» теории, утверждающие распределение политической Власти между несколькими независимыми «носителями». Так возникает принцип (и проблема) «разделения властей» (популярной ее сделал Монтескье) – она служит фундаментом современных «демократий» (и подвергалась ожесточенной критике Руссо!).

Обсудим теперь кратко эту теорию, которая господствовала в политической мысли вплоть до последнего времени.

Заметим для начала, что эта теория различает лишь три «власти». Судебная власть очевидным образом соответствует авторитету Судьи. Законодательная власть соотносится с авторитетом Вождя – у него «инициатива», он предлагает «проекты» решений по поводу будущего. Исполнительная власть связана с авторитетом Господина: она осуществляется в настоящем, она, по преимуществу, есть «действие», она требует от своего представителя полной «самоотдачи», подчинения всего, вплоть до самой жизни, Государству, т. е. чему-то по самой своей сущности не биологическому. Иначе говоря, эта теория безапелляционно изгоняет из политической Власти четвертый составляющий элемент, а именно Власть Отца. Подобная ампутация имела в виду схоластическую и абсолютистскую теорию. Можно даже сказать, что политическая Власть тем самым распадается или раскалывается («разделяется») – именно по причине этой ампутации.

Здесь все имеет значение: и то, что произошла ампутация, и то, что ампутированным членом была именно Власть Отца, и то, что эта ампутация произошла скрытно, т. е. бессознательно. Власть Отца означает «традицию», определенность прошлым, «реальное присутствие» Прошлого в Настоящем. Подавление Власти Отца тем самым обладает откровенно «революционным» характером: «конституционная» теория рождается из духа бунта и революции; и она порождает революцию («буржуазную») по мере своей реализации.

Примечание. Эта теория и предполагаемая, порождаемая ею Революция являются «буржуазными»: Буржуа желает позабыть свое «низкое» происхождение «мещанина», он – бессознательно – отрицает свое «постыдное» прошлое. Отсюда проистекает неосознаваемость упразднения Власти Отца. Когда Буржуа гордится своим прошлым и берет его за образец, он не является революционером. Он становится таковым только в противостоянии с дворянином. Самой этой оппозицией он признает исключительную ценность дворянства, поскольку не видит способа с ним сосуществования. Он видит именно ценность, поскольку сам желает занять место дворянина. Тем самым он бессознательно отрицает буржуазные ценности, т. е. свое буржуазное прошлое, которое и в собственных глазах предстает как простонародное, «мещанское». Только тогда он делается «конституционалистом», т. е. требует разделения властей, каковых он находит только три, – тем самым он и становится революционером.

Настоящее, лишенное Прошлого, является, однако, человеческим, т. е. историческим и политическим, лишь настолько, насколько оно предполагает Будущее (иначе это Настоящее животного). Будущее же представлено Властью Вождя – той Властью, которая относится к «проектам», выходящим за пределы данного, к тому, что является не простыми следствиями данного, виртуально уже в нем присутствующими. После ампутации «Отца» Политическая Власть по необходимости оказывается (чтобы вообще оставаться политической) прежде всего Властью Вождя типа В – (Г, С) или В – (С, Г), Так «конституционная» теория с ее «революционной» буржуазной реализацией неизбежно завершается «Диктатурой» какого-нибудь Наполеона или Гитлера. Но так как лишенное прошлого Настоящее с необходимостью предполагает Будущее (чтобы оставаться человеческим или политическим), то Вождь-Диктатор всегда должен представлять «революционный проект» в процессе его осуществления. Так логичным завершением «конституционной» теории какого-нибудь Монтескье оказывается теория «перманентной революции» какого-нибудь Троцкого.

Примечание о событиях 1848 г. (во Франции). «Буржуазный» период можно символически поместить между 1789 и 1940 гг. 1789-1848-это «буржуазная революция», 1848-1948-период «доминирования буржуазии». В «революционный» период Буржуазия обращается против Прошлого и нацелена на Будущее. Так, имея опору в Будущем, она могла трансцендировать Настоящее и со стороны Прошлого: отрицая ближайшее Прошлое «старого порядка», она смогла – или хотя бы стремилась – принять детерминацию историческим. прошлым. Однако в 1848 г. на Будущее притязал уже другой «класс»; точнее, Будущее вмешивалось в Настоящее в форме «революционного проекта», который был уже иным, чем «проект» 89 г. Буржуазия, сотворенная как политическая Власть «проектом» 89 г., не приняла «проект» 48 г. и вступила с ним в борьбу. Начиная с этой вещей даты, она обратилась не только против Прошлого, но и против Будущего, живя только Настоящим. Только теперь она сделалась реальным настоящим: лишь с 48 г. она стала тем, что она есть, осталась одна и в оппозиции всему тому, чем она не являлась. «Буржуазный дух» родился в 1848 г. Вместе с отрицанием Будущего она порвала и с любым Прошлым. Реально для нее только Настоящее, она реализует себя как таковая – наступил период ее доминирования. Однако Настоящее без Будущего и без Прошлого есть «природное» настоящее – не человеческое, не историческое, не политическое. Господство Буржуазии означало прогрессирующее исчезновение политической реальности как таковой, т. е. Власти или Авторитета Государства: в жизни преобладает животная сторона, вопросы пропитания и сексуальности. Человеческое сохраняется там, где обнаруживаются остатки трансценденции Настоящего хоть в Прошлое, хоть в Будущее; только эти вовлеченные в Настоящее Прошлое и Будущее не обладают активной ценностью, они «не актуальны», они присутствуют «виртуально», «идеально» или «идейно», «эстетически» или «артистически». Традиция прозябает в форме «Романтизма», а Революция – в форме «футуризма»; «классицистское» Настоящее лишено собственного движущего начала, оно безжизненно. А потому нет и буржуазного «Классицизма».

Примечание о Традиции. Любая Традиция в истинном смысле слова, т. е. обладающая политической ценностью и реальностью, по необходимости является устной или зрелищной, но во всяком случае непосредственной. Написанное по природе своей отрывается от материального носителя и от автора, который когда-то его зафиксировал. Представленное только текстом прошлое не есть для меня мое прошлое: мне слишком легко «утратить интерес» – помещенное в книгу прошлое моей страны не так уж отлично, например, от прошлого Китая; я могу смотреть на все эти тексты вместе, могу обсуждать изложенные в них теории так, словно они вообще вне времени. Поэтому события 48 г., разрушая политическую связь с Прошлым, должны были затронуть прежде всего устную традицию: именно она отсутствует в период господства буржуазии.

Можно также сказать, что Власть Отца укоренена в Деревне, тогда как Город склонен ее «не признавать», т. е. ее разрушать. Деревня жива «длительностью», Город «проводит время». Длительность – это тотальность времени, не один лишь его «миг», а потому она с необходимостью предполагает Прошлое: бегущее «мгновение» длится и существует через Прошлое и благодаря Прошлому. Переход, течение времени, напротив, вызывается давлением Будущего: Настоящее «активно», «заразительно», «актуально» именно in statu nascendi. Поэтому Город склонен забывать Прошлое, думая о Будущем, которое «актуализирует» мгновенное Настоящее, тогда как Деревня переживает длительность Настоящего, проецируя его на Прошлое (цикличное возвращение сезонов и т. п.). Иначе говоря, Деревня естественным образом склонна признавать Власть Отца, тогда как Город охотнее признает Власть Вождя, исключающую начало «Отца» и ему противостоящую. «Конституционная» теория с ее ампутированной «властью» (а потому разделенной) и политическая реализация этой теории предполагают гегемонию Города над Деревней; и теория, и реальность здесь исключительно городские.